Вторая жена

И вдруг меня словно озарило. Перед глазами побежали цифры, неведомым образом отложившиеся с первого раза в голове, больно уж ровный был номер и одинаковое расположение чисел. Саша! Я помню его номер наизусть, увидела тогда на визитке, и он отложился в памяти. Саша связан с нефтяным бизнесом, он летает по миру и у него могут быть какие-то связи. Боже, неужели у меня всё-таки есть шанс? Только захочет ли он помогать мне, так грубо отшившей его? Вспомнит ли вообще какую-то Лену Белову из Парижа? Может, у него как и у Набиля, в каждом городе, всюду по любовнице. Хотя что-то мне подсказывало, что Александр на такое не способен — слишком прост и бесхитростен.

Итак, у меня был тот, кому можно попытаться позвонить. Осталось лишь добраться до трубки.

Глава XXIII

Я прокрутила все варианты, где можно будет найти телефон, и решила действовать осторожно.

Одевшись, как подобает — с покрытой головой, и чтобы ничего, кроме кистей рук и ступней не торчало — села в машину к Набилю и мы поехали кататься. Сегодня он сам сел за руль. Выехав за ворота, посмотрел на меня так, будто делал одолжение и невероятный подарок, но я подыграла — тоже улыбнулась. Показала, как рада куда-то выбраться, прогуляться. И я этому действительно была рада, хоть и по другой причине. У меня появлялся шанс найти мобильную связь.

— Музыку? — спросил Набиль.

— Можно, — зная, что он включит сейчас что-то местное, арабское, я согласилась. Когда мы встречались и я была влюблена, эти мелодии казались очаровывающими и манящими. Теперь, разочаровавшись в Набиле, я испытывала и отторжение к его культуре, ко всему здесь, казавшемуся иллюзорным, ненастоящим, жестоким. Чужим. На чужое можно реагировать двояко: влюбляться в новизну или отвергать непривычное. Иногда проходятся обе эти стадии.

Мы приехали на пляж, где шумно о берег бились волны, ветер трепал подол, облепляя им ноги, а над головами летали птицы. Вода была синей-синей под ярко-голубым небом. Отвлекшись от людей и сосредоточившись на природе, я испытала облегчение, запах свободы.

— Как тебе? — убедившись, что вокруг никого нет, Набиль приобнял меня.

— Красиво!

— Нужно как-нибудь приехать сюда ночью, тогда сможем поплавать.

— Ты что! Тут волны сильные, а я не очень хорошо плаваю. А ты?

— Нормально.

— Я бы посмотрела на это, — изобразила я по-прежнему влюблённый интерес. Хотя он не был полностью поддельным. Воображать его смуглое обнажённое тело было приятно. И мне по-прежнему было больно от того, что Набиль не хотел, не мог полностью быть моим, довольствоваться только мною, любить меня нормально, а не эгоистичной любовью какого-то шаха и господина, привыкшего, что мир стелется у его ног.

— Что хочешь на обед?

— Европейскую кухню. Тут есть?

— Тебе не нравится местная?

— Она вкусная, — смущенно улыбнулась я, — но немножко надоела. Раз уж мы выбрались, можно же разнообразить?

— Соскучилась по устрицам? — посмеялся он.

— Не по ним, а вообще… ну, что-нибудь вроде салатов или французских булочек.

— Хорошо, я знаю один французский ресторан в Рабате. Едем туда.

Ура! Он клюнул. Мне нужно было максимально европейское место, чтобы там были говорящие по-французски, и желательно эмансипированные женщины, способные меня понять.

Находившись по пляжу, мы вернулись в машину и покатили дальше. Набиль проехался по паре улиц, показывая мне какие-то места, но я слушала в пол-уха, уже сосредоточенная на том, как провернуть свой план.

Войдя в людный ресторан следом за своим «мужем», я тотчас оглядела публику. Мужчины в костюмах, но и джеллабах. Мужчины с женщинами. Женщины в основном покрытые, но были и с открытой головой. Я приглядела одну пару, в которой женщина не выглядела арабкой — накрашенная, раскованно жестикулирующая, лет сорока. Было похоже, что у неё есть свой бизнес, и она обедает с деловым партнёром, а не супругом. Нужно было сесть так, чтобы я её видела.

— Вон там свободный столик… — подтолкнул меня в другой угол Набиль, но я чуть капризно указала в другую сторону:

— Давай у окна сядем?

— Как на витрине? — хмыкнул он.

— Мне нравится смотреть на городскую жизнь. Напоминает Париж.

Он наклонился к моему уху, почти коснувшись его губами:

— Мы туда обязательно вернёмся, не тоскуй так сильно.

— Нет-нет, что ты! Я вовсе не говорю, что тороплюсь туда…

Мы сели, получив от официанта по меню. Я долго определялась, косясь на ту женщину. Нельзя было упустить нужного мне момента.

— А где здесь туалет? — спросила я Набиля. — Так, на будущее.

— Вон там, — указал он за поворот.

Остаётся надеяться, что его соберутся посетить, а если нет — придётся ждать следующую подходящую кандидатуру и тянуть время всеми возможными средствами.

— Как же тут хорошо! — выдохнула я, словно забыв о том, что мы приехали обедать. — И солнце светит, и кондиционер охлаждает!

— Выбрали что-нибудь? — вернулся официант, говоривший по-французски. Я очнулась:

— Ой, извините, залюбовалась видом! Примите пока заказ у него, — перевела я стрелки на Набиля, — ко мне чуть позже подойдите.

Я опять раскрыла меню, но продолжала наблюдать за соседним столиком. Женщина болтала и смеялась, попивала из армуда чай. Прислушавшись, я выдохнула — она говорила на понятном мне языке. Но мне уже пришлось сделать заказ и даже довелось дождаться его, прежде чем она поднялась. Сердце сделало перебой — а если она просто уйдёт? Ставка на то, что все женщины посещают туалет перед выходом, могла не сработать. Но мне повезло. Я чуть не подскочила, поняв, что она отправилась в дамскую комнату. Однако, сохраняя спокойствие и незаинтересованность в происходящем, я выждала несколько мгновений. Досчитала примерно до пяти и, откладывая вилку, со всей возможной нежностью и покорностью посмотрела на Набиля:

— Я отлучусь, как это говорят во Франции, попудрить носик?

— Конечно, — улыбнулся он, — но можешь его не пудрить, он и так прекрасен.

Ты бы тоже был прекрасен, если бы не пудрил мозги, причём мне же. Мне было больно лгать — это вообще не в моей натуре, и в то же время Набиль это заслужил. Господи, ну почему, почему он не смог всё оставить таким же искренним и замечательным, каким всё казалось изначально?

Я вошла в уборную и осталась у раковин, напротив длинного зеркала вдоль всей стены над ними. Кабинка была занята только одна — той женщиной. И я стала ждать, когда она выйдет. Никогда прежде не приходилось мне приставать к людям в таких местах, но какой у меня выбор? Либо смутить её и себя, либо застрять в Марокко навечно. Сомнительное обещание Набиля на перспективу, что мы вернёмся в Париж, смахивает на все остальные его слова о любви и отсутствии у него других женщин. Никакие слова Набиля больше не вызывают у меня доверия.

Дверца открылась. Я собралась с духом и начала:

— Простите… — Женщина посмотрела на меня, как будто вообще не рассчитывала увидеть кого-то ещё в туалете. — Вы же говорите по-французски, да?

— Да, а что? — она насторожилась, как насторожился бы любой человек в такой ситуации.

— Вы не могли бы дать мне позвонить? — Не только Набиль вызвал недоверие, но и все незнакомые люди друг у друга. Я видела на лице напротив не растерянность, а здравый вопрос: «Почему я должна дать тебе свой телефон?». — Я понимаю, что просьба звучит глупо. Но мне очень нужно. Я хочу вернуться на родину. Я из Европы. Но мужчина, который… обещал на мне жениться… отобрал мой мобильный.