Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Второй после Бога
Шрифт:

– А вы сами, Ваше Высокопреосвященство? Вы – архиепископ Тарсусский, Тарсус – город в Османской империи. Как часто вы посещаете свою епархию, окруженную язычниками? Как обращаете их в истинную веру?

В карете воцарилась тишина, все молчали. Оба петуха оскорбленно смотрели каждый в свое окно кареты.

Вот черт! Хорошего настроения юнкера опять как не бывало. А утро начиналось так хорошо. Он улыбался, старался помочь мне, когда я грузил в карету наши вещи. Я, признаться, уже подумал, не наша ли ночная встреча заставила этого дворянина забыть о надменности и настроиться почти на дружеский лад, или то было, возможно, мимолетное свидание с прекрасной фрейлейн Сарой, если представить себе, что такое свидание имело место, или были другие причины для его перемены? Я обрадовался этой перемене, но, по-видимому, причина ее была слишком шаткой, чтобы устоять перед явной неприязненностью папского посланника.

Я кашлянул и улыбнулся:

– Вы спрашивали меня о Тёнсберге, Ваше Высокопреосвященство. Один старый монах так написал

о нем: “ В этом городе ужасно много жителей, особенно в летнее время, когда туда приходят корабли из разных стран. Его жители – хорошие граждане, и мужчины и женщины славятся своей щедростью и своими подаяниями, но пьянство там обычное дело, и нередко среди пьяных случаются потасовки, а иногда даже проливается кровь”.– Я видел, что оба слушают меня, хотя глаза их были устремлены на ландшафт за окном. – Вот так о Тёнсберге написал один монах пятьсот лет тому назад, и таким он остался в моей памяти после моего последнего посещения. Однако должен сказать, что, поездив и повидав другие города, я понял, что к выражению “ужасно много жителей” следует относиться скептически. – И, придав лицу благочестивое выражение, я закончил свою тираду: – Прошу у Вашего Высокопреосвященства прощения, если город с тех пор существенно изменился.

Нунций серьезно кивнул, не заметив моей иронии, и впал в задумчивость. Юнкер Стиг выслушал мою маленькую лекцию, не изменившись в лице, но, по-видимому, он был погружен в свои мысли. Герберт еще раньше был отправлен к Олаву на сиденье для кучера, и я слышал, как все время Олав безуспешно пытался завязать с ним разговор, но придворный слуга не говорит с кем попало.

Я задумался о старой рукописи, откуда я взял цитату, – “ Поход данов в Иерусалим”, —рукопись была найдена Иоганном Кирхманном в Любеке почти сто лет назад. Странно было думать, что этот монах сидел в своем монастыре в Тёнсберге так давно, что нам даже трудно это себе представить, и писал о городе, который я так хорошо знал. И его описания были столь верны, что казалось, будто написаны вчера. Вообще, странно было думать, что этот город с его причалами, улицами и нависшими над ним горами существует уже давно. Когда я был там в последний раз, я смотрел на него другими глазами, он был для меня самым обычным городом. А я был темным крестьянским парнем. Но с тех пор я учился в университете и стал пусть не ученым, но человеком весьма начитанным. Теперь я на многое смотрел по-иному.

Не исключено, что когда-нибудь я тоже стану таким, – историком, читающим старинные рукописи и открывающим то, что таят белые пятна, которых так много в истории.

В прошлом есть что-то надежное. Оно уже миновало, уже ограничено временем, невозвратимо, и изменить его невозможно. Поэтому прошлое намного надежнее будущего. Будущее может таить только неизвестность и внушать только неуверенность. Разве я сам совсем недавно не окунулся в собственное прошлое, не раскопал правду о своей матери, не обнаружил, что там нечего скрывать, нечего стыдиться и не о чем умалчивать?

Я должен стать историком! Это решение я принял именно тогда, в карете по дороге в Тёнсберг. Я закрашу белые пятна на карте прошлого. Напишу книги о том, что было раньше. Помогу датчанам и норвежцам познакомиться со своими предками, понять их.

Воодушевившись, я смотрел на стада овец, мимо которых мы проезжали и которые с флегматичным спокойствием, словно их мироздание не изменилось со времен Творения и едва ли изменится в будущем, паслись на лугах поблизости от церкви в Слагене.

Только когда мы проехали Камбелёккен и въехали в город – силуэт холмистой гряды Мёллебаккен был у нас по левую руку, а на севере громоздилась Дворцовая гора с руинами замка, – я подумал, что прошлое может иметь и свои черные пятна, что я помню слова хозяина о моей матери. Не знаю, почему я тогда о них вспомнил, но какое-то время меня удивляло, почему он называл ее “девкой” и “шлюхой”, если никогда ее не видел.

Глава 24

Юнкер Стиг отказался жить в таком месте. Он с брезгливостью поглядел на постоялый двор парусника Лассена, потом перевел взгляд на берег, на причалы, где небольшая пузатая лошадка ржала, словно состязаясь с ревом двух пьяных моряков, которые дрались перед кучкой подзадоривающих их подростков. Здесь было шумно, и я понял юнкера. Но именно здесь хозяин Хорттена заставлял нас с Нильсом ночевать, когда мы бывали в городе, сам же он получал постель у звонаря церкви Святого Лавранса, приходившегося ему не то двоюродным братом, не то каким-то дальним родственником, и другого места для ночлега, кроме постоялого двора парусника, я не знал. В развалюхе Лассена было четыре небольших комнаты, в углу каждой из них валялось по соломенному тюфяку, свет проникал через маленькие оконца, выходившие во двор или на берег. И больше там ничего не было.

Но нунций был доволен. И не просто доволен, а потребовал,чтобы мы поселились именно здесь. Он и слушать не желал о том, что можно остановиться у бургомистра, городского судьи, торговца или в каком-нибудь другом месте, которое, по моему разумению, лучше подходило бы лицу, занимающему столь высокое положение.

У парусника была занята только одна комната, в ней жили два крестьянина из деревни. Нунций попросил меня снять две комнаты – каждому из нас

по комнате – и обязательно, чтобы двери их были снабжены замками. Жена парусника показала нам щеколды с внутренней стороны двери и дала по висячему замку, чтобы вешать на наружную. Один шиллинг за хлопоты, сказала она. Один шиллинг следовало заплатить также за стул – нунций сообразил, что стул ему необходим. И шиллинг за рабочий столик. И шиллинг за то, чтобы убрать ненужные тюфяки. Жена парусника сияла, как солнце, и предложила сварить нам на ужин суп. Один шиллинг за хлопоты.

После этого я проводил юнкера Стига в пасторскую усадьбу и устроил его и Герберта у пробста, который только что вернулся после вечерней службы и сказал, что для него большая честь принимать у себя таких важных господ.

Когда я вернулся, нунций сидел, закрывшись в своей комнате, он хотел вечером отдохнуть, если не считать ужина, “ compieta”, который, как я понял, должен был быть в шесть-семь вечера. Несмотря на то, что было воскресенье, он не проявил никакого интереса к моему предложению посетить церковную службу, и, уходя, я слышал, как он демонстративно, с шумом задвинул засов на двери.

Пока я ходил по городу, совсем стемнело.

Тёнсберг расположен на плоском треугольнике между внушительной Дворцовой горой на севере, холмистой грядой Мёллебаккен на востоке и берегом фьорда – на юго-западе. Город разрезают две улицы – Ланггатен, которая тянется от подножья Дворцовой горы, сворачивая на юг к разрушенной ограде монастыря Олава Святого, и Эврегатен, которая начинается в центре города, направляется к Мёллебаккен, но по пути, словно передумав, проходит через весь город параллельно Ланггатен. Между этими двумя улицами находится множество маленьких улочек и переулков, многие из них не имеют даже названия. Некоторые застроены жилыми домами, но не все. Усадьба парусника Лассена стоит у воды, в самом конце проулка – он почему-то называется Грязным. Между берегом и Ланггатен, параллельно им, идет улица, которую мы называли Нижней, но ее преграждают фруктовый сад судовладельца Могенсена и пивоварня торговца Мадсена, и потому в качестве улицы она неудобна.

Бродя по городу, я посетил все грязные трактирчики у Мёллебаккен и все сомнительные пивные возле причалов, заходил в церковь Святого Лавранса и в церковь Святой Марии, но нигде не встретил окулиста, крестьянина, торговца или профессора, похожего на Томаса Буберга.

Разочарованный, я вернулся на свой постоялый двор – я так радовался, что вечером смогу поговорить с Томасом. Мне хотелось многое рассказать ему и не меньше узнать от него. Дверь нунция была по-прежнему заперта. Я поставил возле двери миску с супом, немного хлеба, постучал и сказал, что он должен сразу забрать еду, потому что в доме достаточно голодных постояльцев – и я имел в виду не только тех, кто платил за себя. Нунций открыл дверь, тени, падавшие на его морщинистое лицо, скрывали глаза, и при свете фонаря в его лице было что-то зловещее. Я пожелал ему доброй ночи и ушел к себе. Услыхав, что он задвинул засов, я тихонько вышел из своей комнаты и на уровне колен всунул щепку в щель между дверью и притолокой. Если, пока я сплю, нунций отправится на ночную прогулку, я утром хотя бы узнаю об этом.

Перед тем как уснуть, я вспомнил один наш с Томасом разговор, состоявшийся месяц назад. Я тогда читал книгу Иакова из Варацце “ Legenda Aurea[9] . Это была одна из моих любимых книг, мне всегда нравилось читать о многосторонних, мудрых, врачующих душу способностях Блаженного Августина – казалось, что все трудности разрешатся, стоит только обратиться к такому святому. Я даже завидовал папистам.

В истории, которую я тогда читал Томасу, рассказывалось о Диаволе, проходившем мимо Блаженного Августина с большим фолиантом на плече. Августин поднял глаза от своей рукописи и попросил Диавола показать ему, что написано в этой книге. Диавол сказал, что в этой книге записаны все человеческие грехи. Объяснил, что он собирает их повсюду и записывает в эту книгу. Августин приказал Диаволу, чтобы тот показал ему то место в книге, где записаны его грехи. Диавол показал ему одну страницу, но там было написано только, что один раз Августин не прочитал молитву completorium [10] . Августин встал и попросил Диавола подождать его – он скоро вернется. Сам же пошел в церковь и с большим благоговением прочитал completoriumи другие молитвы, как делал обычно. После этого он вернулся к Диаволу и потребовал, чтобы тот еще раз показал ему страницу, на которой были записаны его грехи. Диавол полистал страницы, туда-обратно, но нужная страница оказалась чистой. Тогда он рассердился и сказал: “ Ты бессовестно обманул меня. Я жалею, что показал тебе эту книгу, потому что силой молитвы ты стер свой грех”.

9

Иаков из Варацце, Иаков Ворагинский (ок. 1230–1298) – автор “Золотой книги”, сборника житий святых, пользовавшегося громадной популярностью в средневековой Европе.

10

Комплеторий – заключительная молитва после вечерни.

Поделиться с друзьями: