Второй шанс-IV

Сделав свои дела, вышел в зал.

— Какаву-то с сочником возьмите, — окликнула меня тётка за прилавком.

— Оставьте себе, — громко ответил я. — И в уборной наведите порядок, не туалет, а свинарник какой-то. Санэпидстанцию к вам пришлю.

— Да ты…

Что «я» — уже не услышал, так как покинул сие гостеприимное заведение. Наверное, это услышали немногочисленные посетители кафе, так же, как и услышали мои слова о местном сортире. Может и правда накляузничать в санэпидстанцию?

И вдруг я понял, что мне угрожает реальная опасность. Моментально вернувшись в реальность, я понял, что перехожу дорогу на красный сигнал светофора, а справа на меня несётся гружёный «ЗИЛ», и его водитель, глядя на меня широко открытыми глазами, судорожно жмёт на тормоз, но на скользком асфальте машину заносит юзом, и я понимаю, что ещё секунда — и меня попросту снесёт. Единственное, что успеваю сделать, это рухнуть пластом на асфальт и, словно в замедленной съёмке, вижу проносящийся над собой карданный вал самосвала.

Следующее, что отложилось в памяти — это как я стою посреди дороги, а меня обступили люди, трогают меня, что-то говорят, и как из кабины самосвала в буквально вываливается несчастный водитель. На негнущихся ногах приближается ко мне, глаза всё ещё по полтиннику, рот открывается, но только я ничего не слышу. Плотину глухоты прорвало как-то внезапно, и в моё сознание врывается целая какофония звуков.

— Сынок, — лопочет какая-то старушка, — живой, слава богу, живой!

— Да-а, как это он умудрился под самосвалом отлежаться, — качает головой мужчина с портфелем.

Наконец водитель до меня добирается, хватает за грудки, трясёт и чуть ли не со слезами на глазах кричит:

— Что ж ты творишь-то, дурак?! А если бы я тебе переехал? Если бы насмерть? А у меня дети, жена больная, если бы меня из-за тебя посадили? Они бы по миру пошли!

— Да не посадили бы, — пытался успокоить его смахивающий на простого работягу мужик, кое-как отцепив того от меня. — Он же сам под машину кинулся. Да ещё и на красный свет побежал.

Я потряс головой, приходят в себя, отчего шапочка на моей голове едва не слетела. Прижал руки к груди.

— Товарищи, простите Христа ради, задумался!

— Задумался он, — передразнил «работяга». — Дать бы тебе по шее… Ты как себя чувствуешь? Ничего не поломал?

— Да вроде всё на месте, — констатировал я, оглядывая и ощупывая себя.

— Испачкался только, — заметила вопившая давеча старушка и попыталась варежкой отряхнуть мне спину.

Между тем рядом остановились ещё несколько автомобилей, водители которых покинули кабины, присоединившись к толпе любопытствующих.

— Так, в чём дело?

А вот и гаишник нарисовался. Народ наперебой кинулся объяснять, а я стоял, понурив голову и чувствуя себя полным кретином. Сотрудник Госавтоинспекции быстро навёл порядок, народ рассосался в течение буквально пары минут. А дальше он отвёл меня в круглую стеклянную будку, стоявшую на следующем перекрёстке, где принялся составлять протокол.

— Проезжая часть — не место для подсчёта ворон, — укорял меня инспектор, заглядывая в мой паспорт. — Мог спровоцировать крупное ДТП. Да и сам чуть не погиб. Как умудрился так удачно упасть, что самосвал над тобой пролетел?

— Сам не знаю, — пожал я плечами. — Может, благодаря занятиям боксом успел среагировать.

— Постой-ка, постой-ка… Ты тот самый Варченко, который чемпион Европы по боксу?

— Ага, юниорского, — кивнул я.

— И который книжку написал… м-м-м… «Остаться в живых»!

— Угу…

— И который в «Песне года» был? Этой… Пугачёвой и ещё там какому-то артисту песню сочинил?

— Добрынину, — подсказал я.

— Точно! А я-то смотрю — лицо знакомое! Да как же ты так, парень?! Ведь подумать только, страна могла в один момент лишиться и перспективного боксёра, и писателя, и композитора… А родители твои где?

Я честно рассказал, что с мамой мы почти через час встречаемся на вокзале.

— Что же нам с тобой делать?.. Ладно, обойдёмся без протокола. Вы свободны, товарищ Варченко, — перешёл на официальный тон гаишник, возвращая мне паспорт. — Но впредь постарайтесь быть более внимательны на дороге.

— Спасибо, товарищ старшина! — с чувством произнёс я, пряча документ во внутренний карман куртки.

Оказавшись «на свободе» и всё ещё переживая про себя недавние события, пришёл к выводу, что это мне не иначе как помогла вкачанная в меня потусторонней сущностью интуиция. Что ж, не самые приятные ощущения, сопровождавшие «закачку», того, пожалуй, стоили. Представил, что случилось бы, не сработай «шестое чувство», и сразу малость поплохело. Ладно я, перерожусь во что-нибудь в этом самом «котле», но маме-то каково было бы узнать, что единственный сын… Аж на слезу прошибло, всё-таки старческая сентиментальность ещё даёт о себе знать.

Маме о едва не унёсшем мою жизнь происшествии я ничего рассказывать не стал, как известно, нервные клетки не восстанавливаются. Это, правда, сейчас известно, а учёные в моём будущем уже точно знали, что восстанавливаются. Однако на фоне переживаний у человека может случиться инфаркт или инсульт, так что ну её, от греха подальше. Родных надо беречь.

Мама, правда, заметила, что я какой-то не такой, как она сказала, дёрганый. Но я придумал отмазку, что стал свидетелем ДТП, в котором, не исключено, пострадали люди. И то мама прижала ладонь ко рту, сделав брови домиком, тем самым демонстрируя своё сострадание, пусть даже и к незнакомому человеку.

На этот раз нам достались места в СВ, и ни кс кем делиться полками не пришлось, благо что в купе СВ их всего две, и обе нижние. Перед сном успели поговорить о моих «спонсорских» планах.

— Максим, твои деньги, ты их зарабатываешь, поэтому распоряжайся ими на своё усмотрение, — сказала мама в ответ на моё предложение о закупке инвентаря для клуба. — Отец, конечно, может что-то возразить, но на его месте я бы лучше молчала.

Батя и впрямь попытался вставить свои пять копеек, мол, с какого перепуга я должен тратить деньги из семейного бюджета на какую-то секцию, которая находится на балансе какого-нибудь ведомства. Вот пусть они и закупают инвентарь. Однако после пятиминутного выплеска эмоций от мамы отец предпочёл за лучшее закрыться в ванной, сделав вид, что ему неожиданно приспичило.

А во вторник после тренировки я задержался, чтобы поговорить с Храбсковым.

— Валерий Анатольевич, давайте мы с вами составим список хотя бы самого необходимого, — заявил я, отхлёбывая в тренерской из стакана горячий чай. — Думаю, новые перчатки точно не помешают, как боксёрские, так и тренировочные шингарки. Мешки, опять же, два новых, в прошлом году полученные клубом по распределению, а пять провисли, всё их содержимое вниз ушло. Груша у нас одна, уже зашитая сбоку.

— Да, я сам зашивал в прошлом месяце дратвой, — кивнул Анатольич.