Введение в Саентологическую этику

Но обратите внимание, насколько непрактично не дать своим друзьям достаточной власти, когда у вас есть, что отдать. Вы всегда сможете передать какую-то её часть другому, если первый потерпит крах из-за своей неспособности. И всегда можно подстрелить как зайца на охоте того, кто захочет воспользоваться переданной ему властью для того, чтобы убить вас, если у вас есть другие друзья.

Жизнь — это не сцена, чтобы принимать позу и говорить; «Полюбуйтесь на меня!» «Полюбуйтесь на меня!» «Полюбуйтесь на меня!» Если кому-то приходится вести жизнь властителя или жить рядом с властителем, то надо и обращаться с этим, как с жизнью.

В жизни есть кровь. В ней есть страдания. В ней есть голод. И в ней должно быть право стрелять в своих врагов до тех пор, пока не наступит золотой век.

Аберрированный человек в его теперешнем состоянии не способен и на три минуты сохранить провозглашённый золотой век, даже если ему дать все инструменты и все богатства этого мира.

Если бы человек жил жизнью властителя или рядом с властителем, он должен был бы сосредоточить в своих руках власть как можно скорее и передавать её настолько быстро, насколько это возможно и использовать в каждом гуманоиде, находящемся в пределах досягаемости, всё, на что он способен и даже сверх того, если этот человек вообщенамеревается жить.

А если вы не избираете себе такую жизнь, тогда идите на сцену и будьте настоящим актёром. Не надо убивать людей, притворяясь, что это понарошку. Ещё можно стать отшельником, или студентом, или клерком. Или изучать бабочек или заняться теннисом.

Потому что человек становится связанным определённым естественными законами, и эти законы не отменить, он становится связанным ими в тот момент, когда он начинает завоевание, либо в качестве ответственного, либо в качестве его приближённого, либо человека в его штате или его армии. И самый главный закон — если вы стремитесь побеждать — это, конечно, побеждать. Но при этом продолжать обеспечивать тем, что именно необходимо побеждать, и обеспечивать врагами, которых необходимо одолеть.

Боливар доводил свой цикл до «свободы» и на этом заканчивал.

У него никогда не было других планов относительно того, что делать дальше. У него кончились земли, которые можно было бы освободить. Потом он не знал, что с ними делать, а также не имел достаточного понимания, чтобы найти что-нибудь ещё, что можно было бы освободить. Но, конечно же, все игры, имеющие предел, подходят к концу. И когда это происходит, игроки падают на поле и становятся тряпичными куклами, если кто-то, по меньшей мере, не скажет им, что игра закончилась и что у них больше нет ни игры, ни раздевалки, ни дома, а только это поле.

И они лежат на этом поле, не замечая, что больше не может быть никакой игры, так как другая команда убежала, ж немного погодя им придётся делать что-нибудь;а если вождь и его сподвижниц тоже сидят на траве как тряпичные куклы, конечно же, нет никакой игры. И поэтому игроки начинают сражаться между собой, просто, чтобы иметь игру. А если вождь затем говорит: «Нет, нет», а его сподвижница не говорит: «Милый, позвони-ка лучше «Балтиморским иволгам» и договорись на субботу», тогда, конечно, бедные игроки, которым до смерти скучно, говорят: «Он вне игры», «Она вне игры», «Ну а мы разобьёмся на две команды и сыграем».

Именно это и случилось с Боливаром и Мануэлой. От них должныбыли избавиться, потому что не было игры и они не создали никакой другой игры, в которую можно было бы играть, в то же время запрещая единственно доступную игру — мелкие гражданские войны.

Целый континент,на котором были главные существовавшие тогда рудники мира, целые народы были оставлены сидеть — «освобождёнными». И никто не владел этим континентом, прежние владельцы ушли. Эти рудники не отдали тем людям ни во владение, ни в управление. Никакой игры.

И если Боливар не был достаточно умён, чтобы сделать это, он мог бы, по крайней мере, сказать: «Ну что же! Таким негодникам как вы, предстоит потратить приличное время на то, чтобы наладить дело, но это уж не моя забота. Вы выбираете правительство нужного вам толка и решаете, каким ему быть. Моё дело — военные. А теперь я забираю свои прежние имения и близлежащие роялистские и ещё изумрудные рудники, просто так, на память, и мы с Мануэлой отправляемся домой». И он должен был бы это сказать через пять минут после того, как в Перу разбили последнюю роялистскую армию.

И все его сотрудники и тысячное войско, которым он давал земли, тут же проворно ушли бы с ним. И люди, после нескольких воплей ужаса из-за того, что их покидают, тут же набросились бы друг на друга, мечами построили бы тут страну, там город и занялись бы, из чистейшего самосохранения, новой жизненно важной игрой под названием «Кто же теперь будет Боливаром?»

И тогда, придя домой, ему следовало бы сказать: «Представляешь, Мануэла, вон те славные леса видятся мне жуткими роялистами, а также и тот миллион гектаров пастбищ. Их владелец бросал в нас гнилыми роялистскими помидорами, помнишь? Так вот, это всё твоё».

И вся остальная страна сделала бы то же самое и принялась за новую игру под названием: «Ты был роялистом».

А в честь Боливара и Мануэлы НА КАЖДОМ ШАГУ воздвигались бы статуи сразу же, как только добрались бы с заказами до Парижа представители их поклонников из народа.

«Боливар, приходи править нами!» — должно было бы получить в ответ: «Я не вижу не освобождённой Южной Америки. Когда увидите, что приближается французская или испанская армия, тогда возвращайтесь и скажите мне».

Это бы подействовало. И эта бедная пара умерла бы тогда достаточно обожаемой в ореоле славы и (что, возможно, более важно) в своих собственных постелях, а не «в канаве».

А если бы им нужнобыло продолжать управлять, они могли бы объявить новую игру под названием «Заплати солдатам и офицерам роялистскими землями». А когда закончилась бы эта — игру под названием «Выгоняй церковь и раздавай её земли бедным дружественным индейцам».

Бы не можете вечно стоять и раскланиваться у рампы, когда нет представления, даже если вы прекрасный актёр. Кто-нибудь другой может найти любой сцене лучшее применение, чем наипрекраснейший актёр, который не будет её использовать.

Человек слишком аберрирован, чтобы понять хотя бы семь положений, касающихся власти.

1. Множество людей живут своей жизнью. И если вы вождь, то вы должны либо позволить им жить своей жизнью, либо активно вести их по этой жизни.

2. Когда игра или представление закончены, должна быть новая игра или новое представление. А если этого нет, то кто-нибудь другой непременно начнёт их, а если вы никомуне дадите сделать это, то игра станет «охотой на вас».