Второй шанс 6

Нас встречала семья владельцев лоджи. Глава семейства мистер Уоррен Доусон оказался дородным мужиком с лихими усищами, переходящими в бакенбарды, в клетчатой рубашке и широких джинсах, голову его украшала «стетсоновская» шляпа, а во рту катался огрызок сигары. С ним нас встречала его супруга миссис Доусон, чуть менее дородная, а также их взрослая дочь Энджи, её муж Кевин и их дочка лет пятнадцати. Как я позже выяснил, Доусон-старший выиграл тендер на расселение у себя гостей из советской России. Вот ведь по виду – какой-то лесоруб, а на самом деле владелец не такого уж и маленького лоджи. Может наследство папа оставил, а может сам удачно поднялся.

И ещё, как я выяснил на следующий день, у них имелась собственная ферма, на которой управлялись сам Уоррен Доусон и его зятёк. Коровы, свиньи, куры… Нет, всё-таки молодцы, трудяги, я их невольно зауважал ещё больше.

А пока нам предстояло расселяться. Каждый из двух десятков домиков был рассчитан на восемь человек, так что селились в основном артистическими бригадами. Большие коллективы в одно бунгало, понятно, не могли втиснуться, расселялись по нескольким. Я, недолго думая, напросился к казакам, получилось так, что в большой спальне наши с Олегом койки оказались рядом. Тумбочки, конечно, не как в пионерлагере, но функционально одно и то же. Туда отправились личные вещи, включая зубную щётку, мыло, полотенце, спортивная форма, запасные трусы, носки и майки. Санузел был раздельным, и это радовало: ещё не хватало утром выстаивать очередь из желающих как облегчиться, так и умыться-помыться. Ванны не имелось, но был душ, с точки зрения гигиены правильный выбор. Я считаю, что ванна должна использоваться либо одним человеком, либо членами одной семьи. А для душа тут предупредительные хозяева выдали каждому резиновые сланцы, ровно восемь пар. Вдруг у кого-то грибок? Так что не всё было настолько плохо, как могло показаться.

Приняв душ, все дружно завалились спать. По-местному ещё только десять вечера, а по Москве пять утра – самый сон. А проснулся я в 7 утра, когда народ начали будить к завтраку. Выяснив, что он продлится до девяти, я решил, что успею сделать несколько кругов вокруг лоджи и закончить утреннюю разминку на территории обнесённой металлической сеткой небольшой спортивной площадки. Если сначала в захваченном из дома спортивном костюме сборной СССР было довольно зябко, то после пары кругов я разогрелся, и когда добрался до спортплощадки, от одежды поднимался парок. Надо будет узнать, имеется ли здесь прачечная, думал я, обхватывая ладонями ледяную перекладину турника. А то в нашем домике стиральной машины точно нет, и в соседних вряд ли они имеются. Так что, закончив заниматься и переодевшись после душа, я направился к двухэтажному зданию, над которым развевался звёздно-полосатый флаг. Здесь, как я догадывался, обитала семья владельца лоджи. На мой стук открыл дверь сам Доусон. Выяснив, что мне нужно, хозяин посёлка гостиничного типа заверил, что у него в подвале стоит хороша стиральная машина, рассчитанная аж на 15 кг белья, и пусть я узнаю, может, у кого-то ещё возникнет желание закинуть в постирушку тёмные вещи. На это я возразил, что никто испачкаться не успел, так как прилетели мы только ночью, а бегал утром я один, и моя пропитанная потом спортивная форма требует стирки. Причём высохнуть она должна к вечеру, чтобы утром я мог её надеть и снова отправиться на пробежку.

– But then it will cost you one dollar, – поднял брови Доусон.

– It's okay, I'm willing to pay.

Нам перед отлётом поменять рубли на доллары не разрешили. Вместо этого пообещали суточные в размере 25 баксов, то есть за три дня пребывания нам выдали всего 75 баксов. Что ж теперь, трястись над ними? Долларом больше – долларом меньше… Я же не собирался покупать в Штатах ничего такого, мне хватит и сувениров. Тем более что питание в этом лоджи уже оплачено то ли принимающей стороной, то ли нашей, главное, что еда бесплатная. Получается, мы эти доллары можем тратить на своё усмотрение.

– Okay, that's settled.

Ударили по рукам. Ну а теперь можно и позавтракать. Ресторан, смахивающий скорее на бар, располагался в отдельном большом бунгало. Тут заправляли жена, дочь и внучка мистера Доусона. Ну а что, семейный бизнес. И у нас, думаю, со временем это станет не редкостью. Может, и нам с Ингой что-нибудь замутить? Купить помещение, нанять работников, а самим заниматься своими делами. То есть она продолжит учиться, а я… А я тоже, если удачно поступлю в Литинститут. При этом буду так же писать книги, боксировать и время от времени подкидывать нашим эстрадным звездунам песенки. Главное – чтобы на бизнес оставалось время.

А какой, кстати, бизнес можно замутить? Вот было бы здорово организовать небольшую типографию, чтобы печатать в ней не только свои книги, но и бестселлеры советских и зарубежных авторов. А заодно и настенные календари, это будет двухсотпроцентное попадание. Для партийных товарищей календари с Бобковым, для любителей остренького – девиц в купальниках. Жаль, топлесс вряд ли разрешат, но и купальник для неизбалованного жителя страны Советов – тот ещё экстрим.

Понятно, что печатная отрасль находится под пристальным вниманием партийных органов, и она приносит баснословные барыши. Во всяком случае, публикация хороших книг нивелирует затраты на печать трудов классиков марксизма-ленинизма. Могут и вето наложить.

Но вообще дураки у нас в союзном комитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли. За счёт всяких Дюма и Конан-Дойлей могли бы сотни миллионов зарабатывать для страны, но публикуют их ограниченными тиражами. Зато на «Малую землю» и прочие мемуары Брежнева не жалели бумаги.

Ладно, лучше пригляжусь-ка я к меню. Впрочем, блюда завтрака особым разнообразием не отличались. На выбор предлагались омлет или яичница с ветчиной, жареные лепешки из тёртого картофеля, которые немного напомнили мне драники, толстые блины пэнкейки с кленовым сиропом, тосты с джемом, бейглс (круглая, мягкая булочка с дыркой, которую разрезают пополам и мажут соленым маслом или мягким сыром), кофе, чай и апельсиновый сок. Причём заказывать можно порций сколько угодно, чем некоторые из задержавшихся в столовой бессовестно пользовались, словно бы на Родине недоедали. Разве что Хвостов незаметно в уголке потягивал кофе под сигарету, почитывая при этом книгу из серии «ЖЗЛ», посвящённую Надежде Константиновне Крупской. Вот уж не знаю, что интересного было в её жизни, кроме того, что она всё время находилась при Ульянове-Ленине. Хотя… Если вспомнить все сплетни про их жизнь… Но этого уж точно в прошедшей крепкую цензуру книге не найдёшь.

Прежде чем сесть за стол, я взял из стопки бесплатной свежей прессы номер «Вашингтон пост» за сегодняшнее число. Тут же поймал на себе прищуренный взгляд Хвостова, который моментально отвернулся, сделав вид, что посмотрел на меня как бы мимолётно и снова сосредоточился на жизнеописании Надежды Константиновны. А я на чтении газеты, тем более что с первой полосы на меня взирали Бобков и Картер. Под их портретами шла небольшая подводка о предстоящей встрече, а продолжение обещали на второй полосе. Ну я туда и перелистнул. Насколько хватало моего английского (а его хватало на почти дословный перевод), самолёт с генсеком должен сегодня приземлиться в том же аэропорту, который принял и нас. Понятно, что Бобкова не поселят рядом с нами, по-любому в какой-нибудь «Hilton» определят, в президентский номер. А мы что, мы обслуга. А разве нет? Хотя пансион нормальный, чего уж придираться, разве что номера на восемь душ.

Дальше журналист в своих рассуждениях ожидал от встречи двух лидеров потепления международной обстановки и сближения США и СССР. Причём не только в политической, но и других сферах, включая экономическую. Почему бы и нет? Насколько я знал Бобкова, тот не горел желанием идти на новый виток «Холодной войны». Но, с другой стороны, и прогибаться под американцев не станет. Поживём – увидим, осталось не так долго, тем более что, если верить статье, послезавтра планируется большая пресс-конференция с участием Картера и Бобкова. А завтра после встречи они посетят мероприятие в Центре исполнительских искусств имени Джона Ф. Кеннеди, где выступят мастера американской и советской культуры.

Но это без меня. Мне уже сообщили, что завтра в то же время я выступаю на рок-концерте в Университете имени Джорджа Вашингтона. А сегодня, как ещё накануне вечером сообщил Лепилов, меня отвезут на репетицию. Аккомпанировать мне будет местная студенческая команда, надеюсь, ребята хорошо выучили «Heart-Shaped Box». При том что ведущая роль за мной как гитаристом и вокалистом.

По мою душу приехали после обеда, когда я валялся на кровати с книгой в руках и уже начинал позёвывать. Всё ж таки акклиматизация – вещь сама в себе, никогда не угадаешь, как ты её перенесёшь. Но мне не на соревнованиях выступать, так что небольшой дискомфорт особой роли не играет.

Меня дожидался «Chevrolet Chevelle» цвета голубой металлик, к которому я двинулся, получив напутствие от подкараулившего меня Хвостова:

– Варченко, учти, в отношении тебя могут быть провокации. Лишнего не говори, никаких подарков не принимай, помни, что ты на территории потенциального противника.

– Всё будет нормально, не переживайте, – отмахнулся я рукой с зажатой в ней фотокамерой.

Да и Козырев обещал, что за мной будут приглядывать, чего волноваться?

Молодой водитель в круглых а-ля Леннон очках и такой же патлатый представился как Джим. Он оказался руководителем и по совместительству клавишником той самой университетской группы под названием «The Pyramid», то есть «Пирамида». Джим был студентом 5-го курса факультета истории, большим любителем Древнего Египта, даже летал в прошлом году на раскопки в Долину царей.