Вурдалак
Шрифт:
— А мы уже пришли, — ответил Сакс, показывая куда-то вперед.
Могильный Червь посмотрел в ту сторону и на откосе среди деревьев с трудом различил какую-то дряхлую колымагу.
— Пошли, не пожалеешь, — позвал младший мальчик.
Грузовичок прятался среди дубов и остролиста — старый деревенский пикап с навесом-шалашом, пристроенным в кузове позади кабины. Доски шалаша шли параллельно земле; в одном
— Ого! — восхитился Фредди Стерлинг. — Что за хрень? Откуда?
— Пригнал в день посвящения. — Вурдалак прихлопнул у себя на щеке муху.
— Чего? Это как мы тебя отрыли, ты аж досюда доперся? Не свисти! Когда мы тебя вытащили, ты разревелся, как малек сопливый, и убежал. Совсем очумел. И куда ж тебя понесло?
— К водохранилищу, — ответил Вурдалак. — А там аккурат винтили хиппарей. Разгоняли лагерь. Легавых там толклось до хренища, они повсюду шарили, дурь искали. А волосатых увозили в фургонах.
— Едрена мать!
Сакс кивнул. Фредди расплылся в знаменитой ухмылке.
— Хиппарей-то свинтили, а тачки ихние остались, — продолжал Вурдалак. — Я одну и позычил.
— Везучий ты, Хайд. Могли и тормознуть — тебе ж всего четырнадцать.
— Я высокий.
Фредди вдруг заметил в шалаше дверь. С ушка задвижки свисал открытый амбарный замок.
— И ты пригнал его сюда из самого Сайтуэйта? — спросил он.
— Я сперва ехал огородами, а как стемнело, вернулся на дорогу. Спрятал его тут и вернулся на попутке.
— А как ты проехал через ворота?
— Дак было открыто. Наверное, натуралисты понаехали ковыряться в болоте.
— А внутрь этого драндулета ты заглядывал? — спросил Могильный Червь.
— Обижаешь, — ответил Вурдалак.
Внезапно сверкнула молния, пошел дождь. В клубящихся грязных тучах заворчал гром.
— Давай слазаем, — предложил Фредди.
Он подошел к двери шалаша, отцепил замок, отодвинул задвижку, рывком распахнул дверь — и отвернулся.
— Фу! Ну и вонища! Как в свинюшнике! Сакс просунул голову в дверь.
— Что это? — спросил он, отступая и показывая пальцем в глубь шалаша.
— Похоже на большой ящик.
— Пойдем отсюда, Фредди. Мне это не нравится. Фредди повернулся к нему и сверкнул знаменитой ухмылкой.
— Что, сдрейфил. Хайд? Запаха испугался?
— Фредди, по-моему, в этом ящике что-то шевелится. Я слышал.
Могильный Червь оттолкнул Сакса с дороги и заглянул в темноту. В круглое оконце проникал тусклый серый свет.
— И верно, — сказал он.
— Да ладно тебе. Пошли отсюда.
— Маменькин сынок, — фыркнул Фредди, встал ногой на бампер и залез в шалаш.
Вурдалак захлопнул дверь и защелкнул замок.
— Эй! — глухо завопил Фредди. — Ты что, обалдел?
Вурдалак метнулся к кабине грузовичка и вскочил на подножку. В передней стенке шалаша, примыкавшей к кабине, под самой крышей были просверлены два отверстия. В одно вставлена трубка; по ней Вурдалак в течение минувшего месяца подавал воду — одну только воду. Во втором исчезала туго натянутая веревка, привязанная снаружи к двухфутовому бруску. Внутри она крепилась к болту, удерживавшему откидную переднюю стенку клети. Вурдалак поспешно перерезал эту веревку.
Из шалаша донесся грохот: клеть открылась. Затем послышалось неистовое хрюканье и визг — свинья, месяц назад украденная с фермы, вырвалась на свободу.
Когда вконец оголодавший боров вонзил зубы в свой насмерть перепуганный живой корм, Фредди испустил душераздирающий вопль. Грузовик ходил ходуном, трещало дерево: Могильный Червь, в отчаянье царапая ногтями доски, рвался наружу. Голодный боров, шумно хлюпая и чавкая, неутомимо рвал плоть Фредди. Круглое оконце окропила кровь. Могильный Червь в шалаше выл, визжал и вопил, и эти звуки казались Вурдалаку сладчайшей музыкой.
Вскоре он забрался в кабину грузовичка и включил зажигание. Мотор чихнул, закашлялся, машина окуталась синим дымом, и дело пошло на лад. Вурдалак вывел пикап из леса и поехал к дамбе, держа курс на юг, к Уорденскому пруду. В заранее намеченном месте машина остановилась.
Здесь вдоль дамбы тянулся глубокий канал со стоячей водой. За каналом поднимался Холли-хилл; его круглую вершину пересекала цепочка столбов линии электропередачи. На вершине одного столба прилепилось гнездо скопы. По каналу плавали лесные утки и канадские гуси. Вода здесь была до то-го мутная, что свет проникал в ее толщу всего на несколько футов.