Вся Правда

Человеческие останки.

Полиция и слова тех людей все еще эхом отдаются в моей голове. Рейна слишком глубоко увязла, если она связана с Братвой.

И они были из Братвы. Алекс тоже так думает; я подтвердил это, когда на днях услышал его разговор со своим советником.

Он просто не хочет предпринимать никаких шагов, пока Рейна остается нетронутой и под его опекой.

Вопрос в том, какого черта она здесь делает, точно зная об угрозе своей жизни? Алекс позаботился о том, чтобы предупредить ее.

Я слышал его бесчисленное количество раз.

Держись в людных местах, Рейна.

Если ты что-нибудь вспомнишь, дай мне знать первым, Рейна.

Я собираюсь обеспечить тебе охрану, Рейна.

Конечно, она отказалась от последнего, отмахнувшись от него с улыбкой — притом фальшивой.

Она стала такой чертовски упрямой, что это сводит с ума.

Я выдыхаю, когда подхожу. Она избегала меня последние пару дней, но к черту это.

То, что я являюсь частью ее жизни, неоспоримый факт.

Даже когда я был в Англии последние три года, я всегда являлся неотъемлемой частью ее жизни.

Я спрятался под ее кожей и дышал ей в шею.

Она делала то же самое, но пошло оно.

Я останавливаюсь на пороге коттеджа. Внутри темно и влажно, все еще пахнет сажей и дымом того дня.

Человеческие останки, сказали они, и они думают, что это сделала Рейна — по крайней мере, детектив так считает.

Я разговаривал с ним после того, как он посетил нас в последний раз. Я видел злобу в его глазах, когда он говорил о моей «невесте» как о преступнице и проговорил, что я должен заставить ее признаться в своих преступлениях.

Мне потребовалось все самообладание, чтобы не ударить его головой о капот его машины и не сказать ему в недвусмысленных выражениях, что если он снова будет угрожать ей, я вскрою ему кишки.

Рейна этого не делала.

Забавно, что я верю в это всеми фибрами души, хотя и не был свидетелем произошедшего.

За всем этим стоит Братва, но я ничего не могу сказать, потому что у меня нет ни доказательств, ни имен, ни даже четких описаний людей, которых я видел той ночью.

Если бы я сделал невразумительное заявление, это только заставило бы мафию нацелиться на меня — и Рейну.

По какой-то причине я думаю, что они держались в стороне, потому что решили, что она потеряла свои воспоминания и ничего не сказала о них полиции.

Если она вспомнит, это будет прямой угрозой ее жизни.

И все же ей нужно убраться с радара детектива Дэниелса.

Он знает ее не так хорошо, как я, поэтому понятия не имеет, что у нее абсолютно нет того, что нужно, чтобы покончить с жизнью. Она делает это только издалека, как в случае с Ари.

Для того, чтобы покончить с жизнью, требуется нечто большее, чем мужество и решимость. Для этого нужно черное сердце и опустошенная душа.

К моему гребаному разочарованию, в новой Рейне этого нет.

Я останавливаюсь у входа и включаю фонарик. Рейна полу на земле в позе эмбриона, глаза закрыты, лицо скрыто волосами.

Мое дыхание замирает, когда я жду, как поднимется и опустится ее плечо — для доказательства того, что она жива.

Когда оно действительно движется, мои ноги бегут сами по себе, как в тот день, когда все, о чем я думал, это ее безопасность.

Еще раз повторяю, это все, о чем я думаю.

Я пытаюсь сказать своему пульсу, чтобы он, черт возьми, оставался спокойным, но он меня не слушает. Я направляю свет на ее лицо, присаживаясь перед ней на корточки.

— Рейна?

Мои движения медленны, когда я убираю прядь светлых волос с ее лица.

Ее брови нахмурены, рот искривлен в агонии. Ее глаза закрыты так крепко, что это кажется болезненным.

Что-то обрывается у меня в груди, чувство, которое я никогда не хотел испытывать после тех лет в средней школе.

Когда я думал, что она была единственной для меня.

— Открой свои проклятые глаза, Рейна.

Она что-то бормочет себе под нос.

Я наклоняюсь, чтобы услышать ее, но в этом нет смысла. Она говорит на иностранном языке.

По-русски?

— Р-Рай... Рай...

Кто, черт возьми, такой Рай?

Рейна и ее бесконечные секреты просто продолжают расти с годами.

Я кладу руку под ее бледные голые бедра, а другую обнимаю за спину, чтобы нести ее на руках.

Она устроилась так идеально, будто создана для моих рук. Она была создана для меня.

Я наблюдаю, как она хмурит брови, когда ее голова опускается мне на грудь. Сейчас она выглядит такой хрупкой, мягкой, как та девочка, которую я впервые увидел после того, как она исчезла, когда нам было двенадцать. Это был первый раз, когда я решил, что мне она нравится, первый раз, когда я подумал о том, чтобы поцеловать девочку.

Она была единственной дочерью Гарета, так что я встречал ее раньше, но никогда не испытывал такой потребности сблизиться с ней, как тогда, когда она вернулась. В ней что-то изменилось. Что-то более экзотическое, грубое и... сломанное.

Теперь я это понимаю. Меня привлекла ее сломанная сторона еще до того, как я понял, что это, черт возьми, было.

Когда Александр сказал, что мы должны быть помолвлены, я подумал, что сорвал джекпот.

Если бы не ее холодная, отчужденная реакция.

Я наклоняю голову и втягиваю ее нижнюю губу в рот, как делал в двенадцать, когда она спала в нашем гостевом доме.

Дрожь пробегает по ее телу, когда я в последний раз прикасаюсь губами к ее губам.

— Ты никогда не убежишь от меня, мой ужасный монстр.

Глава 10

Рейна

У меня пересохло во рту.

Это первая мысль, которая приходит мне в голову, когда я открываю глаза. Все мысли о том, что я хочу пить, исчезают, когда я осматриваю свое окружение.

Я лежу в двуспальной кровати на чужих простынях. Белый свет на потолке тоже не из моей комнаты.

Я рывком принимаю сидячее положение и заглядываю под одеяло. На мне все еще моя прежняя одежда. Слава Богу.

Медленно я пододвигаюсь к краю, и мои пальцы ног тонут в плюшевом ковре.

Где находится это место? Разве я не была в коттедже всего две секунды назад?

Часы на прикроватной тумбочке показывают восемь вечера. Я хмурюсь. Прошло уже несколько часов. Сколько, черт возьми, прошло часов? Я стояла, совершая путешествие в прошлое и пытаясь вспомнить свою жизнь и…