Второй медовый месяц

После очередной паузы Эди спросила:

— С чего вдруг?

— А что такого?

— Ты же никогда не проявляла даже тени интереса ко мне и к театру. Будь я склонна к виктимности, сказала бы, что ты никогда не оказывала мне никакой моральной поддержки. Наверное, теперь вдруг надумала только потому, что Роза живет у тебя.

— Не совсем… — осторожно отозвалась Вивьен.

— Тогда в чем дело?

— Я просто думала… — Вивьен вытянула ноги, повернула одну, изучая свой подъем в туфлях на высоком каблуке. — Думала, не привести ли Макса. Мы с ним могли бы прийти вдвоем, да и Розу прихватить.

— Шутишь?

Вивьен решила сдержаться.

— Нет, ничуть. Просто мне хочется сходить в театр, ему тоже, и мы могли бы собраться вместе.

— Но почему? — допытывалась Эди.

— А что тебя удивляет?

— Макс не отличит трагедию от кукольного спектакля. Виви, мы играем Ибсена.

Вивьен живо выпрямилась.

— Это совсем другой случай.

— Чем?

— Все дело в Максе. В нас с ним. Теперь все будет иначе.

— Боже… — в изнеможении простонала Эди.

— Я хочу заново познакомить Макса со всеми. Хочу, чтобы ты перестала язвить на его счет и дала ему шанс, хочу напомнить ему, что у меня очень интересная семья.

Эди коротко фыркнула в трубку.

— По крайней мере Рассел всегда был предельно корректен с ним…

— «Корректен», — повторила Эди. — Это что еще за новости?

— Не понимаю, откуда в тебе столько пренебрежения. Ты ведь знаешь, мы не разведены. Он по-прежнему мой муж. Ты знакома с ним уже двадцать пять лет.

— Вот именно.

— Я хочу только одного, — продолжала Вивьен, продевая карандаш в свернутый тугой спиралью телефонный шнур, — привести своего мужа в следующий вторник на спектакль, где моя сестра играет главную роль, и посмотреть этот спектакль в компании моего зятя, племянницы и племянников.

— Да ради Бога, — отмахнулась Эди, — хочешь поиграть в счастливое семейство — пожалуйста.

— Какая ты все-таки грубая…

— Просто реалистка, — поправила Эди.

— Эди, мне кажется, что теперь все будет по-настоящему.

После еще одной паузы Эди спросила изменившимся голосом:

— Ты уверена?

— Насчет Макса?

— Да.

— Уверена, — подтвердила Вивьен. — Он никогда не говорил со мной так, как в последнее время. Он хочет, чтобы все было по-моему, желает быть частью моей жизни, если я соглашусь, а не ждет, что я буду подстраиваться к нему, как раньше.

— Значит, больше не будет женщин, шикарных машин и принуждения к тому, чего тебе не хочется?

— Нет, — ответила Вивьен.

Эди задумчиво протянула:

— Неужели ты считаешь, что человек и вправду способен настолько измениться?

— О да! Я ведь изменилась. Теперь я гораздо сильнее, чем была когда-то.

— Ммм…

— Так я и сказала Максу, Эди. Заявила ему, что он может вернуться, только если действительно стал другим и прежние выходки больше никогда не повторятся.

— Вернуться? — переспросила Эди.

— Да. Он просил разрешения. Конечно, я ответила, что подумаю, и вот теперь хочу согласиться.

— Виви, — голос Эди зазвучал резче, — Макс собирается вернуться обратно в коттедж?

— Я же только что объяснила. Если он хочет жить со мной, другого способа нет, расставаться с коттеджем я не собираюсь. Я люблю и свой дом, и Ричмонд.

— Значит, Макс снова поселится в твоей девичьей келье…

— В моей спальне. Да.

— А как же Роза, позволь узнать?

Вивьен вытащила карандаш из телефонного шнура и принялась рисовать в блокноте гигантский глаз в профиль, с гротескно-густыми ресницами.

— В том-то и сложность…

— Она не может жить у тебя, если там будет Макс!

— Да.

— Значит, ты ее выставишь…

— Да, я собираюсь попросить ее подыскать другое жилье, — подтвердила Вивьен, пририсовывая нижние ресницы. — Сегодня приготовлю особый ужин в ее честь и все объясню. Уверена, она меня поймет.

— Ты — нечто…

— Она же видела, к чему идет дело. И была так мила, так помогала мне и слушала с таким интересом…

— Ясно, — пробормотала Эди.

— Откровенно говоря, она не могла не понять, что будет дальше.

— Да уж, такого слона да не приметить…

— Она умница, — продолжала Вивьен, не слушая сестру, — трудится изо всех сил, из дома носа не высовывает, и…

— Этого достаточно, — перебила Эди. — Роза — моя дочь.

— О, я сделаю все возможное, чтобы не обидеть ее…

— Если хочешь знать, — ответила Эди, — даже если ты встанешь на колени и заговоришь шепотом, факт останется фактом: ты ее выгоняешь.

Эди не сомневалась, что в доме никто не спит. С верхнего этажа уже несколько часов доносились слабые шорохи, и хотя Рассел лежал рядом неподвижно, в этой неподвижности чувствовалась приглушенная настороженность, доказывающая, что он бодрствует. Радиобудильник на тумбочке Эди показывал без четверти три, сквозь шторы пробивалась полутьма летнего города. Спал только кот, свернувшийся аккуратным шерстяным пончиком в ногах кровати. К остальным обитателям дома, рядом с Эди и над ней, сон не шел.

Она повернула голову на подушке и посмотрела на Рассела. Он лежал на боку лицом к ней, закрыв глаза. Его волосы, как всегда, длинноватые, были взлохмачены, но, к счастью, еще не начинали редеть. Он дышал носом, размеренно и ровно, губы были плотно сомкнуты. Даже в темноте Эди видела, что Рассел и вправду стареет красиво — без уродливых морщин и отвисшего брюшка, и хотя делает вид, что на внешность ему наплевать, не позволяет себе распускаться. Лежа рядом, он казался совершенно настоящим — тем человеком, которому можно доверять, потому что он именно такой, каким выглядит. А выглядел он мужчиной, человеческим существом, от которого Макс, муж Вивьен, отличался настолько, словно явился с другой планеты.