Вступление в должность
Шрифт:
— Перестань, ты — достанешь! Где? Может, у своих сослуживцев?
— Достану, — повторил Павел. — Сколько ты ей должна?
— Четыреста рублей, — резко ответила Ира.
— Это… тот «добренький профессор»?
— Да. Ну что, ты возмущен и негодуешь?
— Вовсе нет. — Павел явно настроился на шутливый лад;— Напротив: признаю, что я никчемный муж, и торжественно клянусь исправиться. Будем считать, что у нас мир? А, Иришка?.. — Он обнял ее, притянул к себе, и Ира уткнулась лицом в его полосатую куртку.
— Ты знаешь, о чем я думаю? — В голосе Павла явно зазвучали веселые
— Может быть, — неуверенно повела плечом Ира.
— Да ведь точно, без всяких «может быть». Ну, чем нам плохо живется? У нас квартира, у тебя и у меня интересная работа, у нас растет прекрасная дочь. Света будет добрым, хорошим человеком, отзывчивым к чужой беде, чужому горю…
— Ах, ах, у нас все — в превосходной степени! — улыбнулась Ира, заражаясь его веселым тоном.
— А почему же нет? Что мы — голодаем, надеть у нас нечего? Подумаешь — в долг залезли! Как залезли, так и вылезем. Не в том беда, Иришка. Не в том, что у тебя нет дубленки и мы не завтракаем паюсной икрой. Плевать на это.
— Тогда в чем же?
— Милая ты моя девочка! Мы когда с тобой последний раз в театре были? — Павел снова легонько обнял Иру. — Райкин приезжал — не пошли, вахтанговцы на гастролях были — нам опять некогда. А считались когда-то заядлыми театралами. Значит, что-то случилось с нами, раз перестали тянуться к духовной пище. А ведь как ни крути, да и веками проверено: не хлебом единым жив человек.
— Я понимаю, о чем ты, — вздохнула Ира. — Ты прав, очень даже прав. И на все вернисажи я бегала, ни одну выставку художников не пропускала. А теперь в кино лень выбраться, все телек да телек. Конечно, ты прав, — повторила она.
— Значит, выше голову, Иришка? Будем наверстывать упущенное? — Павел по-мальчишески подмигнул ей.
— Честное слово, будем! — Ира, чмокнула мужа в щеку. И вдруг засмеялась — А помнишь, как мы без билетов в филармонию на Пахмутову прорвались?
— Еще бы! Благодаря Олегу. Без него бы мы…
— Конечно! Господи, никогда не забуду: третий звонок, никаких шансов — и тут Олежку осенило! Сдергивает с тебя плащ, перекидывает себе на руку, дыбит пятерней свои волосы, сует тебе свой альбом с акварелями — это же счастье, что у него этот альбом оказался! — и, пробиваясь сквозь толпу, небрежно бросает: «Пропустите музыкантов! Пропустите, пропустите, мы опаздываем! У нас партитура!..» Нет, из Олежки Полудова вышел бы первейший артист.
— А ему, как видишь, больше нравится быть директором сельской школы. Вот уж кто на судьбу не жалуется ни звуком, ни ползвуком. Напротив, всегда и всем чрезмерно доволен.
— По-моему, все его ученики вырастут шутниками и юмористами.
Они еще долго сидели на диванчике, вспоминая студенческие годы, когда жизнь, как казалось теперь, состояла сплошь из веселого и смешного. За синим вечерним окном начал постреливать гром, и Ира заторопилась домой. К остановке она бежала под проливным дождем. Над крышами домов посвечивали молнии, в небе грохотало,
по тротуарам неслись стремительные потоки. Обходить их не имело смысла — босоножки сразу же промокли насквозь. Дождь был теплый, густой и веселый, как в мае («Люблю грозу в начале мая…»). Потоки, несшиеся по не остывшему еще асфальту, тоже были теплые. В троллейбусе все были мокрые и все отчего-то улыбались друг другу.Никто не хотел садиться в мокром на сиденья, все сбились на задней площадке и в проходе, со всех стекала на пол вода. У Иры тоже капало с волос, с подола юбки, а по спине растекались тоненькие щекочущие струйки.
Выпрыгнув из троллейбуса, она снова попала под дождь, побежала по лужам к дому. Уже совсем стемнело, на улице горели фонари, и свет их предательски маскировал лужи, делая их похожими на поблескивавший асфальт. Забежав в свой подъезд, Ира остановилась перевести дыхание. И увидела Свету, стоявшую у стены, где висели почтовые ящики. Рядом стоял какой-то мальчишка с портфелем, а Светин портфель лежал на батарее парового отопления. Лампочка светила сверху, с первого этажа, мальчишка стоял под лестницей, и лицо его было в тени.
— Что ты здесь делаешь? — отчего-то растерялась Ира.
— Ничего. Мы от дождя спрятались, — ответила Света.
— Пойдем домой, — сказала Ира и быстро пошла вверх по лестнице.
— Пойдем к нам, — сказала за ее спиной Света.
Голоса мальчишки Ира не услышала.
— Пойдем, ведь дождь. Посидишь немножко, — снова сказала Света.
Должно быть, мальчишка не согласился.
— Тогда пока, — сказала ему Света.
Ира обещала Павлу ни в чем не упрекать Свету. Себе Ира дала слово, что не будет больше раздражаться и повышать на Свету голос. Поэтому, когда вошли в дом, она спокойно спросила:
— Что это за мальчик?
— Из нашей школы, — ответила Света.
— Из вашего класса?
— Нет, он из восьмого.
— А почему ты сегодня так поздно?
— Мы убирали класс. Я сегодня дежурная.
— Ну хорошо, — сказала Ира и ушла в ванную.
Но мальчик «из восьмого» все-таки беспокоил ее. Она быстренько вымылась под душем, надела сухое белье, вышла на кухню и спросила Свету, которая чистила картошку над раковиной:
— А что, этот мальчик помогал тебе убирать класс?
— Немножко, — улыбнулась Света. — Но больше мешал. Мамочка, пожарим или сварим картошку?
— Отварим. Достаточно, больше не чисть. Разогреем кровянку. А что ты ела перед школой?
— Сварила яички.
— А колбасу?
— Не ела.
— Ясно. — Ира открыла холодильник с дарами Дарьи Игнатьевны. — Значит, ты и кровянку не будешь есть?
— Я ее не люблю.
— Ясно. Тогда, может быть, мы все это выбросим на помойку? — Ира старалась подавить в себе поднимавшееся раздражение:
— Но если мне не хочется?
— Раз не хочется — значит, не ешь. Поставь на огонь чайник. А что, этот мальчик провожал тебя домой?
— Нет мы просто вместе шли.
— Он живет в нашем доме?
— Нет, он живет в доме, где химчистка. Мамочка, а можно, чтоб он к нам приходил?
«Ну вот, начинается!.. — подумала Ира. — Вот откуда замшевые сапожки и беганье по ЦУМам.»