Вторая мировая. Перезагрузка
Шрифт:
Эта цитата топ-менеджера ЗАО «Европа» здесь приводится как переход к следующей теме исследования:
«Движение «Сопротивления» в Европе». Ведь если провести обычное конвертирование терминов, связанное с переходом на противоположную точку зрения, меняя «подлых шпионов» на «храбрых разведчиков», то упомянутые Шпеером выше «предатели и саботажники» — это и есть те деятели Сопротивления, «вклад которых в общую…» или, скажем, «помощь» которых советской Победе мы пытаемся оценить. Первая оценка допрашиваемого рейхсминистра: «… так, особо не досаждали». А гипотезу о «решающем вкладе саботажников» он, Шпеер, опровергает уже энергично и категорически.
Но важность темы не позволяет ограничиться лишь сей оценкой. В огромном историческом пласте мы наверняка отыщем и другие, может, даже противоположные оценки. Эта же, шпееровская, важна именно как общесистемный взгляд, взгляд
Еще один топ-менеджер, начальник Генерального штаба вермахта, генерал Гальдер:
«Мой главнокомандующий и я выступали против Гитлера всякий раз, когда нужно было помешать ему принять решение, которое, по нашему мнению, было невыгодно для Германии и армии. Но все, в чем нуждались войска для выполнения их трудных и тяжелых задач, всегда отправлялось на фронт. В борьбе с Гитлером мы никогда не шли на действия, которые могли бы причинить какой-либо вред нашим войскам на фронте».
Говорили, что за последние месяцы войны подкрепления не прибывали, что положенное для пехоты снаряжение отправлялось в танковые дивизии, а пехота получала горючее, предназначенное танковым частям. Любому, кто находился в это время на фронте, станут понятны причины такого положения. В последние месяцы войны наши коммуникации были нарушены настолько, что фактически было невозможно обеспечить доставку пополнений к месту назначения. Командиры боевых групп забирали в свои руки все то, что следовало через районы расположения их войск. Мы хорошо знали, что пополнения, боевая техника и горючее, предназначенные для фронта, задерживались также и гаулейтерами, которые все это использовали для своих собственных частей фольксштурма».
Это — ответ на еще одну гипотезу: «А не были ли перебои в снабжении фронта последних месяцев заслугой какой-либо организации Сопротивления, какой-нибудь из двух «Капелл»?»
«Остается выяснить наше отношение к событиям 20 июня 1944 года — покушению на Гитлера. Лично я узнал об этом из сообщения, переданного по радио; в то время мы вели тяжелые оборонительные бои в районе Львова. Мы все были буквально ошеломлены, когда узнали, что немецкий офицер оказался способен совершить покушение и, главное, в такой момент, когда солдаты на Восточном фронте вели смертельную борьбу, стремясь остановить наступление русских войск. Мы хорошо знали о злоупотреблениях, совершаемых руководителями «коричневых рубашек», особенно «рейхскомиссарами», а также о высокомерном поведении этих людей и о преступлениях начальников особых отрядов (айнзатцгрупп) СС, хотя вблизи фронта мы редко чувствовали присутствие этих подозрительных личностей. Партийные деятели не пользовались большой популярностью на фронте. В периоды затишья многие выражали свое недовольство поведением этих «господ», и все говорили, что в этом надо разобраться сразу же после окончания войны. Тем не менее, солдаты-фронтовики — а мы, офицеры генерального штаба в войсках, гордимся, что относимся к ним — были возмущены, услышав о покушении; солдат на фронте выполнял свой долг до самого конца. Только во время заключения в лагере мы узнали более подробно о том, что послужило причиной покушения на Гитлера. Я должен признать, что люди, виновные в этом, руководствовались высокими идеалами и глубоким сознанием своей ответственности за судьбу нашей страны. Полковник граф Штауфенберг и его единомышленники из ОКХ сознавали, что гитлеровский режим приведет Германию к катастрофе. Они глубоко верили, что устранение Гитлера избавит Германию от дальнейшего кровопролития. Но если бы покушение на Гитлера удалось, это привело бы к кровавой внутренней распре с войсками СС. Во внешней политике это также не привело бы к каким-либо успехам. Противник решил проводить политику «безоговорочной капитуляции» вне зависимости от того, будет или не будет в Германии национал-социалистского правительства. Такой политикой Рузвельт только усиливал волю к сопротивлению каждого немца и тем самым совершал ту же ошибку, что и немецкие политические руководители в России, не видевшие разницы между коммунистами и русским народом. Если бы покушение на Гитлера удалось, все немцы возложили бы ответственность за катастрофу на наш офицерский корпус и в особенности на германский генеральный штаб. Во всяком случае, нам не следует забывать, что война была проиграна не участниками заговора 20 июля 1944 года».
Смертная казнь за самые различные проявления неповиновения (вроде распространения враждебных слухов), объявленная в рамках «тотальной
войны», усилила атмосферу террора в тылу, но не могла спасти нацистский режим. Если в годы Первой мировой войны в Германии за государственные преступления было казнено 50 человек, то в годы Второй — около 30 тысяч. В меморандумах СД, предназначавшихся высшему руководству Третьего рейха, особое внимание обращалось на пораженческие настроения, охватившие молодежь допризывного возраста. В крупнейших городах стали стихийно возникать альтернативные объединения молодежи полукриминального характера, называвшие себя «пиратами». Брожение тыла постепенно начинало охватывать и армию, введение должности офицера по национал-социалистскому воспитанию не компенсировало падения боевого духа солдат. Проведенная в июле 1944 года сверхтотальная мобилизация дала всего 300 тыс. новых солдат, хотя для простой компенсации людских потерь вермахта было необходимо более миллиона.Прилагающийся портрет евроменеджера
О втором и последнем министре Reichsministerium die Waffe und Munition стоит сказать еще несколько слов. Главным образом потому, что в опубликованной в 1970 году Альбертом Шпеером книге «Внутри Третьего рейха», кроме огромного объема фактов и «эксклюзивных» наблюдений, есть одно, почти мимоходное замечание, очень важное для нашего «досье».
«Внутри Третьего рейха» признают «самыми выдающимися политическими мемуарами всех времен». Писал ее Шпеер в крепости-тюрьме Шпандау, отбывая 20-летний срок по приговору, полученному им в Нюрнберге. Писал тайно, передавая «на волю» по листочку.
А на самом Международном военном трибунале 1946 года Шпеер привлек внимание по двум пунктам:
1) он, единственный из всех обвиняемых, признал свою вину за преступления Третьего рейха: «Этот суд необходим, в авторитарной системе за такие ужасные преступления все несут общую ответственность».
2) он единственный имел определенные личные отношения с Адольфом Гитлером.
Вот благодаря этому пункту Альберт Шпеер был в Нюрнберге не только обвиняемым, но и самым «востребованным» свидетелем. Понятно, что за скамейкой трибунала возвышалась, громоздилась фигура фюрера. Ученые, историки и психологи, прежде всего западные, хотели как-то объяснить, рационализировать, вычленить «психологические предпосылки». Альберт от этой роли, в общем, не отбрыкивался, заявляя: «Мне кажется, что если бы у Гитлера мог когда-либо быть друг, этим другом был бы я». Известно было, что фюрер, будучи сам несостоявшимся архитектором, видел в Шпеере воплощение собственных юношеских мечтаний. Также зафиксировано, что Гитлер часами стоял прикованный к наброскам и макетам Шпеера. В 1938-м он вручил ему Золотой партийный значок.
Родился Шпеер 15 марта 1905 года в Манхейме. Изучал архитектуру, был ассистентом в Берлинском техническом институте. В 1931 году вступил в НСДАП, а в 1932-м — в СС. Состоял членом нескольких второстепенных архитектурных комиссий по сооружению штаб-квартиры гауляйтера Берлина, затем ему было поручено техническое обеспечение гигантского партийного съезда в Темпельхофе 1 мая 1933. Мастерское использование Шпеером быстро сооружаемых флагштоков и необычных световых эффектов придало нацистским массовым сборищам особый помпезный стиль. В 1934-м ему поручили разработать проект обустройства участка для партийных съездов в Нюрнберге.
Тут я должен внести небольшое уточнение. Все повторяют: «Архитектор, архитектор…» И сам я в этой главе объединял Шпеера со строителем Тодтом, пытаясь вывести некую закономерность. НО, строго говоря, на момент, когда его приблизил фюрер, Шпеер не строил, не проектировал зданий. Оформление съездов, парадов, павильонов — это все иная сфера, хотя и смежная. (У нас, в современной России, этим занимается знаменитый дизайнер Краснов.) И только много позже Шпеер получил от Гитлера и собственно архитектурные заказы. Получается, что случай Шпеера, как и беспрецедентный экспромт с покорителем Норвегии генералом Фалькенхорстом (фон Ястржембским), разобранный нами в 13-й главе — проявление определенной интуиции Гитлера.
«… Он приблизил к себе способного архитектора, назначил его руководителем отдела Германского трудового фронта и ввел в штаб своего заместителя. В 1937-м Шпеер стал Главным инспектором рейха по архитектуре, получив задание «вновь сделать Берлин настоящей и истинной столицей Германского рейха». Воплощая грандиозные замыслы Гитлера, Шпеер неутомимо работал: проектировал государственные учреждения, стадионы, дворцы, монументы и целые сверхгорода для будущей Великой Германии. Шпеер открыто выражал восхищение идеями своего патрона, которые другие архитекторы называли «безумной сентиментальностью», годной для прошлого века».