Вторая радуга
Шрифт:
Он прилёг на песок возле стены, по которой зелёным ковром расползлась светящаяся плесень. Ермолай держался рядом, дочь шамана стояла возле муравейника, а над её плечом висело прозрачно-синее облако с двумя движущимися и моргающими белыми глазами. Такой облик в Гволне приняла Мариэтта.
Тело на песке внезапно расслабилось, а по песочнице словно порыв ветра пронёсся. Чжань Тао погрузился. Куда — этого он никому не сказал. Существовала ли возможность напрямик из Гволна попадать в Материнский Мир, или же должны были быть промежуточные миры — можно было только догадываться. Пока что молодой мастер ощущал, что мастер Чжань ещё способен поддерживать связь с оставленным им телом, и значит, он всего лишь в одном переходе отсюда.
— Он развоплощается, — вдруг сказала Ольга.
Да,
— Он просто отошёл в сторону и унёс вещественность с собой, — сделала вывод Аникутина.
— Харламов, присматривай, чтобы муравьи во впадину не наползли, — мысленно напомнила Узоян.
Но муравьи лениво ползали по своим загадочным делам, совершенно не интересуясь местом, где только что лежало тело одного из страшнейших демонов здешних подземелий. Шло время, и примерно через полчаса свечение плесени на стене внезапно угасло. Другие пятна продолжали светиться, а это, располагавшееся как раз над местом, откуда отправился в своё путешествие Чжань Тао, стало полностью чёрным.
— Ермолай, ты что по этому поводу думаешь? — поинтересовалась Мари.
— Ничего хорошего, — мрачно ответил молодой мастер.
Дочь шамана была полностью с ним солидарна. Где-то через час свечение начало возобновляться — с краёв, но когда прошли отмеренные мастером два часа, серёдка пятна плесени продолжала оставаться чёрной.
— Время вышло, мы должны вернуться, о нас будут беспокоиться, — напомнила Мариэтта. — Вы сможете сразу же возвратиться сюда и подождать ещё.
— Оля, вернись вместе с Мари. Я подожду ещё час, — тусклым голосом ответил Ермолай.
Во рту его здешнего тела сделалось сухо и горько, как будто он пытался жевать песок. Супруга исчезла, породив негромкий хлопок. Из Гволна он наблюдал, как их с Мариэттой посадили писать отчёты. В Верхнем доме был и Лысый, и ещё несколько незнакомых людей. Как ни странно, сейчас он мог даже воспринимать их мысли, как будто бы он сам находился в расщепе. За пять минут до назначенного им срока возвращения воплотилась Ольга. Свечение уже охватило пятно плесени полностью.
— Она подпитывается оттуда, — кивнула на пятно Аникутина, — мастер забрал на том конце всю энергию. Боюсь, он взял больше, чем было можно…
Харламова по возвращении посадили за отчёт, а потом отвечал на вопросы прибывших с Лысым мастеров.
— Если бы я хоть знал, как именно он пытался использовать возможности этого тела! — воскликнул он потерянно.
Один из мастеров ему ответил, что знание в таких случаях ничего не меняет. Искусство каждого мастера такого уровня уникально, и, быть может, никто из ныне живущих мастеров не смог бы повторить эту попытку. А если бы и попытался, то ему пришлось бы искать свой собственный путь. Ермолай возразил, что он — открыватель этого мира, он воплощался в таком же теле, он ближе других к возможности его использовать для перехода между мирами.
— Что ближе — возможно. Но не значит, что тебе будет легче. И я бы не советовал повторять безуспешную попытку.
— Ольга ещё там, она ждёт. Ночью я её сменю, — возразил молодой мастер. — Чжань Тао мог попасть в непредвиденную ситуацию и не сумел возвратиться вовремя.
— Такие, как мастер Чжань Тао, не оказываются в непредвиденных ситуациях, покачал головой Юрий Константинович. — В этом и состоит отличие воинов Блеклой Радуги от рядовых обладателей повязок.
Прошла в ожидании ночь, большую часть которой Харламов провёл в Песочнице. Мастер не вернулся. Утром Ермолай с женой, Лысый, Мари, Константинов и Лёня вышли из замка и гуськом зашагали вокруг озера. Молодой мастер, уходя, несколько раз оглянулся, прочие же шагали размеренно. Ему уже объяснили, что при таких попытках исследователь возвращается назад, едва определив характеристики открытого мира. У
мастера столь высокого уровня был способ наверняка определить, достиг ли он Материнского Мира. Следовательно, либо достигнутый мир оказался смертелен, либо из него вообще было нельзя возвратиться. Ни похорон — хоронить было нечего, тело мастера в расщепе мгновенно исчезло в момент его перемещения из Гволна — ни иного прощания не было. Никто даже не сказал прощального слова. А как можно прощаться, если сам факт смерти не установлен? Вдруг сейчас Чжань Тао шагает под солнцем Материнского Мира, радуясь воплощению многолетней мечты?— Здесь гуськом не идите, держитесь россыпью, — командовала Мари, озабоченная, чтобы группа не оставила за собой и намёка на тропинку.
Они шли по склону, и только в лесочке, где под ногами мягко стелилась опавшая хвоя, вновь объединились в группу. Лысый несколько раз взглянул на часы. До общего собрания оставалось всего ничего, а они ещё должны были обогнуть сопку. Мари предложила идти напрямик, через вершину. Согласились. Директор пыхтел и потел, но категорически отказывался принять помощь своих молодых спутников. С вершины вниз они спускались, регулярно съезжая в крутых местах на пятой точке — и это на глазах всей школы! Впрочем, вид школы впервые не вызвал у командира тёплых чувств. Она больше не казалась родным домом, где он чувствовал себя в безопасности, и вокруг были близкие по духу люди.
Во дворе к их приходу учеников почти не осталось — лишь любители лихой рубки довольно лениво отрабатывали удары на деревянных чурбанах. Шестеро взмыленных людей в неказистой одежде прошли мимо них, не вызвав никакого интереса. Сработала, естественно, и внушённая несущественность. В зале было занято лишь три первые ряда сидений, настолько поредели ряды школьников. Селиванов сразу прошёл к кафедре.
— Доброе утро, я рад приветствовать всех вас в этом зале. Нас немного, причины всем известны, однако учебный год начался, и нам вновь предстоят тяжкие, но интересные занятия. Школа заканчивает пребывание в этом месте, следующий учебный год наши преподаватели начнут уже в другом. Некоторые из учеников продолжат обучение там, но большинству уже пора выходить в самостоятельную жизнь…
Ольга, уловив мысли мужа, тихо шепнула ему:
— На следующий год ты сможешь построить себе любой дом в выбранной тобой точке расщепа.
Харламов кивнул, отвлекаясь от грустных мыслей.
— … ну, а небольшая часть группы Харламова и Аникутиной займётся помощью исследователям Гволна, Реденла и Камета. Они будут работать то в Верхнем доме, то здесь, под башней. Кстати, верхний ярус подземелий отныне уже не принадлежит школе, там разместятся склады и мастерские поклонников исторического фехтования. Они пробудут у нас до середины октября. А зимой, время от времени, к нам будут приезжать группы лыжников-туристов. Наконец, с середины апреля наш персонал школы сменится персоналом будущей турбазы. Верхний дом в конце мая будет заброшен — окна вынем, мебель вывезем, оставим лишь голые стены…
От этого известия молодому мастеру стало совсем неуютно, и он почувствовал себя гонимым осенним ветром листом. Да, он станет мастером Радуги, которого сообщество обязано обеспечивать и содержать. Но он не ощущал желания иметь свой дом где бы то ни было. Да и к чему?
— …Преподавателей у нас сильно убавилось, но все занятия по психотренингам сохраняются в полном объёме. Вы все здесь не новички, так что часть нагрузки возьмут на себя инструкторы и тренеры. Сегодня обживайтесь, делитесь впечатлениями, кто хочет — выйдите во двор, скрестите мечи, чтобы наши гости почувствовали в вас своих сторонников…
В их комнате, едва разложив вещи, Ермолай натянул тёплый свитер.
— В Мокрый зал?
— Да. Проводишь?
Оля пошла с ним, чтобы прикрыть. Погружаться командир не собирался, но мог воспользоваться прямым чувствованием, чтобы получить ответы на ряд вопросов. Как обычно, в подземелья они спустились в полной темноте.
— Ты знаешь, считается, что прямое чувствование Материнский Мир не показывает, — предупредила Аникутина.
— Знаю. Есть предположение, что вопросы насчёт Материнского Мира нужно ставить совершенно иначе.