Второй шанс.
Шрифт:
******
Просыпаюсь я от того, что кто-то яростно, но одновременно не слишком и грубо тормошит меня за правое плечо. С трудом приоткрыв глаза, я обнаруживаю, что моя голова покоится на досье, которое наверняка уже частично отпечаталось на моей правой щеке. Отделение заполнили сослуживцы и шум телефонных звонков, разговоров, перебираемых бумаг, щёлкающих автоматических ручек и другой офисной техники, а слева от моего стола стоит Гэбриел и пытается привести моё тело в чувство. Всё, что я помню, это то, как всего на секунду уткнулся лбом в деревянную столешницу, желая лишь немного передохнуть и осмыслить уже открывшиеся факты, прежде чем погрузиться в менее важные по сравнению с главным детали и подробности. Но, должно быть, обратно я так и не выпрямился и в какой-то момент просто отключился. Мне неведомо, когда точно это произошло, и сколько тогда было времени на часах, но то, что вернуться к прерванному
– Который час?
– Ровно девять. Ты в порядке? Тебе не плохо?
– Нет, – тут же отрицая в корне неверное предположение, качаю головой я. Физически я совершенно здоров, даже если, возможно, немного и голоден, что легко разрешимо посещением общей столовой или автомата с едой по пути на выезд, а всё остальное не требует экстренного вмешательства. Да и вообще не от каждого недуга есть врачи. Не каждую болезнь можно вылечить, и далеко не каждого человека можно спасти, а в особенности от самого себя.
– Точно ничего не случилось? Ты здесь давно?
– Довольно-таки.
– Слушай, Ник. Тут такое дело. Я думаю, что тебе стоит поехать домой и денёк отдохнуть. Я без проблем тебя прикрою. Ну что скажешь?
– Я ценю твою заботу, и спасибо тебе за неё, но нет. Мне лучше здесь.
– Но я не видел тебя таким вымотанным и, не знаю, опустошённым что ли с тех пор, как…
– Не надо, Гейб, – не дожидаясь основательной и полноценной конкретики, перебиваю его я. Он не скажет мне ничего нового и чего-то такого, что вдруг станет для меня открытием, а мне и самому болезненно ясно, что вчерашние события влияют на мой рассудок сильнее, чем я готов признать, и пробуждают к жизни вещи, воспоминания и мысли, которые казались мне похороненными навсегда. Но это не значит, что у меня есть желание ворошить прошлое и снова видеть необоснованную жалость в чужих глазах, особенно учитывая тот факт, что о действительно самом трагичном и душераздирающем, по крайней мере, в моём понимании, я так никому и не рассказал. У каждой медали есть две стороны, но в данном случае о второй известно лишь мне одному, а, обнаружив её далеко не сразу и не зная, как заговорить о внезапно ставших моим достоянием фактах, я так и оставил их при себе. Возможно, в глубине души это и уничтожает меня, но и омрачать сохранившуюся светлую память об ушедшем человеке в глазах тех, кто его знал и, в отличие от меня, глубоко, преданно и истинно любил, в мои намерения не входит. – Я просто почти не спал. Но свежий воздух меня взбодрит.
– Ты уверен?
– Предельно. Куда надо ехать?
– Студенты с утра пораньше решили провести обряд посвящения, и, находясь в воде, один из них наткнулся на руку утонувшей девушки.
– Или же убитой, от которой таким образом просто избавились.
– Или так, да. Пока на место добираются криминалисты, судебно-медицинский эксперт, криминальный следователь и детективы, наша задача оцепить берег и подходы к нему и никого туда не пускать.
– Ну, тогда поехали.
– Ник?
– Я обещаю, я в порядке, – но в действительности это не совсем так, и я не только не спорю с Гэбриелом, когда он говорит, что сядет за руль, но и уже у ярко-жёлтой полицейской ленты, огораживающей всё-таки место преступления, а не банального несчастного случая, заговариваю с другом совсем не о сегодняшней жертве. С извлечением её тела из водоёма позади нас не всё так уж и просто, и, наверное, это ужасно, обсуждать жизнь и способы решения житейских проблем по-прежнему существующих людей, в то время как в двух шагах от тебя пытаются вытащить на поверхность уже лишённое души тело, но здесь можно помочь лишь поиском виновного и ответов, а вместе с этим и установлением справедливости, а напрямую ничего из этого к сфере моей деятельности не относится. Мы лишь патрульные, а за непосредственное расследование и раскрытие преступлений отвечают совершенно другие лица. Нашей же задачей является лишь обеспечение условий для того, чтобы они все могли спокойно выполнять свою работу на пресловутом месте преступления, где бы оно ни находилось, и если у нас всё под контролем, как сейчас, то общаться между собой вовсе не запрещено.
– Вчера ты сказал, что есть и другие варианты, и что нужно просто тщательно всё обдумать. Что ты имел в виду? – спрашиваю я, ведь, в конце концов, нужно что-то решать, без особых медицинских на то показаний в больнице никого не держат сильно долго,
и, даже не успев реально погрузиться в эту историю, я и так знаю, что в этом плане дни девушки сочтены. Ходить вокруг да около банально некогда, да и незачем, ведь, хотя Гэбриел и промолчал, он не слепой и ясно видел, что именно я читал в кабинете и на чьём конкретно досье случайно забылся урванным поверхностным сном.– Конечно, то, что кто-то должен проявить инициативу и позаботиться о ней, не разлучая её с ребёнком.
– Так вы с Эвелин размышляете об этом?
– Нет, ты что. Я и не думал, что из-за беременности она станет слегка стервозной и начнёт до такой степени ценить личное пространство, что временами становится жутко, но факт остаётся фактом, поэтому я даже и не заикался. Будь обстоятельства другими, пожалуйста, но сейчас совершенно неудачное время. Мы только снова разругаемся из-за того, что я в очередной раз не понимаю якобы очевидных вещей, а мне этого совсем не хочется.
– Так что теперь?
– Нужно купить автомобильное кресло.
– Я серьёзно, Гэбриел.
– И я. Без его наличия в машине новорождённых не выписывают. Эвелин уже давно требует от меня его купить, а я всё торможу.
– А если ребёнок не совсем только что появился на свет? Оно всё равно нужно, чтобы покинуть больницу?
– Ты что это, Ник? Я не подразумевал, что этим кем-то должен быть ты. Я имел в виду, что тебе необязательно подавать рапорт, а не то, что нужно тащить её к себе домой. То, что ты прочитал досье, ещё ничего не значит. За исключением основных сведений и деталей там полно белых пятен, о которых может поведать только она сама. Откуда тебе знать, что она, к примеру, не воровка? В совокупности всё это очень и очень рискованно, – да, чисто теоретически это, и правда, опасно для меня, моей работы и распланированного будущего, в котором я знаю, по крайней мере, то, чем буду заниматься и через десять лет, если к тому моменту меня, конечно, не застрелят. Мало того, что экстренный вызов зафиксирован в системе, и этот факт оттуда никак не стереть, так есть ещё и показания соседей, свидетельствующие о том, как долго плакал ребёнок, а дверь никто не открывал. На них, занесённые в протокол, следует отреагировать не иначе как обращением в службу опеки, поэтому да, мне однозначно много из-за чего может взять и серьёзно влететь. И не учитывать это просто преступно, но…
– Ты, конечно же, прав, и она действительно может оказаться кем душе угодно. Но у меня есть возможность… И деньги. Просто дело ведь не столько в них, – отвечаю я, но всё это чушь, ерунда и самая примитивная отговорка, какая только может быть. Всё начинается с намерения, и пусть я не уверен, что полностью отдаю себе отчёт в собственных же ожидаемых действиях и их вероятных последствиях, кого при всём при этом я пытаюсь обмануть? Глубоко в сердце оно уже всё решило за меня. А ещё если ты что-то можешь, то не позволяй себя ничему остановить и просто действуй. Другого тут банально не дано.
– Прежде всего, конечно, совсем не в них, но знаешь, я думаю, что ты справишься. Только начать всё равно придётся с детского кресла, – эти слова не лишены смысла, да и вообще Гэбриелу, готовящемуся стать отцом, куда лучше знать о том, что нужно ребёнку, и об обязательных правилах перевозки детей в автомобиле, но, в этот раз укладываясь в установленные часы посещения больных, я размышляю, что мы оба, возможно, поспешили. Поторопились тогда, когда в своём узком кругу фактически решили чужую судьбу, распорядились ею по своему усмотрению и сочли, что не встретим ни единого возражения. Прежде всего, это относится ко мне, ведь это я собираюсь сделать что-то конкретное, взяв на себя многогранную заботу о совершенно незнакомом человеке, которого видел всего лишь дважды в жизни, и его ребёнке, что автоматически усложняет и без того не лёгкую ситуацию, но кое-чего мы явно не учли.
Даже столкнувшись с финансовыми проблемами задолго до этого дня, как одна из множества, Кензи, чьё имя я узнал ещё вчера из медицинской карты, а полностью оно звучит, как Маккензи, совершенно свободна и вовсе не обязана покоряться незнакомцу и вверять ему свою жизнь только потому, что он так сказал. А ещё ей, возможно, и не настолько нужен ребёнок, чтобы сознательно оказаться в своеобразной клетке, и для неё предпочтительнее расставание с ним, чем продиктованная исключительно благими намерениями с моей стороны полнейшая зависимость от постороннего лица. Каждый волен выбирать, но в то же время лично ей я вряд ли предоставлю такую роскошь. По крайней мере, я думаю так до тех пор, пока не вхожу в нужную палату и ввиду отсутствия девушки в кровати не оказываюсь в положении застигнутого врасплох, когда, не удержавшись, подхожу ближе к боксу с ребёнком. Она бесшумно появляется из ванной комнаты позади и обнаруживает саму себя лишь сломленным, ранимым и дрожащим шёпотом из-за моей спины: