Встретимся в Эмпиреях

Замечаю, что плету настоящую околесицу, но это меня ничуть не смущает. Моя собеседница некоторое время обескураженно молчит.

— Ты думаешь, тебе идет все то, о чем ты говоришь? — задает Она вдруг простой, но если вдуматься, коварный вопрос.

— Я стремлюсь к тому, чтобы жить интенсивно, — гну свое, пытаясь внести побольше неразберихи в разговор.

— Для этого нужно быть с сумасшедшинкой в голове и в сердце, нужно уметь совершать безрассудные поступки.

— Это так, — с готовностью соглашаюсь я.

— А ты! Каким поступком можешь похвалиться ты?!

— Я…

— Ты даже не мог набраться смелости позвонить мне все это время. Просто набрать номер моего телефона и сказать «привет, как дела». Не продумывать каждое свое слово, а просто предложить встретиться. Провести время не с той фантастической интенсивностью, о какой ты только что бредил, а просто с какой умеешь. Просто.

Я даже не желал понимать, чем вызвал Ее на такую колючую откровенность, но Она была жутко права. Права в каждом своем слове.

— Зачем ты делаешь так, чтобы я чувствовал себя жалким? Больше, чем есть на самом деле… Это как всегда, не правда ли? — задаю дурацкий вопрос. Но после всего, что успел намолоть — какая, в сущности, разница…

— Мне нравится издеваться над тобой, — отвечает Она.

От Ее слов я готов расхохотаться и расплакаться одновременно. Тон голоса, с которым Она это сказала, был универсален: он подошел бы и к издевке, и к признанию, и просто шутовству. Ах эта не поддающаяся никаким объяснениям натура!

— Ты действительно думаешь, что я не способен на безрассудство?

— Да, я так думаю.

— Это довольно обидное для меня заявление.

— Ты взрослый мальчик. Выдержишь.

Минутная пауза в разговоре. Миллион противоречивых мыслей забиваются в голову. Мне уже самому странным образом невдомек, зачем все это выяснение отношений. Впрочем, ни в какой другой ситуации я уж точно не узнал бы о себе столько нового…

— Давай сегодня встретимся, — вконец зарапортовавшись, не слишком уверенно предлагаю я, а значит — лучше бы молчал.

— Сегодня — нет. Как-нибудь — может быть.

— Что ж… Тогда — пока?

— Пока.

Вот и поговорили!

Буквально тут же — хотя такое для меня очень несвойственно — я забылся глубоким сном.

Мне снился враг. Что за враг? какой природы? — объяснению не поддается. Враг-абстракция. Он убегал от меня, а я настигал и бил, не зная пощады. Словно очищался этой злостью, если можно такое вообразить. Вот выплесну всю, без остатка — и не будет больше ненависти ни к кому и ни к чему… уже никогда!

Только наступившее утро и пробуждение умерили мою неистовую горячность. Слух тревожили короткие гудки — рука все еще прижимала неповешенную телефонную трубку к затекшему уху.

«Не способен на безрассудство?..»

Поднявшись, подхожу к зеркалу и с угрюмым видом изучаю то, что оно мне показывает.

Выпускная пора. 3 июля

Медленно, но верно, как вода из неплотно завернутого крана, истекали последние задушевные денечки. Почему я называю их «последними задушевными»? Да просто потому, что в те дни мы еще могли позволить себе быть по-своему беспечными; чтобы эта беспечность не нарушала зыбкой гармонии нашего особого внутреннего состояния, равно как принимала временное перемирие с факторами внешними. Вихрь перемен, где-то блуждающий, не успел еще ворваться в наши жизни безоговорочно, и мы были рады тому, что с нами происходит, а выразиться точнее — рады, что пока не происходит ничего. Умы пребывали в своеобразной приятной спячке, которая, конечно же, не обещала продлиться вечно. Лишнее напоминание: совсем скоро нам предстоит проститься с училищем и его набившими оскомину порядками. Ни о чем жалеть в связи с этим не приходилось — приходилось размышлять: что же после?.. Вопросов назревало пугающее множество. Но точно не сегодня, не в этот вечер…

— Абориген, ты где? Ау!

Мы поднимаемся в наше пристанище в «недостройках» и зажигаем фонарь. В дальнем углу «залы» трепещущий кругляш света выхватывает из мрака заспанное лицо Аборигена. Своей угловатой походкой он направляется к нам. На лице расплывается уже привычная щербатая улыбка.

— Сегодня у тебя пир, Абориген, — говорит Демон, принимаясь распаковывать сумку с едой.

Выудив здоровый, упругий, так и просящийся на зуб батон сырокопченой колбасы, Демон подбрасывает его в воздух над нашими головами. Абориген, как заправский вратарь, ловит.

— А то ведь ты, Абориген, всю популяцию крыс истребишь в «недостройках», — громко смеется Слива, подмигивая.

Мы припозднились, уже стемнело. Но костер решили не разводить.

Слива и я приступили к смешиванию полусухого с фруктовой шипучкой — так, мы знали, получится и больше и вкуснее. Виктория занялась приготовлением легких закусок: всего по чуть-чуть, чтобы импровизированный стол не выглядел совсем уж голо (солидную часть съестного мы планировали оставить впрок Аборигену). Для Аборигена ко всему прочему принесли шерстяной свитер, брюки, смену белья и кое-что из обувки.

Демон в отличие от нас долго не мог найти себе достойного занятия, но вот вдруг сорвался с места, застелил досками следы былых костров под проломом в крыше, сверху разложил мягкие одеяла.

— Ложись-ка, — приглашает Викторию, указывая на творение своих рук.

— Зачем это? — не понимает Виктория и еле заметно краснеет.

Демон моментально оставляет ее в покое и опробывает ложе сам. Руки и ноги вольготно раскидываются в разные стороны, млеющий взгляд устремлен в небо.

— Сегодня мы будем разговаривать, пить вино и лежа смотреть на звезды. А? Ну как?!

— Просто зашибись, — подыгрывает Демону Слива и растягивается рядышком.

— Здравствуй, Ночь. Я тебя вижу. Но-очь. Мы с тобой на «ты» как никогда в моей семнадцатилетней жизни, — таинственной хрипотцой слово за словом слетает с уст Демона.

Мы с Викторией, улыбаясь, переглядываемся. Я разливаю напиток по стаканам и разношу всем.

— Давайте, давайте. Присоединяйтесь. Чопорность нам не к лицу, — зазывает Демон, и мы с Викторией, прекратив мешкать, тоже ложимся на постланные одеяла.

Наши головы почти касаются, руки тоже. Вид вечернего сумеречного неба, кажущегося таким по-необычному близким, завораживает. Отпиваю глоток, и мне приятно ударяет в голову — может, потому, что пью в лежачем положении. По телу разливается щекочущее тепло.

Как скептично привыкли мы относиться к кажущимся дурацкими нам, мелким, несущественным, но милым затейкам! А зря. Чего-то, пусть не столь очевидного, мы определенно себя лишаем. Избегая их, порою мы ограничиваем себя в совершенно новых ощущениях. Способны поверить в это? Если нет, то не берите в голову и считайте, что я просто треплюсь.