Встречи на ветру
Шрифт:
Мне никак не удается отучить Тоню от простолюдинного языка. Я тоже не училась в институте благородных девиц, но к родному языку отношусь строго. К слову скажу: месяц назад я поступила на курсы английского языка. Преподаватель говорит, что у меня хорошие задатки к изучению иностранных языков: «У вас, – говорит он, – отличный языковый слух», и порекомендовал дополнительно брать уроки французского языка. Посмотрим, может быть, и приму его совет.
– Строгают доски, а бутерброды просто делают, – заметила я и получила ответ:
– Я университетов не кончала.
Спорить с ней бесполезно.
Спуская мальпост по лестнице, вспомнила Павла. Он стал бы хорошим отцом. Придет
В планах у нас с Антониной добраться до Приморского парка Победы и там выйти на берег залива. Ребенок подышит морским воздухом, а мы с Тоней позагораем. Свой отпуск в июле я уже согласовала с председателем облсовпрофа, а Антонина согласилась побыть с Толей на даче у моей подруги.
Трамвай полупуст, и мы с коляской расположились посреди вагона. Не трястись же на задней площадке! Тем более что там обычно ездят пассажиры с собаками. Я к собакам отношусь хорошо, но моему сыну их глисты ни к чему.
– Ира, – говорит Антонина, когда мы уже проехали три остановки, – мы питье забыли. – Она приготовила морс и чай.
– Не возвращаться же, – отвечаю я и тут жалею, что не вызвала служебную машину: пожалела Виктора. Были мы на машине, развернулись бы тут же. Трамвай не развернешь.
– Не горюй, – утешаю я мою подругу. Интересный факт: не было у меня школьных подруг, не было их и позже, а на заводе они появились: Антонина и Клеопатра.
Несколько слов о нашей Клео – так она просила её называть. Она нашла-таки себе достойную пару, молодого, моложе её на три года, человека из группы представителей заказчика – к тому времени военпредставителей стали называть так – и уехала с ним к новому месту службы, в Тюратам. Это наш космодром «Байконур». В последнем письме она сообщила, что беременна и скоро им с Кириллом предоставят двухкомнатную квартиру. Я по-хорошему ей позавидовала.
– А чего горевать-то? Мальчик от жажды изойдет.
Вижу, что Тоня очень расстроена и утешаю её:
– Купим лимонаду.
Как рассерчала подруга!
– Хочешь отравить мальчика? Сама пей эти ситро.
– Что ты предлагаешь?
Сын проснулся.
– Вот и малец возражает.
– Пойдем в ресторан и попросим чаю.
– Богатая, да?
– Не богатая, а на сына денег не пожалею.
Нашу перепалку услышал пассажир, что сидит позади.
– Женщины, о чем спорите? Я еду на работу как раз в ресторан, обеспечу вас и чаем, и минеральной водой.
– Он обеспечит, – недовольно говорит Антонина, – по ресторанным ценам.
– Специально для вас сделаю скидку. – Я оборачиваюсь, мне в глаза смотрит мужчина моего возраста, но абсолютно лысый. – У нас в «Востоке» я не последний человек.
Не понимаю, что меня подвигло, но я представилась:
– Ирина Тиунова, – и руку протягиваю. Краем глаза вижу, как моя Антонина даже привстала с места, а Толик замолчал.
– Переверзев Прокл. – Он тоже привстал и крепко жмет мне руку.
Стоп, машина! Сколько времени я не имела близости с мужчинами? Ровно год. Тогда я поддалась уговорам Павла и легла с ним, хотя была на четвертом месяце беременности. Где-то я прочла, что долгое воздержание так же вредно для женщин, как и для мужчин. Нарушается баланс какого-то гормона, и велика опасность заболеть раком матки или молочной железы. Получается, мой организм помимо моей воли толкает меня в объятия этого мужчины. А чем он хуже других? С виду здоров, а если приглядеться, то не лыс он, а наголо брит.
– Сын? – Я киваю, неотрывно смотрю ему в глаза. – А что же папа не с Вами?
– Сирота он у нас, – за меня отвечает Антонина.
– Сочувствую. – Я ему верю, говорит
искренне. – Я тоже сирота. Моих родителей осудили по делу врачей, и меня воспитывала тётка.– Расстреляли? – ужасается Антонина.
– Нет. Отец умер в камере предварительного заключения, а мама уже на свободе. Сердце отказало, хотя сама была врач-кардиолог. Следующая – моя остановка. Погуляете, и обязательно прошу ко мне. Спросите заместителя директора. Имя и фамилию знаете. – Прокл жмет нам руки и по-мальчишески выскакивает из вагона. В окно мне видна его спортивная фигура и обаятельная улыбка. Я покорена.
– Ну и прохвост. – Такова реакция Антонины: у неё все мужчины чуть красивее гамадрила прохвосты. – Ишь как он на тебя смотрел. Дитя бы постеснялся.
– Завидно, подруга? – люблю подшутить над подругой.
– Ещё чего! Лысый и, наверное, извращенец. – Антонина начиталась американских книг.
– Приехали, помоги вытащить коляску.
Мне не хочется больше говорить о Прокле. Переверзев – до чего знакомая фамилия! Антонину не спросишь. Моя подруга удивительный человек. Она постоянно намекает, что мало образованна, но на самом деле Тоня – очень начитанный человек, много смотрит кино и знает почти всех наших киноактеров, посещает она и театры, особенно ей по вкусу спектакли в театре комедии, что рядом с гастрономом «Елисеевский», и театре оперетты. Частенько, придя домой, я слышала её голос: «Да, я шут» и так далее из оперетты «Мистер Икс».
Она сама напомнила мне, кто носит такую же фамилию.
– Это надо же, – говорит Антонина, держась за ручку коляски. – Этот прохвост носит такую же фамилию, как народный артист. Лауреат Сталинской премии, кстати.
Я молчу.
Вдвоем мы спустили Анатолия с коляской на проезжую часть, и я уже хотела катить её к тротуару, как справа взвизгнули тормоза.
Антонина разразилась отборным матом. Привести её речь мне не представляется возможным, а смысл передам: тот, кто управлял машиной, по её мнению, был произведен на свет не традиционным методом, а сам он должен пойти к его матери, которая, естественно, лишена девственности.
Мужчина выскочил из пикапа «москвич», так называемого «каблучка», растопырив ноги, начал махать руками, будто отмахивался от роя пчел.
Пока они обменивались любезностями, я успела докатить коляску до поребрика. Все-таки чудный у меня ребёнок: ни разу по-настоящему не заплакал. Вкатила коляску на тротуар и обернулась, чтобы посмотреть, как развиваются события у трамвая. Что же вижу? Стоят недавние враги и мило беседуют. Антонина улыбается и ручками сучит, а шофер машины, что нас с Толиком чуть не сбил, рядом стоит, перетаптывается так, как будто ему в штаны углей положили. Разговор у них, судя по выражению их лиц, вполне мирный. Она, Антонина, что, совсем голову потеряла? Обо мне напрочь позабыла? Сейчас я ей о нас напомню: вспомнила детство мое беззаботное, сунула два пальца в рот и свистнула. Толик проснулся. Мой свист шпанский и плач ребенка отвлекли парочку от любезностей. Антонина – о боги! – чмокнула мужчину, которого минуту назад ругала почем зря в щечку и потрусила к нам.
– Чего стоишь, мамаша? – с атаки на меня начала она. – Ребёнок плачем заходится, а она любопытствует.
Честное слово, я на неё не сержусь. Пока она живет у меня, она так навострилась ухаживать за малышом, что другая родная мать позавидует. В руках Антонины Анатолий замолчал.
– Кати таратайку, – так подруга обозвала мальпост. – Мы с Толиком пешком пойдем. Спокойнее будет. – Тоня говорит ворчливо, но я-то вижу, что она в хорошем настроении, можно назвать его лирическим. Интересно, чем этот шофёр покорил суровую мою подругу?