Вторжение

— А угрызения совести, терзания души? — неожиданно для себя спросил Станислав Гагарин. — О Троцком я не говорю, он далеко. А вы вот здесь, на моей кухне, товарищ Сталин. Вас не мучит совесть? Необходимость покаяться?

Сталин вздохнул и отвернулся.

— Было, — сказал он, — все было… И мальчики, понимаешь, кровавые в глазах мельтешили. Особенно в последние годы жизни. Ведь я пытался загладить вину перед русским народом, только вот не успел. Мне ведь помогли исчезнуть из этого вашего мира. Вернее, тот Сталин, кончину которого, понимаешь, вы лично, молодой человек, так искренне оплакали, тот Сталин был убит, а на мне, искусственном, продублировали сие со всей жестокостью.

— Значит, это правда? — ошеломленно проговорил сочинитель.

— Зодчие Мира не ошибаются, — улыбнулся вождь. — Если со мной так поступили там, то все это аналогичным образом происходило здесь, с вашим, понимаешь, вождем. А потом я покаялся… На Том Свете ко мне пришло истинное знание. Теперь понимаю, почему поступал соответствующим, понимаешь, образом, а не иначе, что двигало мною, как на практике осуществлялась та теория, рабом и жертвой которой был и я сам, и те, кто меня окружали.

— Значит, живете в раю?

— Точнее, в обстановке неограниченных возможностей. С одной стороны, мы те же, что и в предыдущей жизни, но уже иные существа, дух которых достаточно, понимаешь, просветлен новым, абсолютным по глубине и количеству Знанием.

— Но зачем копировать Землю? И жить на Звезде Барнарда в положении заключенных… Некий галактический ГУЛАГ.

— Дался вам этот архипелаг, — поморщился Сталин. — Книга Солженицына — титанический труд, автор его заслужил памятник при жизни. Но именно его глобальность мешает верному восприятию первопричины Зла. Ведь не в самом же существовании НКВД загвоздка!

«Он прав, — подумал писатель. — Корень запрятан куда как глубже. Александр Исаевич до сего, увы, так и не докопался. Или не захотел раскапывать? Конечно же, не захотел! В высшей степени пристрастный, несвободный, зависимый сочинитель…»

— Я уже говорил о борьбе Добра и Зла, — продолжал тем временем Иосиф Виссарионович. — Добро непобедимо, но обретает это качество в вечной, понимаешь, борьбе со Злом. Потому и существует Звезда Барнарда, что на ней, как на полигоне, отрабатывают приемы обуздания других Конструкторов, придумывающих собственные варианты злого мира. Такой они давно вознамерились установить на Земле и сейчас, как никогда близки к цели. И я появился здесь, у вас, чтобы предупредить землян о грядущей опасности. В качестве разведчика, что ли… Хотя Зодчие не уполномачивали товарища Сталина действовать в качестве разведчика. Зодчие Мира все еще раздумывают: этично ли, понимаешь, вмешиваться в судьбу разумного человечества.

— Какого хрена! — воскликнул Станислав Гагарин. — Раздумывают… Тактичные, видишь ли, этика их волнует! А если человечество совершает неразумные поступки? Значит, спокойно наблюдать, как Земля катится в тартарары? Такое этично?

— Согласен, и потому оказался на вашей планете. Тем более, сейчас это не трудно. Тысячи обитателей Того Света прилетают, понимаешь, на Землю в качестве наблюдателей-туристов. Равно как и лазутчики из стана Конструкторов, тех тоже хватает.

— Значит, пресловутые летающие тарелки вовсе не блеф?

— Это такая же реальность, как то обстоятельство, что товарищ Сталин сидит у вас, понимаешь, на кухне. Вы даже не представляете себе, до какой степени много среди вас существ со Звезды Барнарда, они хотят землянам добра. Но достаточно и тех, кого вы называете ломехузами.

— Как! — вскричал Станислав Гагарин. — Вам и это известно?!

— А почему бы и нет? Я знаю все, что знаете вы. И чуточку даже побольше. Уж собственную, понимаешь, жизнь в сталинской ипостаси во всяком случае… А ломехузов куда больше, нежели вы себе представляете. Ломехузы начали вторжение на Землю.

Резкий звонок телефона заставил Гагарина вздрогнуть. Он успел подумать, что не включал телефона, но домысливать это уже не стоило, и писатель прошел в прихожую, поднял трубку.

— Кореш, — с одесским выговором, смягчая шипящие, произнес незнакомый голос, — слушай сюда! По быстрому выставляй гостя за дверь… Иначе получишь бледный вид и макаронную походку, баклан!

— Кто со мной разговаривает? — стараясь спрашивать спокойно, произнес писатель.

— Прокоша с тобой говорит… Фидерзеен!

Станислав Гагарин опустил трубку и посмотрел на вождя, вставшего в проеме двери.

— Это они, — сказал Иосиф Виссарионович. — Быстро разыскали. Приключения начинаются, молодой человек. Не побоитесь?

Писатель неопределенно хмыкнул.

— Характеристику мне выдали вы сами, — сказал он.

III. АГЕНТ ПО КЛИЧКЕ ГЛИСТ

Эти двое сидели в полупустом баре Дома архитекторов и говорили ни от кого не таясь, да и кого им было опасаться…

Человек средних лет в линялых, то бишь вареных, джинсах и кожаной куртке, надетой поверх тонкого свитера, из тех, что лет десять тому назад именовались водолазками, назидательно внушал относительно молодому соседу, заметно щеголявшему фирмовой одеждой, превратившейся уже в прозодежду для псевдотворческой столичной элиты.

— Вы проделали большую часть работы по уничтожению той структуры, которую замыслил Станислав Гагарин. Значит, купить его оказалось невозможным? Жаль! Ведь если бы он стал работать на Конструкторов… Лучшего подарка боссам и не придумать! Бойкое перо, репутация патриота, чистая родословная. Неужели никто не пробовал его завербовать? Хотя, припоминаю, в досье на него есть информация о давних неудачных попытках.

Молодой пижон пренебрежительно махнул рукой.

— Я работал с ним в «Отечестве»… Увы, Станислав Гагарин непредсказуем, — сказал он, злобно ощерив желтые зубы. — Это зубр, кабан, который всегда действует напролом. Упрям и настойчив в достижении любой цели, если сочтет ее благородной и полезной Отечеству. Станислав Гагарин взбесится уже при малейшем намеке на вознаграждение. Такое бывало… Фанатик, верящий только в идею, которую он сам при этом и сочинил.

— Не скажите! Фанатики бывают весьма полезны для нашего дела, — возразил старший из собеседников. — В том-то и загвоздка, что рассматриваемый нами субъект вовсе не фанатик. Он исповедует диалектический метод, этим и опасен. В его теоретических построениях нет и грамма экстремизма. И если на него выйдут Зодчие… Дайте мне его характерные приметы.

— Возьмите этот пакет. Я собрал его опубликованные фотографии.

— Хорошо. Будем считать, что одну его слабость мы засекли — любит позировать перед объективом. И перед телекамерой тоже. Кстати, там и там держится уверенно. Что еще?

— Вспыльчив, но быстро отходит. Абсолютно не злопамятен, точнее, не мстит за причиненное зло. Старается сделать человеку добро, когда его об этом вовсе не просят. Потому его и не любят определенные категории людей, завидуют бесшабашности, широте души. Несколько раз предлагал мне деньги взаймы.