Вторая дочь
Шрифт:
Глупость какая-то… Лукьянов вышел на улицу и долго соображал, куда выходят окна 9 палаты. Ничего не решив, обогнул роддом. Там возвышался пригорок, на котором не меньше дюжины человек на разные голоса кричали одно и тоже: «Как дела?.. Как он (она) выглядит?.. Как себя чувствуешь?.. Что принести?..»
Юра все же вычислил
– Простите, Лукьянова у вас? – робко спросил Юра.
– Да, здесь. Ей, правда, вставать нельзя, – фигура откачнулась обратно в помещение, посмотрела куда-то в бок, затем возникла снова: – ну вот, встает.
Юра ощутил свое сердце в глубине себя. Почему нельзя вставать? Хотя, может так и нужно. Что мы знаем?.. Он тут же вспомнил про сумасшедше низкий гемоглобин у Маши перед родами. «Господи!.. Что там еще?»
В окне возник кокон с лицом Маши. Второй этаж – этаж не высокий, да еще пригорок. Лицо ее оказалось близко. Юра увидел его, знакомое до мелочей, но теперь какое-то серое, с темными полукружьями под глазами и почему-то кажущееся чужим. У него зазнобило в носу. Это ее старание казаться бодрой. Он молчал, потирая переносицу и пытался разглядеть то, что она могла ему не сказать. Маша тоже молчала и только улыбалась. Сначала хоть и с усилием, но все же бодро, а затем незаметно в улыбке возникла печаль. Юра почувствовал, что стало жарко.
– Как дела?
Маша глубже улыбнулась. Рука ее непроизвольно поправила и без того закрученное одеяло.
– Хорошо. Не волнуйся.
Легко сказать. Они опять замолчали. Совместно прожитые семь лет растворились в прихлынувшем чувстве. Он явственно ощутил тот далекий уже май, когда назавтра им сдавать экзамен, а они не только о нем, но и о людях, мимо которых проходят, совсем не думают и не замечают их. Ее рука в его руке и бездна толкущихся слов,
но нет смелости, да и смысла их произносить. Вот только беспокойства тогда не было.– Когда?
«Хотя, что я спрашиваю?»
– В девять утра, – пришел ответ сквозь виноватую улыбку.
Юра вспомнил, что в девять он зубоскалил о сахаре. Стало стыдно.
– Тяжелей, чем в первый раз?
Маша помолчала, затем сказала:
– Ты волновался? – пауза. – Все нормально.
Еще бы не волноваться. Они опять замолчали. Сколько хочется сказать, а еще – тронуть рукой ее щеку.
– Ты расстроился? – Маша перегнулась через подоконник, чтобы ближе видеть его лицо и опять виновато улыбнулась.
– Из-за чего?
– Ну, что девочка.
Так вот она откуда, виноватая улыбка. Он совсем забыл о ней, о второй дочери, из-за которой вся эта кутерьма. Ему опять стало стыдно. Почему она думает, что он недоволен ею? Разве в ней дело?
– Да что ты! Ерунда какая…
– Не расстраивайся, Юр. Что ж теперь.
– Да что ты! Откуда такие мысли?..
Внезапно Юра услышал, что женщина рядом кричит на третий этаж, и, видимо, уже давно, чтобы Нина отошла от окна, а-то застудится. Юра тоже засуетился, замахал руками и закричал Маше, что все, хватит, ей пора в койку.
За три часа, что Юра отсутствовал, организацию его ничто не потрясло, и никто сначала не обратил внимания, что он выставил на стол два торта с каким-то кульком, в котором угадывались бутылки шампанского. Только когда он сказал, чтобы ребята сдвинули столы, Вяземский спросил:
– Ты чо?.. Чо отмечаем?
– У меня сегодня дочь родилась. Вторая.
– Вот это да!.. Поздравляю!
Вокруг загалдели.
– Что ж ты бракодел такой?
– Второй раз и мимо.
– Что б ты понимал, фуфел! Молодец Юрик!
Конец ознакомительного фрагмента.