Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
– Ты… можешь лететь, финист, – говорит и боится, но промолчать не может. – Это не гордыня, нет. Но мне кажется, что не должна удерживать тебя.
Птица кивает и неожиданно трётся головой о тяжёлые волосы цвета тёмного пламени. Пиррия облегчённо вздыхает: вдвоём легче.
Пора уходить. Ничего, что глубокая ночь. Как раз тьма и скроет следы. А скоро появится в замке новая сайна: источники силы долго не пустуют.
Она брела, тяжело переставляя ноги. Заставляла себя идти, сцепив зубы, чтобы не стонать от боли. Каждый шаг – мучение, но она упорная, выдержит. Именно упорство помогало ей быть лучшей и побеждать.
Идти не останавливаясь,
Бесшумно летит финист, освещая мощными крыльями путь. Размах крыльев впечатлил бы, но она видела финистов в Обители и знает об огненных птицах многое. Не ведала только, что финисты остаются с опальными сайнами.
На миг останавливается и, подняв голову, всматривается в ровное свечение крыльев парящей птицы.
– Тинай! – вскрикивает резко, сгибается от боли в груди и не видит, как ломается полёт птицы, как резко финист взмахивает крыльями, потеряв равновесие, будто кто подбил, бросив камень или пустив стрелу.
Протяжный птичий крик похож на стон – растерянный и несчастный. Но Пиррия не слышит, пытаясь справиться с собственной болью. Она кашляет и чувствует вкус крови на губах. Прикрывает рот рукой, страдая от ожогов на лице и ладонях. Падает бессильно прямо на дороге – оседает безвольно и проваливается в убаюкивающее и благодатное беспамятство…
Очнулась от тепла и не сразу поняла, где очутилась. Показалось, что уснула возле костра, обласканная языками пламени. Хорошо-то как… глаз не открыть от счастья. Всё сон, дурной сон, в котором её лишили силы. Испугавшись, вздрагивает и открывает глаза. На тёмном небе холодно мигают звёзды, а она – упавшее тело на дороге.
Огромные крылья финиста прикрывают, согревая. Вот почему так тепло.
– Спасибо, – говорит и пугается: когда в последний раз она благодарила кого-то?..
Но птице неведом страх. Птице, наверное, безразлична благодарность. Складывает крылья, клювом чистит перья.
– Тинай, – говорит тихо, боязливо выталкивая звуки языком.
Птица замирает, бросает на неё взгляд и снова возвращается к своему занятию. Слишком демонстративно, очень активно.
– Значит, Тинай… Никогда не слышала, что у финистов есть имена. Как думаешь, потеряв силу, я… получу что-то взамен? Ведь не зря мне пришло твоё имя.
Птица молчит. Да и что она может сказать, когда не разговаривает. Пиррия поднимается, отряхивает плащ. Боль никуда не ушла, но с этим придётся жить. Может быть, всегда.
– Надо идти.
Себе говорит или птице? Почему-то радует, что она не одинока. Шаг, ещё шаг. По неровной дороге, спотыкаясь, но не падая. Шаг, ещё шаг. Вперёд, не думая о боли и утрате дара. Опустошить голову и не отвлекаться. Идти к цели, чтобы обязательно дойти. Иначе нет смысла жить и дышать.
Резкий окрик похож на гневный возглас. Пиррия задирает голову к небу. Два росчерка – две огненные молнии – след от крыльев финиста, что летит высоко, очень высоко…
– Да иду я, иду, – говорит она сквозь сцепленные зубы, не надеясь, что Тинай услышит.
Но он слышит: у огненной птицы исключительный слух, способный улавливать даже не произнесённые слова…
Глава 6.
Новый властительЛерран
Он выехал из своего замка на рассвете. Настал момент, когда нужно зажать в кулак Верхолётную Долину и покорить Верхолётный замок. Он шёл к этой цели не один год – и вот осталось лишь пересечь черту.
Лерран подстегнул коня – несся, только ветер свистел в ушах, трепал тёмные волосы и обжигал холодом лицо. Небезопасно на горных тропах такое вытворять, но ещё можно: дорога почти прямая, без коварных ловушек, а он любил рисковать. Без риска вкус жизни стирался, превращаясь в душок стоячей воды.
Сначала в Долину, объявить строптивым меданам и мужикам, что у Верхолётной теперь новый властитель. Предвкушал встречу. Не ожидал чудес: удивился бы, встреть его жители радушно, но для особо непонятливых у него припасён запасной аргумент.
Как только тропа запетляла, конь сам сбавил ход, ступал осторожно, обходя камни и расщелины. Лерран, направляя на нужный путь, позволил животному выбирать темп. Есть время подумать и полностью отдаться ощущениям.
Инстинкт. Жёсткий и бескомпромиссный. Чутьё, которое ведёт и не подводит. Сомнения и колебания прочь – только так становятся победителями. Впору спросить: зачем? Но Лерран знал ответ: властвовать безраздельно, растить могущество, чтобы собственное величие поражало цель за целью – точно и навсегда.
Подобные мысли делали его твёрже и не позволяли сворачивать. Он никогда и не думал об отступлении. Тактические шаги, увёртки, хитросплетения и острая работа мозга – такая острая, что когда отсекается всё ненужное, не чувствуешь боли, а лишь наслаждение. Сродни кульминации чувственности, но гораздо богаче: блаженство испытывает не только тело, но и натянутые до предела чувства.
Лерран въезжал в долину гордо, величественно. Идеальная осанка, распрямлённые плечи, волосы, тёмным крылом падая на лицо, блестят в лучах солнца – победоносный безупречный властитель.
Его заметили издалека. Весть разлетелась, как ворох осенних листьев, подхваченных ветром. Ручейками на каменное плато, служившее в Долине нерукотворной площадью, стекались меданы. Стояли молчаливой толпой, сверкая глазищами. Мужиков пока не видно, но он знал: скоро появятся. Слишком рано, чтобы отправиться бездельничать в горы, и ещё не время, чтобы прийти на площадь раньше разноцветных ведьм.
Он остановился на краю неровного круга. Конь всхрапывал и бил копытом, мотал длинными ушами, нервно подёргивая чутким носом: животному не нравилась толпа, оно чувствовало плохо скрываемую угрозу и агрессивность.
– С чем пожаловал, властительный сосед? – не выдержала горластая тётка в юбке до пола и ядовито-розовыми косами в пояс.
Подавляя улыбку, Лерран дёрнул уголком губ – лёгкий намёк, что вызов принят.
– Я подожду, пока соберутся все, – сказал громко, но спокойно, не надрываясь. Голос – тоже инструмент, им он владел не хуже тела.
– Да зачем тянуть-то? Время уходит бесследно, а мы тратить его не любим зря, – вступила в разговор огненная Ивайя.
Сестра Пиррии – не похожи внешне, но неуловимое сходство прорывается в движениях, презрительном изгибе губ, экспрессивных жестах. Не спеша начало подтягиваться мужское население Долины. Хмурые лица, тяжёлые взгляды, увесистые парадные наряды с гроздьями сверкающих камней и боевое снаряжение. Расстарались, но не тронули и не испугали.