Вторжение. Битва за рай

Генерал повторил, что целью вторжения является «устранение дисбаланса в регионе». Международное напряжение продолжает нарастать, а космическая разведка сообщает о спонтанных схватках во многих районах страны и по меньшей мере о двух серьёзных битвах на суше...

На том всё и кончилось. Голос как-то сразу умолк. Мы ещё поймали несколько отдельных слов: «Организация Объединённых Наций», «Новая Зеландия», «от двадцати до двадцати пяти самолётов», и всё. Мы переглянулись.

— Так, давайте быстро возьмём бумагу и карандаши и запишем всё, что запомнили, — спокойно сказал Гомер. — А потом сравним записи.

Мы сделали это десять минут спустя. Просто удивительно, как разнились между собой наши версии, но в главных деталях мы оказались едины.

— Прежде всего, — сказал Гомер, садясь на корточки, — мы теперь точно знаем: это не Третья мировая война. Пока не она. Похоже, всё это касается только нас.

— О пленниках нормально говорили, — сказала Корри.

Все согласно кивнули. Похоже, это было правдой. И нам всем стало немножко легче, хотя всё равно нас терзали жуткие страхи.

— Он пытается напомнить американцам о Вьетнаме, — сказала Фай. — Это ведь вроде их национального кошмара или что-то в таком роде.

— Для вьетнамцев это был кошмар похуже, — заметил Крис.

Я посмотрела на Ли, но на его лице ничего не отразилось.

— Американцам не хочется ввязываться в проблемы других стран, — сказала я, припомнив уроки истории двадцатого века. — Вудро Вильсон [2] и изоляционизм, разве нам не эту тему задавали на каникулы?

2

Томас Вудро Вильсон (1856-1924) — 28-й президент США.

— Мм... напомни мне написать этот доклад сегодня вечером. — Это был Кевин.

— «Международное напряжение» звучит многообещающе, — проговорила Робин.

— Пожалуй, это и есть наша главная надежда. Но я представить не могу, чтобы множество других стран ринулись проливать за нас кровь, — сказала я.

— Но разве у нас нет всяких там международных договоров? — спросил Кевин. — Я думал, политики должны такое предусматривать. А иначе за что они получают свои деньги?

Ответа на его вопрос никто не знал. Может быть, все думали то же, что и я, — что нам следовало бы поинтересоваться этим давным-давно, пока не стало слишком поздно.

— А что значит «устранение дисбаланса в регионе»? — спросил Кевин.

— Ну, наверное, он говорит о более равномерном распределении всего, — предположила Робин. — У нас огромные земли и всякие ресурсы, а совсем рядом есть страны, где людей как селёдок в бочке. И не приходится их винить за то, что им это не нравится. Но мы-то ведь ничего не делаем, чтобы устранить дисбаланс, просто сидим на своих толстых задницах и наслаждаемся своим богатством.

— Ну да, а другим достаются крошки от печенья, — смущённо произнёс Кевин.

— А теперь они забрали печенье и крошат его по-своему, — вздохнула Робин. — И похоже, забрали всю упаковку.

— Я не понимаю, — покачал головой Кевин. — Ты так говоришь, как будто ничего не имеешь против. Ты думаешь, это вполне справедливо? Пусть себе ходят здесь и забирают всё, что хотят, всё, ради чего работали твои родители? Конечно, ребята, угощайтесь, не обращайте на нас внимания! Это ты в Библии вычитала? Плюй на всех, или как там? Напомни потом мне, чтобы я не ходил в твою церковь.

— Да вряд ли и получится, — фыркнула Корри и, улыбнувшись, положила ладонь на колено Кевина, стараясь его успокоить.

Но Робин сразу вскипела.

— Конечно я против! — воскликнула она. — Если бы я была святой, может, я и не стала бы возражать, но я не святая, и я очень даже возражаю. К тому же они действуют весьма нерелигиозным способом. Не знаю такой веры, которая велела бы людям врываться в чужие дома и воровать всё что вздумается. Я могу понять, почему они это делают, но понимать не значит поддерживать. Просто если вы всю свою жизнь прожили в трущобах, умирали от голода, не имели работы, вечно болели и при этом видели, как люди через дорогу купаются в богатстве и каждый день едят мороженое, то через какое-то время вы можете убедить себя, что забрать у них богатство и разделить его между всеми — не так и ужасно. Да, несколько человек пострадают, зато множеству других станет лучше.

— Всё равно это неправильно, — упрямо произнёс Кевин.

— Может, и неправильно. Но ты просто смотришь на всё по-другому. Тут не может быть правильной и неправильной стороны. Обе стороны могут быть и правы, и не правы. Я думаю, обе стороны на этот раз ошибаются.

— Это означает, что ты не собираешься с ними бороться? — спросил Кевин всё с тем же воинственным видом.

— Я не знаю, — вздохнула Робин. — Я ведь уже немножко боролась... Я была там, с Элли, когда мы прорывались через Виррави. Наверное, и дальше буду бороться, просто ради своей семьи. Но после войны — если вообще настанет такое время — «после войны», — я изо всех сил постараюсь изменить положение дел. Мне наплевать, если я даже потрачу на это всю свою жизнь.

— А ведь ты полагал, что мы слишком рискуем, отправляясь искать Робин и Ли, — сказала я Кевину. — Ты вроде бы не слишком горел желанием найти их.

Кевин явно смутился:

— Ну, я не это имел в виду... — Вот и всё, что он сказал.

— Может быть, — заговорил Гомер, — нам пора уже решить, что мы все вообще собираемся делать. Мы получили возможность отдохнуть, восстановить дыхание, подумать о многом. А теперь мы должны решить, останемся ли мы здесь и будем ли прятаться, пока война не утихнет сама собой, или мы должны выбраться отсюда и что-то предпринять. — Он немного помолчал и, поскольку никто не сказал ни слова, продолжил: — Я знаю, что нам вроде как полагается быть просто школьниками, мы слишком молоды для того, чтобы делать нечто большее, чем стирать мел с доски по просьбе учителя, но некоторые из тех солдат, которых я видел ночью, были не намного старше нас.

— Я видела двоих, которые выглядели намного моложе нас, — сказала Робин.

Гомер кивнул. Все долго молчали. Повисло напряжение, тяжёлое, как душная ночь. Здесь, во впадине за горным хребтом, мы на какое-то время спрятались от страха, пота и крови внешнего мира. Люди там продолжали убивать друг друга, брать в плен, причинять друг другу боль, но мы отступили и очутились в раю Ада.

Я чувствовала, что моя мысль вроде бы не имеет отношения к тому, что говорил Гомер, но всё равно сказала:

— Я теперь понимаю, почему Отшельник решил поселиться здесь, подальше от всего этого.

— Подальше от рода человеческого, — пробормотал Крис.

— Но наши родные, — заговорила Корри. — Ведь именно о них каждый из нас тревожится. Наверное, я стала бы сражаться за свою страну, но меня бы сводила с ума мысль о моих родных, о том, что могло с ними случиться. Мы не знаем даже, живы ли они. Мы думаем и надеемся, что они заперты на территории ярмарки и с ними хорошо обращаются, но на самом деле мы ничего не знаем. Мы просто полагаемся на слова мистера Клемента.