Встречи на берегах Ёдогавы

…Погода явно начинает портиться. Заморосил мелкий дождь. А мы даже не выехали за пределы Осака. По данным метеосводки, ожидается тайфун, и сегодня — первый день его приближения. Первый из трех. Сначала мелкий дождь, а через три дня ураганные вихри могут срывать крыши с домов и ломать деревья. Ну что ж, посмотрим, такого мне еще не приходилось видеть, хотя я и пересекал Японию от Токио до крайнего севера.

Тучи сгущаются. Мы с трудом выбираемся из Осака и едем дальше на юг. Верить в это приходится на слово: пригорода в нашем представлении нет и нет, вокруг тянутся дома городского типа. Юг Японии заселен густо, не то что северный остров Хоккайдо.

«Идзумиоцу славится производством шерсти», — читаю в путеводителе, а мимо проносятся всё новые промышленные центры. Что это? У каменных перил на повороте дороги под проливным дождем стоит с поднятой рукой полицейский. «Андзэн дайити!» — «Безопасность прежде всего!» Этот призыв я видел на сталелитейных заводах в Муроране, на бакелитовых предприятиях компании «Сумитомо», на строительстве ЭКСПО-70. Об этом же безмолвно напоминает фигура полицейского… из цемента. На опасных участках пути в Идзумиоцу денно и нощно дежурят эти фигуры, искусно имитирующие живых людей.

В городе Сакаи дорога идет по старому побережью океана, точнее, Осакского залива, почти вплотную к воде. Теперь океан плещется справа от нас на расстоянии километра. Его «отодвинули»: засыпали часть залива, залили бетоном и асфальтом и на отвоеванном участке суши воздвигли огромный нефтекомбинат.

У города Сакаи своя, как отмечают местные патриоты, «длинная славная история». Еще в XV в. это был крупный торговый порт страны, экономический и культурный центр. Сейчас в нем насчитывается свыше пятидесяти пяти тысяч жителей.

Приморские промышленные районы Сакаи и Сэмбоку отвоеваны у Осакского залива. Здесь сосредоточено более семидесяти предприятий тяжелой и химической индустрии, экспортирующих продукцию за границу. Появление этих районов — одна из попыток решить проблему перенаселенности, дефицита жилья и строительных площадок для заводов и фабрик. Проблема рождена чрезмерной индустриализацией Осака, что, в свою очередь, объясняется не только выгодным расположением города на берегу залива в центре страны, но и нежеланием вкладывать капиталы в другие, удаленные и малоосвоенные районы Японии.

В восточной части Сакаи расположен знаменитый мавзолей девятнадцатого императора, Нинтоку. По занимаемой площади эта гробница, сооруженная в V в., считается крупнейшей в мире. Даже самая большая египетская пирамида превосходит ее только по высоте. Три широких рва, заполненных водой, окружают мавзолей Нинтоку.

Идзумисано — последний городок на юге Осакской области. Залив переходит в пролив Кии, где начинается Тихий океан.

Перед нами город Вакаяма, столица префектуры того же названия. Словно городские ворота — река Кинокава, впадающая в океан. На высоком холме гордо возвышается замок. Он был уничтожен во время войны, но отстроен заново. По краю крыши изваяния дельфинов, символ того, что есть вода и пожаров можно не опасаться.

Дыхание океана становится все ощутимее, океанские дали — все неогляднее. Но вот исчезает водная гладь, ее заслоняют горы. Машина с разбега ныряет в тоннель — минута, другая. Тоннель кажется бесконечным, за поворотом — другой тоннель. Потом еще и еще… «Не город в горах, а горы в городе» — можно сказать о Вакаяма. Город рядом, рукой подать, но путь к нему долгий, извилистый. Машина то мчится по мосту над широким устьем реки Кинокава, то снова влетает в один из десяти тоннелей. Видны то корабли на рейде, то замок на высоком холме с дельфинами на островерхой крыше, стерегущими древний дворец от пожаров.

Как и в других местах Японии, здесь нет четкой границы между городами. Незаметно прорезав насквозь Вакаяму, мы очутились в Арита, раскинувшемся на гористом побережье Тихого океана. Внимание привлекает мелкий кустарник с густой «чайной» листвой, который, как зеленым туманом, окутывает горы. Мандарины! Да, знаменитые на всю страну мандарины. Город мандариновых плантаций.

Было три часа дня, когда после заезда в помещение профсоюза осакских таксистов и небольшой остановки в придорожной гостинице, где мы ели итальянские макароны, вошедшие в моду после войны, машина подъехала к конечному пункту нашего путешествия.

Если есть на земле райские уголки, то в одном из них, несомненно, обитает Таки Сигэру.

Кажется, не было ни дождя, ни чада, ни бесконечных переездов и дорожных заторов, ни монотонных индустриальных пейзажей, ни ста километров пути в течение пяти с половиной часов. Настолько резко контрастирует со всем этим утонченная красота и изящество жилища профессора Таки. Типично японский микросадик, окружающий деревянный дом с раздвижными стенами, декоративные низкорослые сосны, дорожка из редко разбросанных крупных камней, два маленьких пруда с карпами…

У калитки нас радушно встречает хозяин. Одет он по-европейски: серые брюки, серая рубашка-безрукавка. В этом же костюме он приходил к нам в Советский павильон, но тогда не было домашних шлепанцев на босу ногу, а сейчас нет в руках большой суковатой палки (профессор прихрамывает).

Пока хозяйка хлопочет в соседней комнате (ее хлопоты видны нам сквозь густую сетчатую штору, которой задернута раздвижная стена), я, не теряя времени, распаковываю магнитофон. Женя Ильин щелкает фотоаппаратом и, наконец, не выдержав, усаживается рядом с хозяином. Теперь уже снимаю я.

Комната, в которой работает поэт. На полу шумит вентилятор, хотя окна и двери распахнуты. У окна маленькое пианино — играет жена. Букет цветов, кукла под стеклянным колпаком, репродукция «Рукй бога» Огюста Родена, купленная в Париже, в Лувре О путешествии Таки Сигэру в Европу летом прошлого года рассказывает красочный фотоальбом, «изданный» заботами сопровождавшей его супруги. Тогда-то, по дороге в Париж, он впервые увидел и Москву.

Роден дорог и близок сердцу поэта. Теперь мне ясно, почему посетители Советского павильона подолгу останавливались у скульптуры Мухиной «Жатва» — японцы, восхищающиеся Роденом столь же неистово, как Достоевским или Чайковским, находили в ней сходство с творениями великого ваятеля. Роден в Японии — бог. Его изучают, ему подражают. В Токио есть его музей.

В Хигаси-мати, где располагался иностранный персонал ЭКСПО-70, мы каждый день, идя на работу, видели у сквера статую обнаженной женщины — подражание Родену.

Не менее популярны в Японии французские импрессионисты, особенно Матисс — кумир здешних художников. Вглядываюсь в картину, висящую рядом с репродукцией Родена, узнаю Клода Моне — морской пейзаж с кораблем, копия. На другой стене — картина, выполненная маслом. Очень знакомый вид: Аритагава, впадающая в океан. Эта речка рядом, вон за той школой, что виднеется из окна метрах в двухстах. Устье Аритагава, славящейся форелью, изобразил на полотне художник из Миносима — Маруяма Кэйдзо, живописец-любитель.