Всяк бежит за своим светлячком
Шрифт:
«Чего расселся? – опрашивает он меня не совсем вежливо и тычет якорьком на дымы за рекой. – Созидай, на других глядючи!»
«А чего созидать?»
«Тьфу ты! Хоть думай котелком, что ли!»
С досады огрел он меня тяжелиной якорьком по маковке. Звон пошёл, как от пустого чугуна, в котором матуся нам всегда варила. Звон пошёл, а боли никакой, только ещё веселей мне стало.
На его якорьке вмятинка образовалась от встречи с моей головкой. А на моей думалке, едрёна кавалерия, никакой и самой малой царапушки, никакого другого повредительства.
Благословив, Петро вернулся к себе на гранитную возвышенку. Это метрах в пяти от меня. Одёрнул бронзовый мундиришко. Бросил левую руку в простор впереди, правую опустил на якорное кольцо. Приосанился, коротко скосил на меня взгляд: «Думай!» – и каменно уставился на заречные дымы.
Тут меня вынесло, вытолкнуло из сонного провала.
Гляжу, а рядом действительно памятник Петру, точь-в-точь какой во сне видал. Тряхнул я головешкой своей, смахнул с себя последнюю сонную дремь.
Вот те на-а! Сам царь дал указание. Думай! Я и начни думать. Про то, что делать. Впереди вывалился пустой месяц. Чем его затолкать? Качнуться назад к маманьке на чай? Что-то не манит… Чай – это не с рюмашечкой
25
Свободен, как фанера над Парижем – о чьей-либо свободе.
Я ж, говорю себе, сбивши кепон на затылок, приехал сюда не отбывать три техникумовских года! Я приехал на Родину, приехал сюда навсегдашно, так и надо ж напрочно ставить себя на своей земле… Не буду и не рвусь я в вечные механики. Плох тот солдат… Генералли мне не помешает, так надо ж к генеральским звёздам с первого дня бежать. Не сидеть, сложа на холодном пупке ручки. Прибиваться к занятию, действовать, созидать! Там, в Каменке, хоть разорвись в деле, а тебя никто не увидит, не оценит. Там и сопреешь… А у меня, извиняюсь, Каменка – короткая стоянка, всего лишь пересадка. Моё место как минимум тут, в областном управлении! Так пускай присматриваются, замечают меня с сегодня! Надо мелькать! Надо примелькаться! Войти в начальство! Залезть, сесть ему в печёнки, в сердце, в прочие селезёнки!
Вот такая явилась идея. Правда, не я, а один одессит у нас в техникуме говорил, «если у тебя появилась идея, так купи селёдку и морочь ей голову». Что мне селёдка, эта колбаса с глазами? У селёдки и так голова заморочена. Сигану-ка я повыше! За месяц стану я здесь свой весь в доску. С кем-нибудь вплотняжь законтачу, сведут с начальством… Глядишь, я и получу пускай самый маленький хоть приставной стульчик при столе в самом нашем молочном управлении… Я ещё тут и присохну! А Каменка без меня пускай себе цветёт и пахнет!
И вдарился я в смертный бой за непыльное, нежаркое, но достаточно прогреваемое тёпленькое местечко под родным солнышком. Все стадом бегут к девяти. Бегут Емели, [26] Максюты, [27] Саточки, [28] Макридки, [29] Фисы [30] … Бегут парами Лёвочка [31] с Леоней, [32] Пара [33] с Ксанфиппой, [34] Гурейка [35] с Урсулкой [36] , Лупаня [37] с Тигруней, [38] Кася [39] с Лейкой [40] …
26
Емеля, Фамелий – краеугольный камень, основание.
27
Максюта, Максим – самый большой, величайший.
28
Саточка, Саторнил – сытый.
29
Макридка, Макрида – худая.
30
Фиса, Фелицата – счастье.с
31
Лёвочка, Лев – лев.
32
Леоня, Леонида – львица.
33
Пара, Пард – барс.
34
Ксанфиппа – рыжая лошадь.
35
Гурейка, Гурий – молодой лев.
36
Урсулка, Урсула – медведица.
37
Лупаня, Лупан – волк.
38
Тигруня, Тигрия – тигрица.
39
Кася, Касторий – бобр.
40
Лейка, Лея – антилопа.
Все бегут стадом.
Я тоже нырь в то стадо. И шевелю деловито конечностями. Мне тоже до смерти надо к девяти ноль-ноль в управление!
Все как? Проскочил вахтёра, а там хоть к делу не приближайся во весь день. Я как все…
Обсуждают кобылки то ли чью любовь без крика или с лёгким криком, [41] чтоб не спугнуть кавальеро, обсуждают то ли чью обновку, так я не пройду, чтоб не разинуть хлеборезку. [42]
Я всегда в седле. У меня наготовке своё понятие, что-нибудь тёпленькое да вякну и про крик, и про тряпицу… Одно слово, аккуратно давлю ливер. [43] Одной, с декольте, скажешь, что «декольте – это ещё одна форма сохранения материи», она и рада. Другой, с разрезом на боку, соответственный и комплименто пускай и чужой: «Разрез на юбке позволяет идти в ногу со временем». И она зацветает. Я тоже пробую цвести, надеюсь, раздолбай гороховый, что намекнёт на свиданьице. Она забывает намекнуть. «О женщины! Вам имя – вероломство!» Но я не гордый. Я подожду до нового случая и отбываю в свежие края.41
Любовь с криком – изнасилование.
42
Хлеборезка – рот.
43
Давить ливер – наблюдать за кем-либо; ухаживать за женщиной.
Вон мужички жгут папироски… Бациллярий [44] в коридоре!
Стрельнёшь какую-нибудь астму [45] и себе чадишь-давишься. За компанию. Хоть сам отроду не курил. Побациллил в одном углу, в другом, в третьем – все хором побежали на обед. Я как все. Тоже шевелю помидорами в сторону обеда… Со всеми разом с обеда. Со всеми разома вечером по домам… От звонка до звонка честно не высовываюсь из своего молочного управления. Меня все знают. Держат вроде за своего.
44
Бациллярий – курительная комната.
45
Астма – сигареты «Астра».
Только…
Уходит неделя – на меня повеяло прохладой.
Я не теряюсь. Понимаю, не может всё лететь без сучка, без задрочинки. Издержки производства неизбежны… И вот на вороных проскакивает ещё неделя. Уже не прохладно, уже просто холодно мне. Я становлюсь свидетелем обратного эффекта: чем дальше в лес, тем меньше дровишек. Где я, мымрик, ни возникни, везде от меня воротят носы эти Кирюни! [46]
Вот за стенкой грохот. Веселье в рабочее время! Безарбузие тире безобразие. Принципиально вхожу. Сразу траур. Будто им непустой гроб на стол поставили. Все сразу постнеют, втыкают глядушки в бумаги – на всякий пожарный случай валяются бумажки под рукой.
46
Кирюня, Кирилл – владыка.
В коридоре курцы принимают важную процедуру – копчение собственным дымом. То-олько подрулишь – папиросину к каблуку, досадный плевок мимо урны и все небокоптители врассыпошку. И вообще замечаю, все стали какие-то подозрительно деловые. Коридор вроде уже и не бациллярий, а какие-то собачьи бега. Шьют туда-сюда, туда-сюда. Туда Мара [47] – сюда Мулька, [48] туда Нуня, [49] – сюда Плака, [50] туда Линуся [51] – сюда Симуля [52] с Илей [53] … Да ненапорожне, а с бумажным грузом. Все сопят. Мно-ого об себе понимают!
47
Мара, Мар – мужчина.
48
Мулька, Мулиера – женщина.
49
Нуня, Нунехия – имеющая здравый смысл.
50
Плака, Плакилла – лепёшка.
51
Линуся, Лина – скорбная песнь.
52
Симуля, Зосим – живой.
53
Иля, Гилар – весёлый, радостный.
В северок [54] войдёшь – стыдно глянуть. Всё на лету, всё на скаку. Куда скачете, тимолаюшки [55] ? Кто из вас ускачет дальше своего облезлого стола?
4
Каждому кажется, что он не каждый.
Уже совсем стемнело, когда Митрофан кончил свою тоскливую пустобрешину.
Скучно уставилась на него баба Клава.
54
Северок – туалет.
55
Тимолаюшка, Тимолай – честной народ.
– Не смотрите так на меня. Давайте, – Митя разлил остатки по двум стаканам, подал один бабе Клаве, – давайте я скажу вам тост по-японски. Сико-сан токие босе-сан икие тольканава толияма тамэ-сан. По-русски это значит: кто за женщин не пьёт, тот живя не живёт. Сико-сан! За милых дам!
– Спасибо, Митрофаша! – подхвалила баба Клава.
Ободрённый Митечка весело сознался:
– Сейчас я чувствую лёгкое опьянение и головокружение. А причина – венок роз и лилий, который мы встретили здесь. За Вас, Богиня любви! За Вас, гордая Мадонна!