ВВЕДЕНИЕ В ЛИТУРГИЧЕСКОЕ ПРЕДАНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

До недавнего времени все русские священники были воспитаны в том, что есть тайносовершительная формула. Встает вопрос: какая же это формула? Где эта формула? Католики совершенно точно говорят: тайносовершительной формулой являются слова Господни:

«Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за Вы ломимое во оставление грехов. Пийте от Нея вси, сия есть Кровь Моя Новаго Завета, яже за вы и за многи изливаемая во оставление грехов»

— Евангельские слова Христа — они и являются тайносовершительной формулой.

Произнося эти слова, католический священник благословляет Святые Дары, в этот момент происходит, как они говорят, пресуществление Святых Даров. Пресуществление, то есть меняется их сущность. Была сущность хлеба и вина, а стала сущность Тела и Крови Христовых, произошло пресуществление.

Но на Востоке у святых отцов мы не находим такого термина и такого грубого понимания Таинства. Ища правильный термин, русское богословие нашло другое слово — преложение Святых Даров. Сказать, что хлеб и вино превращаются будет неправильно и грубо, это не определяет и даже искажает смысл того, что происходит. Превращение — это не то, что происходит здесь. Пресуществление — тоже не так, нельзя сказать, что сущность хлеба и вина здесь превратились в сущность Тела и Крови Христовых, это будет, философски недостаточно, это не передает смысл таинства. Термин «преложение» оказывается здесь самым подходящим. Что значит «преложение»? Это значит, что здесь происходит некая тайна, которая лучше всего этим словом славянским обозначается. Прелагаются хлеб и вино в Тело и Кровь Христовы.

И мудрость, и красота православного богословия именно в том состоит, что оно умеет эту тайну почувствовать и не дерзать объяснять ее до конца, потому что она необъяснима. А католическое богословие хочет обязательно все разложить по полочкам, все назвать своими человеческими именами, которые здесь не подходят. Нельзя все подвергнуть такому анализу и не нужно, это не целомудренно, это дерзновенно. Здесь нужно именно дать обозначение тайны, которую мы не дерзаем объяснять в каких-то философских категориях, потому что все это будет неточно, неподходяще, по-человечески, и слово «преложение» употребляется в этом смысле. Вернемся, тем не менее, к учению о тайносовершительной формуле.

В тексте мессы нет последующих молитв: нет эпиклезы, нет призывания Святаго Духа. Нет и молитвы, которая называется анамнезис, которая читается после слов «Пийте от нея вси…» — «Поминающе убо спасительную сию заповедь». Эта молитва называется «воспоминание». Помните, как Господь говорил: «Сие творите в Мое воспоминание». Анамнезис и есть воспоминание. Эпиклезы у них просто нет.

Богословы Киево-Могилянской академии не могли это принять, потому что в тексте литургии Иоанна Златоустого и Василия Великого следует дальше эпиклеза — призывание Святаго Духа, в которой говорится:

«Еще приносим Ти словесную сию и безкровную службу, и просим, и молим, и мили ся деем, низпосли Духа Твоего Святаго на ны и на предлежащие Дары сия».

Поэтому и давали отпор католическому учению: они находили тайносовершительную формулу совсем в другом месте, в словах: «Преложив Духом Твоим Святым».

Такое юридическое объяснение в духе католицизма, конечно, претит православному восприятию литургии.

И вот уже в глубокой древности, много столетий назад, неизвестно где и как, еще в рукописной традиции появилась так называемая интерполяция, т. е. вставка. Вставка тропаря третьего часа. После молитвы-эпиклезы вставляется тропарь:

«Господи, Иже Пресвятаго Твоего Духа в третий час Апостолом Твоим низпославый, Того, Благий, не отыми от нас, но обнови нас, молящих Ти ся».

В течение многих последних веков православные священники и епископы на этом месте читают трижды тропарь третьего часа, который, по существу, является тем же призыванием Святаго Духа, т. е. усилением эпиклезы.

Эта интерполяция на самом деле есть явление довольно печальное, хотя она и вошла в обиход, в традицию очень прочно. И сейчас ни один священник, ни один епископ не дерзает эту молитву опускать, хотя в новом издании «Служебника» эта молитва поставлена в скобки. Уже довольно давно греки обнаружили, что в древности этого тропаря не было, это позднейшая вставка, которая искажает древний текст анафоры, и убрали молитву третьего часа. Ни в Греческой, ни в других восточных Церквах молитву третьего часа не произносят. Действительно, во-первых, в древности в литургии ее не было. Во-вторых, вся анафора есть обращение к Богу-Отцу. «И сотвори убо Хлеб сей Честное Тело Христа Твоего», — это обращение к Богу-Отцу; «…низпосли Духа Твоего Святаго на ны» — к Богу-Отцу и «Сотвори убо Хлеб сей» — к Богу-Отцу. А в середине этой непрерывной молитвы вставлена молитва третьего часа, которая обращена к Богу-Сыну, ко Второму Лицу Святой Троицы. Единая молитва искусственно разрывается. И вполне понятно, что греки, обнаружив такую несогласованность, упразднили ее. На Руси мы до сих пор не можем от этой ошибки освободиться.

Конечно, молитва третьего часа не мешает литургии, но нарушается некая стройность, цельность, красота древней анафоры. Особенно грустно это бывает тогда, когда происходит совместное служение с греками.

Литургию это не меняет и не портит, поэтому тревоги тут не должно быть большой. Но нужно понимать, откуда и что происходит. А происходит из борьбы католического понимания сакраментальной формулы и православного понимания. А на самом-то деле никакой борьбы было не нужно, она сама по себе надумана, потому что нужно было просто сказать: нет у нас никакой тайносовершительной формулы, не было, не будет и не нужна она. У вас она есть, а у нас ее нет. Она нам просто не нужна. У нас есть текст древней анафоры Василия Великого и Иоанна Златоустого, а тайносовершительной формулы у нас нет. У нас анафора — вся целиком совершительная.

Мы можем сказать такие слова только теперь, в XX веке, когда мы, наконец, отделались от плена католического и научились говорить и понимать, что Таинство не нуждается в таком юридическом оформлении, Таинство есть тайна. Если тайные молитвы — это не тайна и не секрет, то Таинство — это тайна. В Таинстве совершается чудо, и бесполезно и безнадежно будет говорить о том, в какой момент, какими словами юридически его можно совершить.

И это совершается верой и любовью Церкви! Таинство совершается Богом. Наша задача — с любовью и с верой совершить тот чин, который освятила наша Церковь. И весь этот чин нужен. Но если даже какое-то одно слово по ошибке, случайно заменится на другое, беды не произойдет. По католически уже все — не произнеслась формула, значит, литургия не совершилась. А в православном понимании это не имеет такого значения. Дело не в формулах, а в том, каким сердцем, с какой верой, с какой любовью к Истине, с какой молитвой к Богу мы совершаем эту службу. Произнося анафору, мы знаем, что здесь теперь у нас — Тело и Кровь Христовы. И после того, как мы делаем земной поклон, диакон говорит: «Помяни мя, святый Владыко, грешного», а священник благословляет его: «Да помянет тя Господь Бог во Царствии Своем, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Дальше читаются молитвы:

«Яко же (чтобы) быти причащающимся, во трезвение души, во оставление грехов; в приобщение Святаго Твоего Духа, во исполнение Царствия Небеснаго, в дерзновение еже к Тебе, не в суд или во осуждение».

После:

«Еще приносим Ти словесную сию службу о иже в вере почивших праотцех, отцех, патриарсех, пророцех, апостолех, проповедницех, евангелистех, мученицех, исповедницех, воздержницех и о всяком дусе праведнем, в вере скончавшемся»,

священник громко возглашает:

«Изрядно о Пресвятей, Пречистей, Преблагословенней, Славней Владычице нашей Богородице и Приснодеве Марии».

В это время он берет кадило, делает кадилом крест и кадит Святые Дары. А хор поет «Достойно есть». Священник продолжает:

«О святем Иоанне Пророце…, о святых славных и всехвальных Апостолех», о святых, память которых мы ныне совершаем, и «о всех святых Твоих, ихже молитвами посети нас, Боже. И помяни всех усопших...».

И вот здесь священник должен помянуть всех усопших, а потом живых. Именно здесь поминаются усопшие. Мы с вами говорили о поминовении на Литургии уже несколько раз. Мы говорили о поминовении на проскомидии, на ектении сугубой и заупокойной. Обычно христиане знают только эти два места поминовения.

Но поминовение, которое здесь должно быть, во время анафоры, после слов «И помяни всех усопших о надежди воскресения Жизни вечныя» — это поминовение неотменяемое, оно является самым главным. Именно здесь, после того, как на престоле возлежат Святые Тайны, Тело и Кровь Христовы, после того, как вершина анафоры уже прошла, теперь священник должен помолиться за умерших и живых, за тех, кто особенно требует этой молитвы. И в этот момент можно помолиться поименно, это самая горячая, самая сильная молитва. Это последняя часть анафоры. Это ходатайство неотменимо, оно обязательно нужно. И нужно, чтобы священник здесь усердно молился, эта молитва имеет особенную силу. И если священник будет усердно молиться, по молитве его будут совершаться чудеса. И помянув усопших, он говорит: