Вторжение
Шрифт:
Наверное, пора привести характеристику майора Ячменева. Матросы любовно, искренне, хотя комбат довольно строг и требователен, называют его Батей. Умный человек, толковый офицер, достаточно эрудированный в различных областях знаний, любимец солдат и подчиненных офицеров, но вечно конфликтующий с вышестоящим начальством, потому и военная карьера его не задалась.
Но майор относится к этому обстоятельству спокойно, философски, любит военное искусство, в этом Александр Иванович Ячменев — настоящий профессионал.
По гороскопу командир батальона, как и наш сочинитель, тоже Водолей. И это многое объясняет в его неадекватном поведении.
Тем
Здесь последовали сцены случайных встреч и стычек с представителями той банды, которая задумала захватить лайнер и уйти на нем за границу. К этому бандитов вынуждает то обстоятельство, что сыщики из управления по борьбе с организованной преступностью сидят у них на хвосте. Кроме того, преступникам необходимо отправить за границу золото, драгоценности, контейнер с наркотиками и тех дельцов теневой, а точнее сказать — криминальной экономики, которым уголовники-мафиози Головко организовали групповой побег из места заключения.
«Дать эти сцены в подробном изложении? — засомневался Станислав Гагарин. — Можно, конечно… Чтобы действие романа «Вторжение» стало позабористее. Но, по-моему, приключений в нем хватает… Как бы читатель не присытился ими, не перестал воспринимать острые моменты сюжета надлежаще. Впрочем, крутых эпизодов впереди в избытке. Что-что, а это я вам, соотечественники, обещаю твердо».
И снова набережная Ялты.
— Уж очень она полюбилась мне, — усмехнулся писатель.
Неторопливо шли по ней четверо морских пехотинцев. Андрей Павлов, Олег Вилкс, Федор Иванов и Иван Гончаренко. Алеша Камай остался на горном склоне, готовил на костре ужин для ребят.
За парнями наблюдали со стороны Шкипер и один из террористов по кличке Вырви Глаз — мрачного вида детина, лицо его украшал глубокий шрам, пересекающий левую бровь.
— Не эти? — спросил Шкипер.
Вырви Глаз пожал плечами.
— Вроде бы они… Таких я уже видел. Чистой воды ОМОН, командир! Век свободы не видать!
— Если это так, — усмехнулся Шкипер, — то тебя, Вырви Глаз, они отправят на тот свет без предварительной отсидки.
— И что делать?
— Скажи кентам, чтоб присмотрели. Узнай, где эти бакланы ночуют, устрой проверку. Только без шухера! Не наследи… Нам паника сейчас без надобности, Вырви Глаз. Завтра уходим навсегда.
LIV. СХВАТКА В НОЧНОМ ЛЕСУ
В Севастополе теплоход «Великая Русь» стоял у причала. Майор Ячменев с Еленой Сергеевной пребывали среди пассажиров внизу, затем поднялись на борт лайнера.
Пассажир с висячими бакенбардами и в матерчатой шляпе с мягкими полями, расцветкой в горошек, в зеркальных светофильтрах обратился к майору, который смотрел на Севастополь, затягиваясь порой из прямой, капитанской трубки.
— Вам не кажется, претенциозным название этого теплохода? — спросила шляпа в горошек.
Ячменев недоуменно смотрит на него.
— «Великая Русь»! Хо-хо… Это же типичное проявление славянофильства и шовинизма! Прямо-таки общество «Память»… Тогда нужна и «Великая Якутия», «Великая Литва»… Так мы и «Великую Чукотку», теплоход «Великий Нагорный Карабах»
на флоте заведем!Комбат смерил пристальным взглядом пассажира.
— А почему бы и нет, — жестко проговорил он. — Именно это и заложено в наших планах. А пока же пусть будет «Великая Русь». С этого мы и начнем. Есть возражения?
— В принципе, я, конечно… Теоретически, то есть… Не возражаю, разумеется, и в то же время…
Горошек запутался и в растерянности умолк.
— Ну, спасибо, — усмехнулся майор. — Не возражаете, значит? Уважили… Разрешили сохранить «Великую Русь». Спасибо!
Сунул погасшую трубку в карман и отошел от пассажира в шляпе с обвисшими полями.
«Пригласить на роль сего персонажа Михаила Козакова, — подумал Станислав Гагарин. — Именно этого бывшего красавчика вижу я в горошковой шляпе…»
Навстречу, едва не столкнувшись с Ячменевым, попался мальчишка лет двенадцати.
— Дядя, — сказал он майору, — а ведь ты герой…
Ячменев был явно смущен.
— С чего ты это взял, мальчик?
— А у меня глаз пронзительный. Людей чую: герой он или жулик. И я вовсе не мальчик, — ответил парнишка. — Юнга «Великой Руси» по имени Александр.
— Тогда мы с тобой тезки… А сам-то ты герой?
— Пока нет. Но буду. Встретимся еще, дядя Александр.
«Славный мальчишка! — подумал Александр Иванович, отходя от фольшборта. — Кого-то напоминает мне… Кого же? Тома Сойера как будто. И еще одного парнишку, не могу вспомнить, где обретается он и почему сейчас я подумал о нем… Странно. Словно вижу этого смышленого юнгу глазами другого человека».
Медленной походкой, немного вразвалку, расслабленно пружиня шаг, но готовый мгновенно собраться в совершенную машину для рукопашного боя, командир батальона обходил палубу огромного лайнера, который пришвартовался рядом с Графской пристанью Севастополя.
«Хорош гусь, — подумал Александр Иванович о коротком, но весьма многозначительном разговоре с пассажиром в гороховой шляпе. — Название «Великая Русь» ему не нравится… Проявление шовинизма! А называть Россию сукой — проявление патриотизма? Откуда они выползли, таившиеся до поры дерьмократы? Вот уж поистине засилие и триумф ничтожных, но опасных — увы — говнюков!»
Он подумал, что подобные типы существовали всегда, замаскировавшись в тоги радетелей развитого и прочего социализма.
Майор Ячменев исправно следил за событиями в стране, умел правильно оценить политическую обстановку. И не потому только, что обязан был делать это в качестве командира батальона, отца родного для нескольких сот матросов, прапорщиков и офицеров. Александр Иванович и сам по себе являлся любознательной, пытливой личностью.
Но сегодня, во время ознакомительной прогулки по палубам «Великой Руси», он вдруг почувствовал: размышляет непривычно, думает о том, чего не знал прежде и в незнакомых доселе выражениях.
Вот всплыли вдруг в сознании архисовременные размышления: «А армию сокращать, по мере водворения доверия и сокращать до минимума, до ничтожества. Денежки-то и найдутся. Да и чего ты боишься? Разве я не читал, да и теперь уже пишут, что ее можно наполовину сократить и что ничего не будет, — это теперь-то, теперь, когда все нас съесть хотят и у каждого камень за пазухой…»
Откуда пришли к майору Ячменеву эти мысли? Из статьи Карема Раша или Александра Проханова? Стиль, правда, с ихним вовсе не схожий.