Всякие глупости. Том 1

«Какая хорошенькая!» – сказала девушка и взяла котёнка на руки. Маринке как-то резануло по сердцу непонятной болью…

Дома дела не ладились. Маринка всё думала об отданном котёнке, и непонятная тяжесть в груди терзала её. А когда пришёл муж с работы, Маринка и вовсе разрыдалась, рассказав, что отдала маленькую милую кошечку. «Так забери назад,

делов-то! Вот дура баба, плачет! Наша Муська ещё притащит котят.» – сказал муж, и Маринка твёрдо решила, что завтра поедет и заберёт котёнка домой.

Остаток дня, вечер и ночь тянулись бесконечно. Сон ни за что не хотел приходить, стоило закрыть глаза, как перед взором оказывалась малышка-кошка с умными печальными глазками… Маринка еле дождалась, когда утром следующего дня оказалась снова в конторе складов.

«Здравствуйте! Помните меня? Я вам кошечку вчера привозила, так вот, не могу я без неё, хочу забрать» – с порога протараторила Маринка.

«Ваша кошечка… вернее, вашу кошечку… загрызли крысы… она там, на складе, в крови вся… по кусочкам…» – запинаясь, сказала вчерашняя девушка…

…Маринка везла в коробочке мёртвую маленькую кошечку и не стесняясь пассажиров автобуса, всё плакала и плакала…

Восьмая всякая глупость

Девяностые ударили по настроению народа, и не только по настроению.

Не попали под этот удар наши соседи по подъезду – Вася и Наталья, они всё так же шумно и весело здоровались, шутили, таскали клетчатые огромные сумки с товаром, торговали на рынке. На несколько дней Вася уезжал за товаром, тогда Наталья, отведя трёхлетнего сынишку к матери, торговала на рынке одна.

Товар хорошо раскупался, и денежный оборот у новоиспечённых «челноков» был очень внушительным, однако Наталья и Василий не покупали сынишке дорогих игрушек, сами ходили в прежней своей одежонке и бюджет вели строго.

А потом взяли да и купили… автобус! Настоящий, свой собственный большой пассажирский автобус. Василий стал возить пассажиров куда-то в область, из области, опять – туда и обратно. В день – два рейса, а затем ставил автобус под окнами квартиры, на проезжую часть с очень малым по ней движением машин. Чуть позже был куплен гараж, и Вася выходил теперь пораньше из дому, чтобы его рейсы были точными по расписанию.

Иногда с Васей, взяв сына, ездила Наталья, рассказывая потом соседям какая красота там в области – и река, пруды, лес, пастбища, коровы и козочки…

Однажды днём раздался такой громкий хлопок, похожий на глухой взрывчик, что те соседи, у которых окна выходили на проезжую часть, тотчас поспешили посмотреть что такое грохнуло. На улице стоял автобус Васи, врезавшийся в толстое старое дерево, росшее себе спокойно наверно лет девяносто на противоположной стороне пешеходной зоны. Сам Вася помогал выйти пассажирам, а те выходили кто хромая, кто с разбитым в кровь носом. Наталья с ребёнком тоже выбрались из кабины автобуса, ребёнок громко плакал, когда Наталья брала сына на руки, тот замолкал, но стоило дотронуться до его, видимо, ушибленной ножки, как он начинал плакать снова…

Вася больше не ездил на автобусе и запил. Наталья торговала на рынке каким-то мелким товаром, ругала мужа, сетовала соседкам на то, что Василий – в прошлом дальнобойщик, скучает по рулю-баранке, а потом забрала сына и уехала к матери в однушку, не желая терпеть пьянку мужа.

Иногда Василий брал себя в руки, не пил по нескольку дней, наглаживал свои старые брюки и рубашку, щедро брызгал на себя дешёвым одеколоном, привозил жену с сыном домой и даже помогал Наталье на рынке. И все они счастливо жили по нескольку месяцев, но затем Вася вновь срывался, и всё повторялось.

Но однажды соседи снова увидели прежних улыбчивых Васю и Наталью, ещё бы, ведь Вася подался в «дальнобой», да теперь он возил серьёзный груз и отсутствовал дома, вопреки прежним долгим поездкам, лишь несколько дней.

У подъезда стояла крышка гроба с развевавшимися на ней чёрными лентами с надписями: «любимому мужу», «любимому зятю»…

Васю застрелили, когда он вёз очередной серьёзный груз, пуля попала прямо в сердце. На похоронах Наталья с посеревшим и вмиг постаревшим лицом, на котором выразилось нестерпимое горе, лишь как-то громко с криком вздыхала. Испуганный сынишка всё жался к бабушке, не смея подойти к матери…

Девятая всякая глупость

У подъезда пятиэтажного дома столпились жильцы, из-за евроремонта в квартире на втором этаже и перепланировки была нарушена несущаяя стена, и… на торце дома образовалась трещина, пропуская свет заходящего солнца во все квартиры с торца. Вокруг подъезда всё было обтянуто ленточками, и жильцов не пускали домой.

Женька, возвратившийся из школы, тоже стоял рядом с возмущавшимися родителями, не зная как быть.

Потом приехал какой-то чиновник, стал успокаивать людей, говоря, что нужны специалисты, которые уже едут, что они-то и сделают необходимое, чтобы узнать подлежит ли восстановлению повреждённая часть дома. Затем чиновник предложил обратиться к своему помощнику, который стоял тут же, и записаться у него, если кому-то негде пожить недолгое время.

Женька, в свои четырнадцать, почти пятнадцать, имел паспорт и вообще считал себя взрослым, он хотел было записаться у помощника, но мать с отцом потянули Женьку за рукав из очереди. Отец договорился со своей дальней родственницей – тётей Шурой, что поживут у неё какое-то время.

Дому, где жила тётя Шура, не грозили бы никакие трещины, с такими-то толстыми стенами «сталинской» постройки. Женьку с родителями тётя Шура определила во второй просторной комнате своей «двушки».

Лёжа ночью с открытыми глазами, Женька очень скучал по своей квартире и главное – по своей комнате, где всё-всё было устроено как ему надо, где было так клёво.

На следующий день пострадавшим жильцам разрешили взять из квартир только необходимые вещи и документы, а ещё через пару дней оказалось, что не всё так страшно, поскольку капитальных повреждений не было, то через неделю ремонтных работ можно будет вернуться в свои квартиры.

Неделя, прожитая у тёти Шуры оказалась роковой. Отец ни через неделю, ни через две домой не вернулся, он, познакомившись с красивой девушкой Юлей, проживавшей этажом выше в тёти Шурином доме, неожиданно для Женьки и его матери, остался жить с ней. Мать, было разгневалась, хотела вцепиться в густые роскошные волосы Юли, но отец при Женьке даже не дал приблизиться к Юле и грубо оттолкнул мать так, что та чуть не упала, если бы Женька не успел подхватить мать, то она покатилась бы по лестнице вниз, а там, – смотря как упасть… Мать плакала, тётя Шура качала головой, говоря, что Юлька девка ещё та, что у неё дружки есть сомнительной репутации… А Женька чувствовал себя так, словно проклятая трещина прошлась по его жизни, разделив её на «до» и «после».

Уже два месяца Женька вдвоём с матерью жили в своей квартире, как-то во время их отсутствия зашёл отец за вещами, о чём сообщила возвращавшейся с работы матери Мария Петровна – соседка с первого этажа, которая всё всегда видела и про всех всё знала.

Видя как мать перестала следить за своей внешностью, как стала по-старушечьи одеваться и слыша как она плакала по ночам, Женька решил поговорить с отцом. Он ждал отца возле его машины, припаркованной у входа на его работу и вспоминал те времена, когда они все вместе на этой вот отцовской машине ездили на дачу к друзьям отца, как здорово и весело тогда было… «Зачем ты к машине прислонился?!» – услышал вдруг Женька, он повернул голову и увидел отца, смотрящего на него какими-то совсем чужими глазами. «Привет, пап.» – неуверенно сказал Женька. «Что надо?» – ещё более грубо спросил отец. «Я… я хотел поговорить с тобой… насчёт мамы, она… переживает…» Но отец не дал Женьке договорить, открыв дверцу машины, коротко бросил страшные слова: « Не приходи сюда никогда больше! И отстаньте от меня.»