Второй долг
Шрифт:
Я не хотел говорить ей, что пришел к выводу, что я не могу больше скрываться — даже от себя.
— Конечно, как раз плюнуть. — Мой тон сочился сарказмом. Пред тем как она смогла ответить, я добавил: — Увидимся, когда я приеду домой вечером.
Нажав «отбой», я пристально посмотрел на экран.
Я заметил, как Кестрел пересекает поле в одиночестве. Я знал, что он обязательно остановится в шатре, где делают ставки, чтобы поставить на нашу команду.
Мои мышцы живота напряглись.
Нила будет находиться сама по себе. Кат и Дэниель никогда не покидают палатку,
Сбежать от нас никогда не было так просто. Поэтому ее предки никогда не предпринимали даже попыток.
Мои пальцы барабанили по телефону. Идя наперекор здравому смыслу, я открыл окно нового сообщения и набрал:
Кайт007: Я полагаю, тогда ты не ответила из-за всего, что произошло в тот день. Но, возможно, сейчас ты готова поговорить. У тебя есть вопросы. Много вопросов. Что, если я тебе скажу, что мне будет проще ответить на них таким образом, чем каким-либо иным?
Мое сердцебиение ускорилось, а палец завис над кнопкой отправить.
«Что я делаю?»
Писать подобные вещи, которые могут все прочитать, это катастрофа, но что еще хуже — я готов был ответить на любой вопрос, который она задаст.
Я всегда знал, что Нила, в конце концов, узнает, что я был Кайтом. Черт, да я особо и не скрывал, — но я всегда планировал покончить с этой уловкой, когда она узнает. В этом больше не было надобности. Я прекрасно знал ее мысли. А с такой возможностью общения нашу связь становится все сложнее не замечать.
Это было слишком опасно. За закрытыми дверями было слишком легко делиться секретами. То, что я никогда не планировал говорить, внезапно выливалось в безликие сообщения.
Мои пальцы зависли над кнопкой, покалывая от отчаянного желания нажать «отправить».
«Сделай это».
Я сделал.
— Готов? — спросил Кес, снимая свой верхний пиджак, и выставляя напоказ цвета нашей команды.
Мой нрав вспыхнул от мысли, что у Нилы были к нему чувства.
Чувства к моему гребаному брату.
Чувства, которым я позволил появиться, потому что пустил ее по неверному следу.
— Да, готов, — запихнув телефон в седельную сумку, я развернул свою рубашку и надел.
Еще одна причина, по которой я хотел избавиться от Кайта, — чтобы не оставить Ниле выбора, кроме как быть честной со мной. Я не хотел, чтобы она бежала к Кесу. Я не хотел, чтобы он вообще приближался к ней.
Она моя, черт подери.
Дрожащими руками, я завязал свой галстук и вытеснил Нилу Уивер из своих мыслей.
Пришло время начать игру.
Пришло время выиграть.
Было всего несколько мест, в которых я чувствовал себя абсолютно свободным.
На самом-то деле, если посчитать, их было всего три.
Первое, когда я ходил повидать
Жасмин.Второе, когда я запрягал Вингс и мог ускакать от камер и семьи, и обязанностей быть тем, кем не был.
И третье, когда я опускал все свои стены на поле для поло.
Я питался энергией людей. Я подпитывался нервозностью игроков, упивался их волнением, и хоть раз я был благодарен болезни, с которой жил.
Мы заняли наши позиции.
В моей руке были поводья и хлыст. Мои кремовые джодпуры, отполированные черные сапоги до колена, золотистая вельветовая безрукавка поверх старомодной белой рубашки с просторными рукавами вызывала такие чувства, будто я собирался на некий рыцарский поединок за расположение светской дамы.
Кес ухмыльнулся, сидя на Мот и ее девятнадцати хэндов [прим. мера длины в английской системе мер. Используется для измерения роста лошадей, равна 10,16 см] изящных мускулов. Вингс был только восемнадцать хэндов, но у него было то, чего не было у Мот. В нем была неистовость, которая буквально вырывалась из него. Остальные лошади чувствовали это. Их ноздри вздымались, а глазами они следили за его движениями.
Он был аномалией.
Как и его хозяин.
Хоук были знамениты тем, что устраивали матчи игры в поло и подчиняли себе правила игры, в которую нас приглашали. Общие правила, которые мы здесь нарушали: лошади не выше шестнадцати хэндов, и несколько животных на игрока.
Я отказывался играть на какой-то другой лошади, кроме Вингс. Соответственно остальной части игроков пришлось следовать по моим стопам.
Еще одно правило, которое мы применили — более длительный перерыв. Вместо глупого десятиминутного, мы брали час — лошадям нужно было это, поскольку мы не меняли их.
И часа как раз хватило бы на то, что я запланировал.
Я решила украсть Нилу и закончить то, что мы начали этим утром. Что я хотел сделать с ней, будет намного лучше, чем любая душевая головка.
Арбитр не спеша скакал на подачу. Игра, в которую мы собирались играть, будет быстрой, жесткой и психически иссушающей. Мужчины, как известно, ломали ноги из-за неправильного удара или получали сотрясения от падения с лошади.
Арбитр толкал свою речь, пока все кивали, но не слушали. Мы все сосредоточились на белом мяче в его руке.
В ту секунду как мяч коснется поля, игра начнется.
Лошади били копытами, готовясь к неистовой битве.
После того как арбитр закончил свою речь, два наших игрока вышли вперед. Собравшись в круг, мы стукнулись клюшками, прежде чем разошлись.
— Я прикрою твою спину, — сказал Кес, его глаза сверкали из-под шлема. На его безрукавке, такой же, как и у меня, был номер четыре. Его роль была — защищать лидера, мешать противникам забить, и у него не было ограничений на то, как двигаться по полю.
Я кивнул, поправив манжеты и сжав пальцы в перчатках, прежде чем покрепче взял клюшку.
— Первый чаккер [прим. ред. период игры в конное поло длительностью 7,5 минут] — наступательный. Перехватите мяч на вбрасывании и давайте выиграем этот чаккер, чтобы сразу разбить их надежды.