Вторая мировая война

Им противостояли на севере 24-я и 16-я танковые дивизии немцев; на западе стояли 60-я моторизованная и 116-я пехотная дивизии; на северо-западе — 76-я, 384-я, 44-я дивизии (очень потрепанные в боях); в крайнем западном углу заняли оборонительные позиции 376-я и 3-я механизированная дивизии; на юге 29-я механизированная дивизия. В резерве находились 14-я танковая и 9-я дивизии. Две румынские дивизии и полк хорватов стояли к югу от Сталинграда. В самом городе находились потерявшие значительную долю своего состава в сентябрьско-октябрьских боях 71-я, 79-я, 100-я, 295-я, 305-я и 389-я германские дивизии. Высокомерие немцев по поводу своей безусловной способности выстоять и обратить поражение в победу стало ослабевать и бледнеть достаточно быстро. Уже через несколько дней после завершения окружения мы слышим жалобы немецких офицеров на изменчивость военной фортуны.

Противостоящий эти последним дивизиям Чуйков был в нервном состоянии. Где-то в полях советские войска творили историю, а он здесь в подвалах и руинах несет свою страшную, неослабеваемо тяжелую долю. 27-го ноября он жалуется руководству своего фронта: «Течение Волги к востоку от Голодного и Сарпинского островов полностью блокировано плотным льдом… Никакие боеприпасы не доставляются и никто из раненых не эвакуирован». Нервы бессмертного командира, вынесшего ад на земле, дрогнули. Он стоял насмерть и был тверд как скала, когда сгибались самые сильные. Но теперь, когда напуганный противник затих в ожидании своей доли, Чуйков уже не мог ждать. Ведь наступление в степи пока никак не сказалось на его положении великого заложника этой самой страшной из войн. Его сыны, его солдаты жили на голодном рационе. Чуйков рвал и метал: «Когда каждый солдат сердцем и душой стремится расширить плацдарм, чтобы шире вздохнуть, такая экономия является несправедливой жестокостью».

Но улучшение его положения было возможно только с ускорением ликвидации «котла». Василевский сообщает Еременко и Рокоссовскому ночью с 4 на 5-е декабря, что для операций внутри кольца окружения прибывают свежие силы. На севере котла немцам были видны приготовления к советскому наступлению. В бинокли отчетливо просматривались нагромождения техники; производил впечатление и бодрый вид буквально преобразившихся русских солдат. 4 декабря началось атакой советских войск с севера и северо-запада. Удар приняла 44-я германская дивизия, к которой немедленно поспешила резервная 14-я танковая дивизия. Ярость боя была необыкновенной. Обеим сторонам нужна была только победа. Пока у немцев хватило сил не пропустить русских внутрь котла. Требовались более методичные действия.

8 декабря командующий 2-й гвардейской армией Малиновский участвует в заседании военного совета Донского фронта, посвященном операциям против Паулюса. Совместная работа в конечном счете была обобщена в послании Сталина Василевскому от 11 декабря. «Операция «Кольцо» будет осуществлена в два этапа. Первый этап — прорыв в районе Басаргино, Воропоново и ликвидация западной и южной группировок противника. Второй этап — общее наступление всех армий обоих фронтов для ликвидации основной части войск противника к западу и северо-западу от Сталинграда. Операции первого этапа начать не позже, чем это было условлено в телефонном разговоре между Васильевым (Сталин) и Михайловым (Василевский). Операции первого этапа завершить не позднее 23 декабря».

Миссия Манштейна

Фельдмаршал фон Манштейн был несомненно незаурядной личностью. Многие называют его лучшим германским полководцем той войны. Он был нонконформистом по своей природе. Обученная хозяином, его такса встречала гостей нацистским приветствием. Фельдмаршал говорил близким друзьям о своих еврейских родственниках. Но, с другой стороны, он не был тираноборцем ни в коей мере. Когда один из его офицеров, проводя аналогию с Гинденбургом, спросил присутствующих за столом, кто из фельдмаршалов данной войны будет новым «спасителем отечества», Манштейн без тени иронии отрезал, что «только не он».

Пребывание лучшего полководца Германии в далеко не самом важном Витебске — еще одно доказательство неважной работы германской стратегической разведки и общего ошибочного представления руководства вермахта относительно советских зимних планов. В Витебске ему предназначалась роль «наказующего» в случае удара Красной Армии со стороны Москвы. Но военная судьба распорядилась иначе — покорные исполнители нужны в спокойные времена, а кризисы требуют нонконформистов. Провал под Сталинградом заставил нацистских бонз и ручных фельдмаршалов шарить глазами в поисках человека, способного на нестандартное решение. Лавры французской кампании и Крыма делали Манштейна логичной кандидатурой на незавидную должность исправителя чужих ошибок.

ОКВ теперь посылало его «для целей более тесной координации армий, вовлеченных в ожесточенные оборонительные бои к югу и западу от Сталинграда». Его новое назначение — командующий вновь создаваемой группой армий «Дон», дислоцируемой в основном в излучине Дона на стыке группы армий «А» и «Б», в которую вошли части расположенных «по ту и эту» сторону «кольца» подразделений 4-й танковой армии Гота, окруженной 6-й армии, остатков румынских дивизий. Ему поручалось пробить коридор к 6-й армии с тем, чтобы обеспечить германские войска на Волге необходимыми припасами, восстановить боевой дух 6-й армии, спасти честь германского оружия. Перед Манштейном даже не ставилась задача увести 6-ю армию из котла, в который она угодила. Поставленная задача звучала воистину оптимистически: «Остановить атаки противника и заново овладеть прежде принадлежавшими нам позициями». Самоуверенность Гитлера более всего сказалась в том, что он не предусмотрел даже теоретическую возможность действий на тот случай, если Манштейну все же не удастся разрушить все, что сделали Жуков и Василевский.

Манштейн подчинился приказу и оповестил об этом Паулюса. «Приму командование 26 ноября. Сделаю все, что в моих силах, для облегчения вашего положения… Тем временем было бы чрезвычайно важным, чтобы Шестая армия, удерживая берег Волги на северном фронте в соответствии с приказом Фюрера, сформировала силы, которые, в случае необходимости, могли бы создать мост в направлении юго-запада».

Из-за хмурой погоды, установившейся на всей великой русской равнине, перелет по воздуху был исключен. Манштейн вместе со штабом погрузился на поезд, который в семь утра 21 ноября с максимально возможной скоростью отправился на юг. Поезд Манштейна, роскошный прежний поезд югославской королевы, состоял только из спальных вагонов. Перед его окном проплывали места, где десять лет назад германские и советские офицеры, скрытно от всего мира, вместе ковали оружие будущего, вместе вырабатывали тактику ведения новой войны, войны моторов, войны маневренных действий, где танки и пикирующая авиация будут острым мечом, преодолевающим все преграды. Теперь их, напарников времен Веймарской республики, разделяла линия фронта. И более всего разделяла нацистская идеология, прервавшая взаимосвязи двух жертв Версальской системы, сделавшая их непримиримыми врагами.

Вечером этого же дня на платформе Орши фельдмаршала Манштейна ожидал командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Клюге вместе со своим начальником штаба генералом Волером. В тоне и словах Клюге не было ничего ободряющего. Он сообщил, что советское командование ввело в Сталинградскую операцию две танковые армии «в дополнение к значительной массе кавалерии — в общем и целом примерно тридцать войсковых формирований». Клюге был угнетен указующим перстом Гитлера — «вы обнаружите, что невозможно перевести какое-нибудь воинское соединение, большее чем батальон, без консультаций по этому поводу с Фюрером». Клюге намекнул на главный источник возможных будущих сложностей Манштейна: «Будьте очень осторожны. Спасение армии под Москвой он приписывает исключительно собственному гению». Последнее — вмешательство Гитлера в оперативные планы и их реализацию — уже стало фактом жизни германской армии на подступах к Сталинграду. Гитлер через офицеров по особым поручениям уже осуществлял непосредственный контроль над операциями в данном регионе.

Размышления Манштейна не были радужными. Он, судя по всему, еще даже не приступая к делу, без особой надежды смотрел на возможности 6-й армии выбраться своими силами из сталинградского окружения. По мнению американского историка У. Крейга, «фельдмаршал был убежден, что Паулюс уже потерял шансы с достоинством и без потерь выйти из своих сложностей». Какие козыри были в руках у Манштейна? 48-й танковый корпус — мобильный германский резерв на Северном Дону — был уже задействован в приносящих не так уж много полезного акциях. Он столкнулся со Второй советской гвардейской танковой армией, что ослабило его безмерно. Основная надежда — 4-я танковая армия Гота — уже пострадала от южного удара советских сил, и думать всерьез можно было лишь о той ее части, которая располагалась в районе Котельниково. Нетронутой оставалась 16-я моторизованная дивизия, стоявшая в Элисте, в 250 километрах от Дона, но у нее была важная функция — контролировать огромное пространство между кавказской группой армий «А» и запертой в Сталинграде основной массой группы «Б». Манштейн, еще только приближаясь к полям сражений, увидел критическую ограниченность своих ресурсов.

Задача «возвратить позиции, прежде принадлежавшие нам», уже казалась фельдмаршалу Манштейну абсурдной. Прямо из вагона своего устремившегося на юг поезда Манштейн обратился в Главное командование сухопутных сил со следующим: «Ввиду масштабности военных усилий противника, наша задача в Сталинграде не может быть просто делом восстановления укрепленных участков фронта. Для восстановления прежнего положения мы нуждаемся в еще одной армии — и эта армия не должна быть использована в контрнаступлении до тех пор, пока ее организация не будет завершена полностью».