Вторжение
Шрифт:
При этом упор делался на большую степень опасности изнутри, нежели извне.
«Внутри» самыми опасными были свои же.
Отсюда повальный психоз подозрительности, массовое доносительство, разгул необоснованных арестов и казней… К возможности выступлений против предлагаемой Сталиным модели коммунизма были морально подготовлены предыдущей борьбой в партии против Троцкого и его сторонников. Поэтому коммунисты, которых увлек Сталин, легко поверили в существование серьезной оппозиции. Иные втайне даже надеялись на внутреннее сопротивление, ибо тогда можно было возложить на него ответственность за просчеты, масштабные
Так, откровенно говоря, Сталин и поступил, сначала косвенно, исподволь, а затем, после убийства Кирова, совершенно открыто.
На совести моей этого греха нет!!! Приказа такого я не отдавал…
Революционное Нетерпение левых экстремистов Сталин не только не удержал, но, скорее, поддержал. А затем выхолостил из партии дух диалектики, подчинил все и вся режиму личной власти и пустил собственный культ, как мерина, впереди себя, определив товарищу Сталину роль «форейтора прогресса». Это был тот случай, когда книжные форейторы превращаются в реальных, исторических ефрейторов, вставших во главе тоталитарных систем.
…Вернемся, однако, в наше время, хотя никому и никогда не следует забывать о сталинской эпохе. Никто не гарантирован от ошибок, но именно диалектический метод позволяет не повторять их, а ведь известно, что человеческий опыт признает ошибкой лишь дважды повторенное неверное действо.
«Русскому человеку, — говорил Николай Александрович Бердяев в 1919 году, — всегда было присуще тоска по целомудрию, тоска по человеческой целостности, к которой ведет лишь подлинная любовь. Вы не станете отрицать, что это тоска по идеалу… И русский крестьянин, и русский рабочий, и русский интеллигент творили единую культуру, в основе которой были любовь, утоление жажды свободы, идеал. Революция должна двигаться творчеством отдельных личностей, составляющих душу народа. Государство или режим, которые расстреливают поэтов, литераторов, творческих людей, обречены на перерождение».
Напомним: говорил это русский мыслитель задолго до того, как Сталин стал генсеком и сосредоточил в руках полноту власти. Почему бердяевские слова не взяли на вооружение «Апрель» с «Мемориалом»?
Когда знакомишься с программами патриотических движений и левого, и правого, и центристского толка, то поражает крайняя узость мышления и тех, и других «теоретиков». Собственно говоря, теории как таковой у нас нет. Есть крикливые лозунги, довольно отчетливо пронизанные жестким каркасом догматизма и метафизики, отмеченные печатью дебильного антиинтеллектуализма.
Истинная любовь к Отечеству, подлинная государственная, державная Идея вязнут, увы, в болоте клерикализма, монархизма, пресловутого самоубийственного евразийства и мистики с шаманством.
Поэтому сегодня мы вовсе не случайно так пространно говорим о корнях метафизичности мышления теперь никому не страшного вождя, которого так догматически развенчивают во всех группах и группировках сограждан, эмоционально пробудившихся от застоя и безгласия.
При этом никто не отдает себе отчета и даже не заикается о том, как они будут практически осуществлять экстремистские предложения… Как, к примеру, Демократический союз намерен вырвать у правящей партии политическую власть? Расстреливая коммунистов? Как будет осуществлена программа пропорционального представительства определенных наций во всех сферах нынешнего события? Означает ли это, что если в научном учреждении десять, скажем, горных шорцев или гагаузов, а их положено иметь только троих, то семерых выгонят на улицу? Шорцы и гагаузы, как хорошо понятно соотечественникам, отнюдь не те народности, от засилия которых мы все страдаем, и названы здесь вовсе абстрактно.
В иных творческих обществах, например, договорились до того, что решили не принимать соотечественника, если он какой-либо начальник или коммунист, хотя бы тот и является признанным мастером. Виднейшего ученого и публициста, истинного русского патриота не приняли в некое товарищество на основании того, что он, видите ли, не христианин, а язычник, ему, дескать, Перун и Ярила
предпочтительнее сына плотника из Назарета. Еще в одном фонде, созданном на основании патриотических чувствований народа, денежные средства беспардонно используются на представительские банкеты, а если точнее, на безудержные пьянки, деньги проматываются налево и направо.Вызывают недоумение и странные барьеры, которые установили некоторые казачьи союзы. К примеру, ежели ты не молишься и не ходишь в церковь, то никогда не пребывать тебе в казачьем званье. А как же быть со свободой совести?
Идет повсеместная борьба за власть, за влияние, в основе этой борьбы мелочные грызня и свара между лидерами… И все это под лозунгами о перестройке, со ссылками на любовь к народу, спекулятивными заверениями в собственной готовности защитить его интересы. Никогда не поверю, что литовский, скажем, крестьянин жаждет освободиться от русской «оккупации» и выйти на свободу. Какую свободу? Это мне напоминает старую литовскую же сказочку о неразумной овце, которая жаждала отделиться от родной отары и уйти в лес, чтобы насладиться одиночеством. Ей, видите ли, тесновато было в общем дворе, соседки во сне чересчур шумно дышали… О том, что «свободолюбивую» овцу ждали в лесу серые волки, говорить, видимо, излишне.
Не поверю, что гостеприимному грузинскому народу поперек горла встали те немногочисленные русские семьи, которые живут в Закавказье с «времен очаковских и покоренья Крыма». А ведь были, были и есть антирусские лозунги на митингах в Тбилиси! По чьему наущению они появились?
Армяне же поступили проще, они выжили русских из республики, опираясь на принципы, по которым возникло государство Израиль.
Никогда не соглашусь, что все проблемы духовности и бездуховности мы решим, реанимируя православие, пытаясь навязать народу еще один далеко не безопасный стереотип, будто церковь — единственная нравственная основа общества. Вера в Бога как альтернатива космополитизму и его составляющим — року и порнографии? Полноте! Несерьезно все это…
Ничего не имея против принципа свободы совести, уважая чувства верующих и поддерживая идею передачи церкви ряда памятников архитектуры для восстановления в них культовых обрядов, с уверенностью скажу, что духовенство вовсе не так безупречно духовно, как его пытаются изобразить «прогрессивные богоискатели» нового толка.
Разве руководство церкви, иерархи православия не понимают, чем грозит советскому народу повальное пьянство, в которое ввергли нас прежние правители и апологеты культурпитейства? Нет, никогда не поверю в ихнюю несообразительность на этот счет!
Но произнесла хоть словечко православная церковь против засилия Жидкого Дьявола, против пьянства, являющегося по всем канонам христианства безусловным грехом, пусть и не таким тягчайшим, как по закону Магомета?
Церковь, увы, хранила молчание.
Безмолвствуют на этот счет иерархи церкви и сейчас, когда они избраны на Съезде народных депутатов в Верховный Совет Отечества, когда они многочисленно и многократно вещают с экранов телевидения, выступают во всех средствах массовой информации.
Что же, позволительно спросить, омерзительный, доводящий христиан — рабов божьих — до скотства и смертоубийства Жидкий Дьявол приемлем для православной церкви? Или она смирилась с его бесчеловечностью, угрозой полного уничтожения русского народа, о духовном и физическом здоровье которого должны в первую очередь заботиться его пастыри, ибо и в православии именно русские составляют арифметическое большинство… Предвижу, что и этот вопрос останется без ответа.
С основными положениями автора, его характеристикой товарища Сталина согласен. К сожалению, на момент написания данной статьи писатель многого не знал обо мне, а главное, не встречался с товарищем Сталиным лично. Теперь, когда последняя возможность у него есть, надеюсь, что новое сочинение о товарище Сталине литератор Станислав Гагарин изладит достаточно глубоко, понимаешь, и объективно. Пусть не в духе вконец обруганного радикалами соцреализма, но хотя бы в русле отечественной натуральной школы.
Весьма сожалею, что не могу представить будущий роман писателя «Вторжение» на Сталинскую премию. По нынешним временам автору, разумеется, сие безразлично, но товарищу Сталину факт этот был бы сам по себе приятен.