Второй шанс

— Воды.

После экскурсии по замку почему-то пересохло в горле. Сильно так пересохло, и о причине я мог только догадываться. Казалось бы, внутри него полумрак, и куда прохладнее, чем снаружи, а вот поди же ты. Наверное, разгадка заключалась в том, что я находился рядом с тайной, и другого объяснения у меня не было. Такие же древности на этой планете, конечно же, земного происхождения, мне встречать приходилось, причем не раз. Но выглядели они всегда так, как и положено выглядеть спустя тысячелетия. Тут же все было по-иному.

— Ты! — ткнул Старый пальцем в кого-то за моей спиной. — Воды принеси и быстро!

Судя по тяжелому топоту, приказ предназначался мужчине. Так оно и оказалось, когда на столе передо мной появился стеклянный кувшин с ручкой, и тонкостенный бокал. Старый подождал, когда я залпом выпил воду, и только затем начал разговор.

— А вопрос у меня, Теоретик, к тебе такой. Известно мне — знаешь ты, как получают вядель.

— В общих чертах.

— Насколько общих?

— Никогда этим не занимался, и даже рядом не присутствовал. Знаю только, что нужны ракушки и водоросли. Причем обязательно свежие.

Последнее добавил уже от себя. Но все это можно получить только на берегу моря. И не удачная ли появится возможность, чтобы попытаться сбежать? Например, прыгнув в воду, несмотря на обилие в ней хищников. Или еще вариант — по дороге к нему.

— И это все?

— Еще нужен огонь. Выпариваешь, соскребаешь со стенок котла, разводишь с пресной водой, тщательно размешиваешь, снова выпариваешь. Примерно так. Соотношение и остальные нюансы для меня полнейшая загадка. В итоге получается подобие антибиотиков. А они, сам знаешь — основная проблема этого мира. Единственное, если сделать неправильно, получится сильнейший наркотик.

Я его не пугал: сам видел, как спрыгнул с катушек Киндер. И сколько бед в поселке он после этого натворил.

— Жадры, это, безусловно, замечательно, — начал рассуждать Старый. — Но с ними-то как раз проблем нет: у нас и своих эмоционалов парочка. Основной, и запасной, как парашюты, — его смех показался мне мерзким. — Пусть они с твоими и ни в какое сравнение. Но это как с выпивкой. В том смысле, что нализаться до самых бровей пивом можно так же легко, как и водкой, вопрос только в количестве. Кстати, а еще кто-нибудь знает, как получить вядель?

— Нас там было много, на юге, — пожал плечами я.

Убавляя себе цену, и в тоже время не раскрывая того, что технологией, и даже опытом в его получении обладает Дарья.

— Да, Теоретик, Лариса жалуется, что ты с ней не особенно ласков. Может, другую к тебе прислать?

— Меня она устраивает полностью. А можешь и другую прислать, — равнодушно сказал я.

Если начну настаивать, чтобы оставили Ларису, сделаю для нее только хуже. С ней не сплю, но в тоже время требую оставить — не сочтут ли они такое подозрительным? И тогда у девушки могут возникнуть проблемы. Согласен, самая большая проблема, что она вообще оказалась у перквизиторов, но зачем их добавлять?

— Ты настолько любишь Валерию?

— Настолько.

— Завидую ей! Нет, не из-за тебя самого, пусть ты даже вполне себе ничего парень.

— И почему тогда?

— Любишь ее так сильно, что даже в твоей ситуации ни-ни!

Наши с Ларисой разговоры перед сном стали в какой-то мере уже привычны. Еще бы, ведь которую ночь подряд нам приходилось спать в одной постели, благо что она достаточно широка. И все-таки, однажды проснувшись посреди ночи, я обнаружил, что обнимаю ее. А сама она утверждала, что поправлял на ней одеяло, которое, увы, но было всего одно. Наверное, в такие моменты мне снилась Валерия, иначе откуда такая забота?

— Все будет хорошо, Лара, и тебя обязательно полюбят также. Или еще сильней.

— А я?

— Что ты?

— Сама я смогу полюбить?

Откуда мне знать? Но ответа от меня и не требовалось.

— После всего того, что со мною случилось?

— Время лечит, — не оставалось ничего другого, как сказать банальность.

— Очень хочется на это надеяться. Только вряд ли.

— Это почему?

— Для начала нужно отсюда выбраться. Ты бы только знал, что мне пришлось пережить!

— Могу себе представить.

Одно было хорошо, что Лариса даже не всхлипнула. Хотя могла бы и расплакаться, судя по голосу.

За последнее время девушка немного оттаяла. В том смысле, что не вела себя как манекен, который умеет ходить и отвечать на несложные вопросы. Во всяком случае, когда мы оставались наедине.

— Ничего ты не можешь! Гардиан был жестким и гадким, и вообще извращенец. Но он был один. А затем началось! «Ларочка, я тебе в карты проиграл, так что все, теперь у тебя другой господин. Слушайся его как меня, а иначе…» Знаешь ведь, Игорь, что тут с людьми делают.

— Ты про модов?

— Именно! Насмотрелась я на них. Как будто и человек, но только в глаза заглянешь, а там пустота. Самая настоящая. Ни мысли, ни эмоций. И лицо как маска. И это поначалу. А дальше вообще ужас. Обычно у них все внезапно случается. Как будто такой, как и обычно, и вдруг начинает корежить. Судороги, судороги, судороги! А лица! Какие у них становятся лица!

И мне сразу вспомнилось увиденное рядом с Вазлехом, в одной из горных долин.

— И что тогда с ними делают?

— Убивают, что же еще? Но вначале сгоняют всех, чтобы на них полюбовались, и прониклись, так сказать. Сатрап, это тот, которому Гардиан в карты меня проиграл, еще более-менее нормальный был. Жестокий, и от него пощечины дождаться — в любой миг. Без всякой причины, просто ему захотелось. А потом он подарил меня Тихушнику, — Ларису явственно передернуло. — Напоят какой-то гадостью, благо, что после нее мало что помнишь, и начинается! То одно лицо над собой видишь, то другое, а чаще совсем не лица. Надеюсь, понимаешь, о чем говорю.

Я понятия не имел — чем остановить внезапную исповедь девушки. Да и не стоило ли ее останавливать, ведь так для нее будет лучше.

— Ну и как я смогу теперь кого-нибудь полюбить?!

— Время лечит, — повторился я.

Очень хотелось надеяться, что придет оно, когда мне удастся вылечить всех перквизиторов. Самым кардинальным образом, который избавляет от любой болезни — телесной ли душевной, и даже от обеих сразу.

Меня заставил проснуться толчок в плечо. А также ладонь, зажавшая рот. Еще не открывая глаз, я ухватился за чью-то руку, собираясь ее заломить, когда смутно знакомый голос, который был едва слышен, сказал.