Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая

— Что тебе сказать, Арсений… По твоей рекомендации задал Рашидову все вопросы, что ты мне посоветовал задать.

Генеральный секретарь пошамкал губами, словно старик. Собственно, он им я являлся, но в последнее время после начала моего лечения бросил эту привычку. А может, я просто не так много времени рядом с ним находился, чтобы все его привычки замечать.

Я молчал, молчал и Брежнев, не спеша развёртывавший обёртку с трюфеля. Сунул шоколадную с ореховой обсыпкой пирамидку в рот, медленно начал пережёвывать, потом отхлебнул уже подостывшего чайку.

— Врачи запрещают сладкое, но не могу отказать себе в удовольствии, — вздохнул он.

Я последовал его примеру, только взял не трюфель, а конфету «Мишка косолапый». Это где на обёртке картина Шишкина «Утро в сосновом лесу» фигурирует, и к которой медведей нарисовал Константин Савицкий — первый директор Пензенского художественного училища, чьё имя оно носит, как и Пензенская картинная галерея. Причём изначально на картине стояли подписи обоих художников, однако купивший работу Третьяков подпись Савицкого стёр скипидаром. Мол, про второго живописца мне ничего не говорили. По другой версии, когда Шишкин начал приписывать авторство этого холста полностью себе, Константин Аполлонович, осерчав, сам стёр свою подпись.

Как бы там ни было, это были одни из моих любимых конфет с детства, хотя и стоили они недёшево, так что вкушал я «Мишку косолапого» в отрочестве не так часто, как хотелось бы.

— Так вот, сегодня с утра мы ездили к хлопкоробам, и по пути задал я ему те вопросы, что ты мне советовал задать, — вернулся к теме разговора Леонид Ильич. — С таким вот намёком, мол, знаю кое-что про тебя, но карты пока открывать не стану. Чтобы понервничал. Тот, само собой, тут же попытался у меня узнать, в чём всё-таки я его подозреваю. А я ему: 'Дорогой мой Рашид Рашидович… Или ты сам наведёшь в своей республике порядок, или к тебе приедет целая армия следователей от Цвигуна и Руденко[3], а с ними в качестве моральной… хм… поддержки танковая дивизия.

— И что Рашидов? — подался вперёд я.

— А что он? Заявляет, мол, что у него есть кое-какие подозрения насчёт нечистоплотности некоторых товарищей, и он обязательно с ними поговорит и предпримет соответствующие меры. И я ему тут: «Ты-то сам, Рашид Рашидович, чист перед партией? Не помнишь за собой никаких грешков?» Тот побледнел так, что я испугался, как бы его удар не хватил. И давай клясться, что партию никогда не предавал и не предаст. А глазки-то бегают. Но я сделал вид, что ему поверил. Говорю, три месяца тебе, Рашид, даю на наведение порядка. Цвигун и Руденко в курсе всех ваших махинаций, если ничего не изменится — пеняй на себя. Мне есть кого на твоё место посадить. И тебя посадят, только уже на нары. В общем, струхнул мужик знатно.

Только вот нужно помнить, что загнанный в угол зверь опасен вдвойне, подумал я. И тут еж вспомнил об одной очень важной вещи.

— Леонид Ильич, если мне память не изменяет, то ещё со времён Хрущева не рекомендовалось брать в разработку первых лиц республик и вообще членов ЦК. Возможен серьезный скандал и, не исключено, в республику придаётся вводить войска. А это не совсем правильно накануне Олимпиады. Наши западные друзья тут же подымут шум о нарушении прав человека и это будет повод для бойкота Олимпийских Игр.

Это ещё мы в Афганистан войска не вводим, подумал я, хотя, кто его знает, может, и введут, даже без участия покойного Андропова.

— И что ты предлагаешь? — сдвинул кустистые брови генсек.

— Предлагаю собирать материалы. И не только по Узбекистану, но и по всей Средней Азии, и по Кавказу тоже. Во всех этих грузиях, армениях и азербайджанах кумовство и коррупция процветают буйным цветом. После Олимпиады можно собрать пленум ЦК и Верховного совета и поставить вопрос ребром, нужны ли республики как таковые, если уже, как было сказано на предыдущем съезде, образовалась единая нация — советский народ. И съезд это поддержал.

Брежнев пожевал губами, побарабанил пальцами по столу, посмотрел мне в глаза и медленно произнёс:

— Пожалуй, я с тобой, Арсений, согласен. Накануне Олимпиады не стоит баламутить болото. Вот пройдут Игры, мы как следует подготовимся, соберём материалы, и вот тогда-то… Кстати! — он ткнул в мою сторону указательным пальцем. — Мне тут доложили, что ты ещё, оказывается, воду заряжаешь. Выпьешь стакан — и здоров, как в юные годы. Это правда?

— Есть такое, — неохотно согласился. — Впрочем, исследования ещё не закончены, но предварительно можно сказать о целебном эффекте такой воды. Хотите попробовать на свой страх и риск?

— Так уж и риск? — поиграл бровями Брежнев. — Давай, не жадничай, мы Косареву ничего не расскажем.

— А я думал, что это он вам про мою воду рассказал…

— Не, не он, мой референт. У него отец дружит с директором «Театра сатиры», а тому Папанов рассказал удивительную историю, как некий врач исцелил на ноге ему язву, полил сначала какой-то «мёртвой» водой, а потом «живой» — и от язвы не осталось почти и следа. А потом ещё и выпить дал «живой» воды, отчего самочувствие актёра заметно улучшилось. Референт перед самой нашей поездкой выяснил всё-таки, что это был за врач, и оказалось, что это ты. Арсений. Признавайся, было такое? Сам только что сказал, что заряжаешь воду, значит, было.

— С вами не поспоришь, — вздохнул я. — Ладно, с утра подзаряжу, приду к вам, постучусь, или пришлите ко мне кого-нибудь из своих часов в 9 утра. Кстати, можно я вон ту бутылку с нарзаном возьму? Обработаю воду — и станет ещё полезнее.

В назначенное время в моё купе постучался Медведев.

— Готова вода? — спросил он с порога.

Я протянул ему бутылку с нарзаном, внутри которой теперь была заряженная вода.

— Скажите Леониду Ильичу, что для того, чтобы взбодриться, ему хватит и пары глотков. Несколько дней будет чувствовать себя помолодевшим лет на десять как минимум, это не считая моих процедур иглоукалывания.

— Она точно целебная? — с подозрением спросил Медведев, будто бы я подсунул ему отраву.

— Ещё какая! — с жаром воскликнул Полесских и тут же стушевался.

— Пробовали? — покосился на него с подозрением Владимир Тимофеевич.

— Да, угощал меня Арсений Ильич, и очень, я вам скажу, был положительный эффект. У меня даже зрение улучшилось.

Это была правда. Стопроцентным оно не стало, но с минус семи точно ушло на троечку, так как прежними очками мой сосед пользоваться уже не мог, и ему пришлось брать очки напрокат у знакомого инструктора отдела ЦК из соседнего вагона. А у того как раз было минус три.

Я же добавил:

— Можете сами глотнуть, и сразу поделиться впечатлениями.

— Если Леонид Ильич даст команду — то и глотну, — пробурчал Медведев.

А вообще Ильич мог бы и пригласить к себе, подумал я, когда за телохранителем генсека закрылась дверь. Какое-то прямо неуважение… Ладно, будем считать, что он сильно занят. В любом случае в результате применения «живой» воды я был уверен. Что и подтвердил через пару часов Косарев, лично пришедший рассказать о приятно удивившим Брежнева эффекте моей воды. В купе в этот момент я был один — Полесских вышел размяться в последний вагон, где показывали кино. Я разок туда заглянул просто из любопытства, и даже фильм посмотрел «Пролетая над гнездом кукушки» Милоша Формана с молодым ещё Джеком Николсоном в главной роли.