Вся правда, вся ложь
Шрифт:
– Он не мент.
– По мне, все они менты. Ну, и чего он осерчал?
– Под ногами путаюсь…
– Ну, так не путайся. Ты ешь, ешь… скорее успокоишься. А скажи-ка мне, чего это вы с Берсеньевым хороводитесь? Он вроде за твоей сестрицей ухлестывал, а теперь вот с тобой…
– С Агаткой они поссорились, я пытаюсь их помирить.
– Это вряд ли, – хмыкнул Димка. – С Агаткой твоей сам черт не уживется, генерал в юбке… Берсеньев не дурак и быстро сделает правильный вывод, которая из сестер ему больше подходит.
– Он просто мне в расследовании помогает, – решила я внести ясность, подозревая,
– Слышал. У меня парень работает, Васька Стрельников, они с Одинцовым учились вместе… Он и рассказал. Говорит, Одинцов сам не свой после убийства жены, почернел от горя. На его месте и свихнуться немудрено. Васька говорил, ее какой-то ублюдок чуть ли не на куски разрезал. Правда?
– Правда, – кивнула я, откладывая вилку в сторону.
– Значит, он ваш клиент? А Берсеньев здесь при чем?
– Я же сказала – помогает.
– Это как?
– У меня машина сломалась, так он у меня теперь личный шофер, – съязвила я.
– Машину я починю. Гони ключи и ни о чем не думай. А хочешь, новую куплю?
– Не хочу.
– Как знаешь. Сделал бы тебе подарок на Новый год.
– Ты девкам своим подарки делай, – разозлилась я. – Они тебя за это на руках носить будут.
– Девки перебьются, и так отбоя нет…
Я покачала головой и отвернулась. Димка допил вторую бутылку и полез за третьей. Сидел, поглядывая на меня, и хмурился. Минут через десять я не выдержала:
– Кончай партизанщину разводить. Я знаю, что Стас в городе.
– Уже нарисовался? – Димка криво усмехнулся, глаза мгновенно изменили выражение. Теперь он вовсе не походил на милого парня, решившего скоротать вечерок в моей кухне. А я некстати подумала: с годами он все больше становится похож на отца – те же глаза и та же манера смотреть исподлобья.
– Мне Берсеньев о нем сказал, – ответила я. – Ты же сам ему душу открывал во время совместного запоя.
– Ну, значит, скоро прибежит…
– Ты знаешь, где он живет? – помедлив, спросила я.
Димка зло хмыкнул.
– Понятия не имею. Не в доме Озерова и не в Настиной квартире. Там ему небось покойники мерещатся… Если хочешь, узнаю… решила не дожидаться и сама любимого навестить?
– Решила держаться подальше от мест обитания, чтоб случайно не встретиться.
– Что так?
– А вот это не твое дело. Ладно, посидели, и хватит. Я тебе такси вызову…
– Зачем мне такси? У меня тачка во дворе стоит.
– Ты ж пивом надулся…
– Пиво не водка, от него только в сортир бегаешь…
Димка поднялся с намерением направиться в прихожую, я схватила его за руку:
– Оставь его в покое. Очень прошу.
– Ты знаешь, нам в одном городе не ужиться. Пусть катит в свой Питер.
– Дима, твоего отца он не убивал. Я тебе клянусь. И делить вам нечего.
– Это как посмотреть…
Димка наклонился, поцеловал меня в макушку и через минуту покинул квартиру. А я подперла щеку кулаком и заревела. Самое глупое занятие на свете. Принесла его нелегкая, только душу разбередил. Само собой, мысли тут же переключились на Стаса. Все эти дни я старательно их избегала, и вот, пожалуйста. Впору припуститься к нему сломя голову… вот только неизвестно, куда… и как он к моему
появлению отнесется… Он ведь мог позвонить… Стоп, не начинай все сначала. Это было проще сказать, чем сделать… В общем, мне предстояла еще одна бессонная ночь.На следующий день я позвонила Одинцову, откладывать разговор и дальше уже не было смысла. Я попросила его приехать к нам в контору, а потом отправилась в кабинет Агатки. Сестрица встретила меня с обычной приветливостью.
– Чего?
– Ты не могла бы разнообразить свои вопросы? – съязвила я.
– Слушаю вас, Ефимия Константиновна.
Я рассказала ей о последних событиях, не забыв сообщить об угрозах бывшего отцу нажаловаться.
– Между прочим, он прав, – пожала она плечами. – А чего кислая? Одинцову ты все-таки помогла.
– Повода для радости не вижу… Сама говоришь, любое дело надо доводить до конца.
– А еще говорю: стену лбом не прошибешь, то есть в конкретном случае Андрея этого сама не найдешь. Отшивай Одинцова и вспомни наконец, что у нас дел по горло.
Я вернулась за свой стол, немного потаращилась в компьютер без особого толка, тут и Геннадий Владимирович появился. Беседовать с ним я предпочла в переговорной, крохотной комнате, где стояли стол и четыре стула.
– Вы были в Голованове? – начала я с вопроса.
Он вздохнул и отвел взгляд. Я молчала, и Одинцов, почувствовав, что пауза чересчур затянулась, вынужден был ответить:
– Да. Я хотел… я подумал, если увижу его, сразу пойму…
– Я ведь вам сказала: маловероятно, что он в доме своей матери…
– Извините, наверное, я не должен был этого делать… но… для меня это было очень важно. Я все испортил, да?
– Ничего вы не испортили, – ответила я, в досаде отводя глаза бог знает почему, но я чувствовала себя виноватой. – Обо всем, что мне удалось узнать, я сообщила в следственный комитет. Больше я ничего не смогу для вас сделать.
– Но… Вы отказываетесь, потому что я поехал в Голованово? Вместо того чтобы положиться на вас…
– Вовсе нет. Заниматься этим делом мне теперь попросту не позволят.
Мы некоторое время смотрели друг на друга, он кивнул и сказал:
– Что ж… спасибо. Я уверен, вы действительно сделали все, что могли. Сколько я вам должен?
– Нисколько. Считайте это дружеской услугой. И передайте привет Ольге Валерьяновне. Как она себя чувствует?
– Держится, – пожал он плечами и поднялся. Он вроде бы хотел еще что-то сказать, но передумал. – Спасибо, – уже стоя на пороге, повторил он и удалился.
На душе почему-то было пакостно. Я достала мобильный и позвонила Берсеньеву.
– Следствие закончено.
– Злодей уже в оковах? – усмехнулся он.
– Пока нет, но я на это рассчитываю.
– Что ж, дорогая, дни, проведенные с тобой, были лучшими в моей жизни.
– Придурок, – сказала я и дала отбой.
Два дня Агатка пропадала в суде, и мы с ней почти не виделись. В пятницу она собралась в славный город Плес в компании коллег-адвокатов, там затевался то ли семинар, то ли дружеская попойка. Милостиво звала меня с собой, но я отказалась. Вернуться должна была только в воскресенье вечером, и я настроилась на тоскливые выходные.