Вторжение
Шрифт:
Подозревал? Подозревал?!
Она по-прежнему общалась со мной на скрытом модуле, а внешне даже пыталась улыбаться, но ее бешенство быстро переполнило чашу, и оттуда выплеснулось достаточно в общий телепатический спектр, чтобы японка что-то почувствовала.
— И знаешь что, — неожиданно заявила Люсиль, — мы, пожалуй, заберем у тебя простреленное стекло.
Я слегка опешил от подобной наглости, а она, воспользовавшись моей растерянностью, направила мощнейший коррективно-принудительный снаряд мне прямо промеж глаз. Удар, достойный самого Дени (впоследствии я узнал, что именно он научил Люсиль этой технике). Я с трудом устоял
— Психоанализ и впрямь подействовал благотворно, — выдавил я. — Старик Сампсон первоклассный психиатр. Не знаю, как тебя и благодарить за то, что познакомила меня с ним. Если мое стекло может хоть отчасти служить благодарностью — возьми, ради Бога. Только мне кажется, что для ваших психокреативных опытов я не самый подходящий экземпляр. Спроси хоть Билла, он подтвердит.
— Уже подтвердил! — Она разрыдалась и выбежала из лавки, так сильно хлопнув дверью, что маленький колокольчик сорвался с крюка и упал на пол.
— Bon dieu de merde note 91 , — пробормотал я.
Мы с Уме переглянулись. Знает ли она?
— Кажется, я знаю больше, чем следует, — с грустью сказала японка. — Люсиль мне доверяет. У них с доктором Сампсоном что-то не клеится. Не понимаю почему, но она во всем винит вас. Она права, мистер Ремилард?
То, чего не добилась Люсиль, с легкостью достигла Уме, причем без всякого принуждения.
— Да, — со вздохом признался я.
— Почему?
Note91
Дерьмо собачье (франц .).
— Я не стану излагать вам своих мотивов, доктор Кимура. Достаточно сказать, что я сделал это для блага Люсиль. И Сампсона.
— Они друг другу не подходят, — кивнула она, избегая моего взгляда. — Все это поняли, но не сочли себя вправе вмешиваться в их личные отношения. Люсиль чувствовала молчаливое неодобрение Группы и оттого, кажется, еще сильнее привязалась к Биллу.
— Знаю.
Я подошел к двери, нагнулся, подобрал колокольчик и повесил его на место. Дождь немного утих.
— А у вас разве есть право встревать между ними? — спросила Уме.
Я обернулся к ней.
— Мне безмерно жаль девушку, но у меня есть такое право.
— Ответьте еще на один вопрос… Вы действительно оклеветали ее перед Биллом?
— Нет. — Я на мгновение открыл перед ней ум, давая понять, что не сказал Сампсону ничего, кроме правды.
Моя милая собеседница задумчиво покачала головой.
— Теперь мне ясно, почему она изо всех сил оттягивала наш визит к вам, хотя Дени очень настаивал, чтобы мы включили вас в программу. А сегодня вдруг сама предложила. Она уже неделю ходит как в воду опущенная. Кажется, сразу же после нашего возвращения из Алма-Аты у них произошло решительное объяснение.
Все сходится. Конгресс широко освещался, и у многих открылись глаза на метапсихическую Страну Чудес. С одной стороны, зловещая принудительная функция. С другой — недобрые предзнаменования и страх перед программой умственных испытаний. А я вел свою подрывную деятельность с третьей стороны, и когда Сампсон дал мне по физиономии, я воспринял это как первый успех. В середине июля
я прервал свой курс психоанализа, заложив в душу психиатра изрядную долю сомнений и страхов. Алма-Ата довершила дело, так что поручение Призрака я выполнил на совесть… Дерьмо собачье!Уме положила руку в черной перчатке на рукав моего старого твидового пиджака.
— Тем не менее с программой надо что-то делать. Вам, конечно, нелегко работать с Люсиль, но, может быть, вы согласитесь работать со мной? Исследование психокреативных импульсов крайне важно. Я тоже умею вызывать слабое излучение фотохимической энергии, но направить психоэнергетику в виде когерентного луча такой силы, кроме вас, еще никому не удавалось. Вы не хотите ознакомиться с коррелятами физической и психической энергии, постулированными в Кембридже?.. Тогда приоткройте капельку свой ум. Вот так, спасибо…
Voila! Сложнейшая умственная конструкция на какую-то долю секунды сверкнула передо мной. При всей дьявольской абстракции я ее понял! Трансмиссия Уме соотносилась с обычной телепатической речью, как вездеход «Турбо Ниссан ХХЗТТ» с велосипедом. Нет, словесно я не мог бы объяснить это понятие, но был уверен, что запомню его и смогу передать на языке символов.
— Черт возьми! — восхитился я. Так это и есть ваша новая техника обучения? Именно ее вы используете для тренинга оперантности?
— Да. Называется двусторонний трансфер. Позволяет координировать деятельность полушарий мозга. Я непременно научу вас и другим инструктивным приемам, если только вы согласитесь на эксперимент.
— А вы соблазнительница! (Мягко говоря! Причем инструктивная техника не составляет и половины ее соблазнов…)
Ученая женщина включила на полную мощность реостат своего очарования. Я сознавал, что это лишь вариант принуждения, волевое усилие, направленное на то, чтобы подчинить себе мою волю, но как она это проделывает! Куда до нее Люсиль!
— Мы уважаем ваше желание не смешиваться с оперантной массой. Обещаю вам, мистер Ремилард, никто не посмеет оказывать на вас давление.
— Называйте меня Роже.
— И с Люсилью осложнений не будет. Я договорюсь с Дени, и он поручит ей другую серию экспериментов.
— Хорошо, доктор Кимура, на таких условиях я согласен.
— Называйте меня Уме. — Она обворожительно улыбнулась. — Вот увидите, Роже, мы поладим. Надеюсь, ваше приглашение на обед остается в силе?
— Мне страшно, вдруг ты разочаруешься! — прошептал я. — Прежде я кое-что умел, но это было так давно.
— Я чувствую огромную латентную силу. Надо только ее разбудить. Горечь и подавленное насилие перекрыли благословенные источники энергии.
— Насилие? Уме, я самое безобидное существо на свете.
— О нет, далеко не самое. Твой невероятный психокреативный резервуар запечатан внутри тебя, это очень опасно. Если энергия не получит творческого выхода, она неизбежно обратится на разрушение. Творчество заложено в душе каждого человека, но у женщин оно редко выходит на уровень сознания, а выливается в инстинкты — материнство, например. А большинство мужчин и мизерная часть женщин с творческими задатками чувствуют необходимость работать, созидать, несмотря на то что процесс весьма болезненный. Недаром говорят, «муки творчества», ведь радость его человеку дано вкусить много позже, когда процесс успешно завершен и наступает полное удовлетворение. С другой стороны, разрушением ты наслаждаешься уже в самом процессе, только это удовольствие темное, злобное, безрадостное. Разрушитель не в силах останавливаться, иначе тьма поглотит его и он попадет в ад, который сам себе уготовил.