Вторая могила слева

– Как такое возможно? – повторил Нил.

– Ну, у него серьезный стресс, к тому же его пытают…

– Сын Сатаны?

– Ты меня слушаешь? – выпалила я. Черт возьми. Вот вам и дефицит внимания. Кажется, у Нила по моей вине дефицит всего мозга. – Тебе ни в коем случае нельзя никому на свете об этом проболтаться.

Я уже натворила дел – посвятила Куки, даже не задумавшись о последствиях. Теперь еще и Нил. Не проще было бы дать объявление в «Нью-Йорк Таймс»? Или заказать билборд на шоссе I-40? Или вытатуировать у себя на заднице?

– Чарли, - Нил пришел в себя быстрее, чем я. – Я все понял. Никому ни слова. Я знаю, на что он способен, помнишь? И не собираюсь вызывать на себя его гнев. Обещаю.

Глубоко вздохнув от невероятного облегчения, я обессиленно опустилась на стул.

– Но как такое возможно? – спросил он в третий раз.

Я беспомощно пожала плечами:

– Даже я не знаю всех подробностей, Нил. Прости, что рассказала тебе. Но все не так плохо, как кажется, честное слово.

– Плохо? – изумленно переспросил он. – Как это плохо?

– Мм-м… - Я секунду обдумывала его слова. – Вопрос с подвохом?

– Я в курсе, что он хороший человек, Чарли. И только потому, что его отец… ну, скажем… прожаренное до хрустящей корочки зло… Нет. Знаешь, что такое настоящее зло? – спросил он.

Я затащила брови как можно выше.

– Когда американцы говорят о зле, - продолжал Нил, - они имеют в виду нечто преднамеренно жестокое, зверское. Но это совсем не зло, а только наше понятие о нем.

– К чему ты ведешь?

– Зло – это просто-напросто отсутствие добра, отсутствие Бога.

Я никогда об этом не задумывалась.

– Так ты знаешь, что Рейес не злой? Что он хороший?

– Ну конечно. – Он сказал это таким тоном, будто я круглая идиотка. – Но если серьезно, он и правда… ну, его сын?

– Да. – Я почувствовала, как меня охватывает сожаление. – Правда.

– Это самая крутая вещь, какую я когда-либо слышал.

– Крутая?

– Именно крутая, - усмехнулся Нил.

– Не понимаю. Как это может быть круто?

Откинувшись на спинку стула, он сложил ладони домиком.

– С того момента, как ты приехала на прошлой неделе… Нет, не так. С того момента, как в моей жизни десять лет назад появился Рейес, многие вещи я стал подвергать сомнениям. Спрашивал себя, действительно ли существует высшая сила? Есть ли рай? Существует ли Бог? Признаться честно, отчасти это было вызвано тем, что день за днем я видел, на какие злодеяния способны люди. Но главный толчок произошел, когда я краем глаза заглянул в этот другой мир, другую реальность, но понятия не имел, с чем мне пришлось столкнуться. И вот теперь… - Он посмотрел на меня с благодарностью. – Одним словом ты вернула мне веру в Бога, Чарли. Только подумай: если есть сын Сатаны, то я чертовски уверен, что сын Господень тоже существует.

Я закивала:

– Ты абсолютно прав, просто я немного удивлена, что ты так хорошо все воспринял.

– Только подумай! – не унимался Нил. – Иисус меня любит.

Я хихикнула от облегчения, потом наклонилась к нему и прошептала:

– Может, Иисус тебя и любит, но в любимчиках у него я.

Он рассмеялся, потом внезапно замолчал и уставился на меня долгим изучающим взглядом.

– Ты чего? – спросила я, начиная чувствовать себя неловко.

– Если Фэрроу сын Сатаны, то кто тогда ты?

– Нетушки, - я погрозила пальцем, - баш на баш. Одна история – одна правда.

Нил продолжал изучать меня (с чего вдруг такой интерес к моей персоне?), и тут в дверь постучала Луанн.

– Входи.

Она вошла и вручила ему несколько листов бумаги.

– Это все? – поинтересовался Нил, пристраивая на носу очки.

Луанн принесла ему записи посещений, как он и просил.

– Да, сэр. Видеться с другими он отказывается.

– Спасибо, Луанн. – Когда она ушла, он обратился ко мне: - В списке посетителей Фэрроу один-единственный человек. Ни частных, ни государственных адвокатов. Только один парень.

– Дай угадаю: Амадор Санчес.

– Он самый. Они сидели в одной камере четыре года.

– А еще были друзьями в старших классах.

– Серьезно? – удивился Нил. – Как же, черт побери, они оказались в одной камере? Да еще и на целых четыре года?

Как Рейесу удалось это провернуть? С каждой секундой он все интереснее и интереснее.

– Что Луанн имела в виду, когда говорила о других?

– А-а. Женщины. – Он даже рукой махнул, как будто это совершенно не важно, и уставился в записи. – Итак, Амадор Санчес приходил к нему за неделю до того, как Фэрроу подстрелили. Похоже, Санчес регулярно его навещал.

– Какие женщины? – спросила я, когда Нил так и не соизволил оторваться от бумажек.

– Просто женщины. – Он на меня даже взглянул! – Фэрроу отказывал во встрече всем им, так что вряд ли у нас есть о них какие-то записи. Но, видит бог, они пытались, из кожи вон лезли. Как минимум одна-две в месяц. – Задумавшись, он посмотрел в потолок. – Если подумать, они же все равно заполняют заявления даже без его запросов. Может быть, у нас остались копии. Надо проверить, - и он снова уставился в записи.

– Да, так ты и говорил – они заполняют заявления. Что за женщины? – снова спросила я, пытаясь унять горячий поток ревности, прожигающий мне душу.

После долгой-предолгой паузы, за время которой я придумала семнадцать разных способов его убить, Нил посмотрел на меня поверх очков.

– Женщины с веб-сайтов. – По его тону было ясно: он внезапно обнаружил, что я олигофрен.

Я стала склоняться к варианту с медленной смертью. И океаном боли. Вероятно, номер четыре. Или тринадцать.

– С каких еще веб-сайтов?

Положив свои бумажки на стол, он насмешливо уставился на меня. Хам.

– Разве ты не детектив?

– Ну да, но…

– И как долго ты работаешь над делом Фэрроу?

– Знаешь что? Я всего неделю назад узнала, кто он такой. Даже меньше, если считать по календарю Сатурна.

– Во-первых, напомни мне при случае никогда тебя не нанимать.

Я передумала. Воспользуюсь двенадцатым способом. Мне его уже почти жаль.

– А во-вторых, сделай себе одолжение: погугли его.