Встретимся в декабре
Шрифт:
— Бабуль, — Полина выходит в коридор и настороженно, на столько, на сколько могут быть чувствительны дети, оглядывает нас, — Я готова. Ты мне поможешь обуться?
— Я помогу, — первая прихожу в себя и нахожу силы улыбнуться девочке, — А вы пока одевайтесь, — киваю головой женщине, сажаю снежинку на пуфик и заговорщицки интересуюсь, — И курточку? — Поля кивает головой.
— Только замочек вставить…
— А дальше ты сама, — подмигиваю ей, — Я помню. Поля, ты не против, если я поеду с вами к папе в больницу?
— Нет, — девочка застегивает курточку и берет меня за руку, — Ты ему понравишься, я вас познакомлю, — серьезно отвечает ребёнок, снова разрывная мое сердце на полярные эмоции.
— Едем? —
— Вызвать такси? Сейчас немного пробок, — я достаю из кармана телефон.
— Нет, я вожу машину, — дама демонстрирует мне брелок сигнализации на ладони.
— Вы уверены, что можете? — осторожно интересуюсь.
— Да, — уголки ее губ дергаются вверх, — Я в порядке. Ко всему привыкаешь, Сашенька, а я пока ещё очень сильная.
Александра 15
О том, чтобы пройти в палату к Игнату не может быть и речи. Сейчас у него мама, жена, Борис и ещё мужчина с женщиной, которых я не знаю. Мы с Полиной сидим в детской комнате возле ресепшн. Подол голубой шубы истерзан моими нервными пальцами, скрупулёзно, по одной, вытаскивающими нитки из подкладки. Украдкой от девочки набираю номер Дениса, но его телефон недоступен. Малышка таскает мне разные настольные игры, объясняя правила. Я искренне стараюсь вовлечься в игру, пытаюсь убедить себя, что сделала для Игната все, что могла и даже больше, что не имею никакого морально права сейчас стоять там, с его родными, вмешиваться и принимать решение о судьбе, но мысли упорно прокручивают наши диалоги, наши встречи. И какая-то часть меня категорически не согласна с тем, что я ему чужая.
— Полина, я отойду в туалет, — беру пульт от телевизора, включаю ей мультики, — Не будешь скучать? — она отрицательно мотает головой и забирается с ногами на диванчик, зависая глазами на экране, с первыми аккордами музыкальной заставки.
Плотно прикрываю за собой стеклянную дверь и подхожу к девушке-администратору.
— Здравствуйте! — она поднимает глаза от компьютера.
— Здравствуйте, — расцветает в услужливой улыбке, — Чем могу вам помочь?
— Подскажите, пожалуйста, где я сейчас могу найти Дениса Витальевича? — девушка на секунду задумывается, а потом без запинки отвечает.
— А его ещё нет, — щёлкает что-то на компьютере, — Вот, все верно. Дежурство с двадцати ноль ноль.
— Вы уверены? — меня начинает прошибать холодный пот и потряхивать, — Может быть, с ним можно связаться как-то ещё?
— К сожалению, личный номер я дать вам не могу, — она снова делает несколько щелчков клавишами ноутбука, — Я проверила. Его рабочий компьютер не в сети. У нас своя внутренняя сеть для обмена файлами.
— Спасибо… — в состоянии полной фрустрации отхожу от девушки и пытаюсь сообразить, как мне поступить дальше. Так, выходит, что Инга Ионовна сейчас с ними совсем одна, пытается отстоять сына. Наверно, я зря не попыталась рассказать ей, что знакома с Игнатом. Но как бы я это сделала при девочке? И как бы она поступила, узнав правду? Спокойно общалась с врагами родного ребёнка? Да любая нормальная мать попыталась бы закопать ползучих гадов на месте и собственноручно. Или просто посчитала бы меня сумасшедшей? Вот, это вероятнее. Ведь мой призрак больше не стоит за спиной, а у женщины больное сердце. Как бы она не храбрилась, нитроглицерин — это не витамины. Денис — тот человек, которому женщина смогла бы поверить, но куда он запропастился?
Заметив, что медсестра вставила в уши наушники, осторожно прохожу вдоль стены к лестнице на второй этаж. Я должна проверить кабинет Дениса, категорически не верю в то, что он отступил или спрятался. Стараясь не попасться никому из персонала на глаза, двигаюсь по коридору,
дохожу до заветной двери, дёргаю ручку… Она действительно заперта! Как это так вообще? Неожиданно слух улавливает громкий мужской шопот из-за соседней двери.— Ты, наверно, чего-то не догоняешь, Кристина? — слышу щелчок зажигалки и паузу глубокой затяжки, — Ты НИ-ЧЕ-ГО не можешь сделать, пока он жив. Ни развестись, ни уехать, ни вывезти дочь, ни использовать наследство. Да ты даже ни с кем спать не можешь, без почётного статуса проститутки. Тебя все будут гнобить и осуждать. Такой жизни себе хочешь? На, вот полюбуйся, сегодня прислали запрос на дополнительную комиссию, — слышу шелест бумаги, — Читай тебе говорю! Чего на меня уставилась? Ещё лет пять будешь сострадать ему.
— Боречка, сделай что-нибудь, — истеричный шопот начинает смешиваться со всхлипами, — Я всю оставшуюся жизнь мучаться не собираюсь. Сволоч он! Оооо, — она начинает подвывать, — Правильный, положительный. И замуж я тебя беру, и ребёнка хочу, а давай с тобой все обсудим, мы же семья — тьфу! Аж блевать охото, как от варёной сгущёнки. Ненавижу его. Всю жизнь мне сломал, а теперь ещё и себя решил на шею повесить.
— Ты тянула, святую из себя корчила, а я должен все разрулить? Да мне то что? Пусть лежит. На Мальдивы найду с кем слетать, пока ты в Москве будешь приобрети все оттенки слоновой кости, — какой кошмарный человек этот Борис!
Я плотнее вжимаюсь в нишу возле кабинета и зажимаю рукой рот, чтобы случайно не выдать себя дыханием или звуком. Он же издевается над женщиной. Она практически ничего не соображает, а только делает глубокие вздохи со всхлипами. Просто изощренное психологическое насилие, упавшее на плодородную почву.
— Я все сделаю, как ты скажешь, — снова громкий умоляющий шопот, — Только я так больше не хочу…
— Саша? — в конце коридора раздаётся уставший голос Инги Ионовны, — Вы меня ищете? Я уже закончила, пойдёмте, надо взять Полину и отвести к папе.
— Да… — произношу одними губами, киваю и сокращаю расстояние между нами, замедляясь на последних шагах.
Паника! На меня накатывает удушающее, давящее чувство. Хочется уснуть, проснуться и понять, что последняя неделя оказалась остросюжетным сном. Я не могу на яву переварить всю свалившуюся на меня информацию, не подавившись. Все это для меня слишком! Слишком грязно, слишком больно, нереально, будто всю предыдущую жизнь я жила в раковине, в тут показала голову, решила вдохнуть воздуха, и все посыпалось. Сейчас я должна быть очень убедительной и рассказать матери Игната правду. Просто потому, что она имеет право знать.
— Вам плохо, Саша? — женщина смотрит на меня с беспокойством, — Хотя чему я удивляюсь, с непривычки, здесь любому станет плохо. Пойдёмте, на ресепшн есть чай, — она подхватывает меня под локоть и ведёт к лестнице.
— Постойте, — еле шевелю пересохшим языком, — Я сейчас скажу странные вещи, но вы…, - мы делаем шаг в коридор и нос к носу сталкиваемся с девушкой администратором.
— Ну слава Богу, — она взмахивает руками, — Девочка там ваша Полина обрыдалась вся. Вышла из детской и никак успокоиться не может.
Мы с Ингой Ионовной, не сговариваясь и не дослушивая девушку, срываемся по коридору. Я первой подбегаю к Полине, сидящей за стойкой.
— Поленька, что случилось? — ребёнок всхлипывает и откидывает со щек прилипшие от слез волосы, пока я ощупываю ее руки и ноги на наличие травмы. Замечает бабушку, спрыгивает со стула и прижимается к ней, зарываясь носиком в живот.
— Пойдём маленький, — женщина подхватывает ее на руки, — Пойдём присядем, — мы возвращаемся в детскую комнату, администратор приносит чай и печенье, — Расскажи, что тебя расстроило, — допытывается от Полины, но та упорно молчит и глотает слёзы.