Вы меня не знаете

На чем я остановился? Да, ловушка. Вижу, что вы в недоумении. Знаю, разобраться во всем этом непросто, но мне нужно убедиться, что вы меня понимаете. Короче, суть вот в чем: если Джамиль подумает, что Пушки его надули, то Олды и Пушки затеют разборку, и о Кире все забудут. План был, по идее, простой, и я бы даже над этим сейчас посмеялся, если бы не получилась такая срань.

План у Киры был такой: мы обставляем какую-нибудь пустую квартиру как притон, точку производства наркотиков, а это, по сути, значит, что нам нужно много белого порошка, как будто мы фасуем дозы. Просто чтобы все выглядело правдоподобно. Затем, когда Джамиль придет и увидит, что все как надо, и расслабится, я выйду из укрытия и вырублю его. Потом мы ограбим его и заберем шестьдесят кусков. А когда он придет в себя, Курт отправит его на все четыре стороны с меткой Пушек на лбу.

План был идеальный по многим причинам. Во-первых, все знают, что такие подставы случаются. Одни дилеры грабят других. Все, кто рос на улицах, знают, что это обычное дело. Вы не в курсе, потому что кто заявляет в полицию о том, что у него свистнули наркоту класса А?

Короче, это был хороший способ наверняка выбесить Олдов. Никто бы не стал трогать их главного банчилу, понимаете? И тогда всем стало бы не до Киры. Как я уже говорил, Олды – пиздец, жесткие ребята, и мы не сомневались, что они разберутся с Пушками, правда, неизвестно, останется ли после этого от Пушек хоть что-нибудь.

Поверьте, я честно не хотел влезать в эти бандитские дела. Меня это пугало. Я с детства слышал всю ту же херню, что и остальные. Поверьте. Я не хотел даже на пушечный выстрел к этому приближаться. Но если бы вы были тогда на моем месте, может, вы поступили бы так же? Вы, господа присяжные, когда-нибудь любили? Знаю, это звучит тупо. Но вы любили? По-настоящему? Любовь – странная штука. Я не знал, что это, пока не встретил Ки. Из-за любви ты можешь совершить ради другого какой-то поступок, но для тебя самого этот поступок будет вообще неправильным. Из-за любви с катушек слетаешь.

Я любил ее, понимаете. Я бы сделал что угодно, лишь бы ей было чуть безопаснее. Даже если для этого придется связаться с бандами, от которых я всю жизнь старался держаться подальше. Но чтобы она оказалась в безопасности, Пушки должны были отвалить. А они сделали бы это, только если бы их ушатали. Ну или не ушатали, но, если бы у них начались разборки с Олдами, их бы реально волновало только это.

И вот еще что. Джамилю некому было бы растрепать про Киру. Если бы он думал, что его ограбили Пушки, он не стал бы говорить им, где их девчонка. С чего бы? И если бы Пушки пересеклись с Джамилем, они были бы не сильно рады, что он натравил на них Олдов. И тогда, возможно, Пушкам пришлось бы пришить Джамиля, и не осталось бы никого, кто знал бы, где Кира. План был идеальный. Это, правда, все Кира. Это у нее мозги под такое заточены.

Но я говорил, что эта история для меня совсем не выигрышна. Выглядит так, будто я планировал убийство. И тут даже не поспоришь. Признаю, если бы меня спросили, я бы, возможно, сказал: уверен, что дело кончится несколькими смертями. Честно, я даже мог бы это гарантировать. Но это же все-таки бандиты. И я подумал, что наверняка они когда-то натворили дел, за которые еще не ответили, и, если в результате они за все ответят, значит, так тому и быть. Я всегда говорю, что за любые поступки рано или поздно приходится платить. Почему кто-то не должен расплачиваться?

Из каждого утюга нам каждый день втюхивают, что все равны. Люди верят в эту туфту, хотя очевидно, что это не так. Даже вы это понимаете, но все равно верите. Или говорите, что верите. Но признайтесь себе: вы верите в это не больше меня. Это херня. Как по мне, нормальные люди и наркоторговцы не равны. Они даже с обычными преступниками не равны. Большинство преступников творят херню и в глубине души понимают, что это неправильно. Если ты кого-то ограбил, ты понимаешь, что это паскудство. Да даже если ты украл из магазина, ты понимаешь, что это неправильно, хотя и можешь говорить себе, что у них есть страховка. Ты понимаешь, что это неправильно, потому что взял чужое.

Наркоторговец ломает людям жизни, и ему абсолютно по хуй. Ему насрать, кому продавать – взрослому или ребенку. Ему все равно, если в двенадцать лет ребенок начинает торговать собой, лишь бы заработать на дозу. Ему нет до этого дела. Ему нужны только деньги. В его понимании, если ты настолько тупой, что юзаешь, значит, все последствия на твоей совести. Так что чувствую ли я себя виноватым, потому что надеялся, что одни плохие парни замесят других плохих парней? Нет. Вообще ни разу.

Да, такова жизнь и все такое, но в конечном итоге, если они будут жить, то, возможно, из-за каждого из них погибнет человек по двадцать. Если так посмотреть, можно сказать, что я эти жизни спасал. Не то чтобы я тогда смотрел на это именно так, но, как по мне, плакать бы по ним особо не стоило. Можно было бы показать дилеру кого-нибудь, кто стал из-за него наркоманом, и он бы такой: не, чувак, он присел на крэк сам. Даже если изначально он сам продал этому наркоману дозу. Это ведь уже вообще не человек. Что в таких людях человеческого? Да ничего. Но в конечном счете так как я на спуск не нажимал, то я и не виноват ни в чем, что было дальше. Я это вижу так. Каждый платит только за свои поступки.

Вернемся к рассказу: один из недостатков плана – а их было несколько – это что Курт засветился. Теперь Джамиль его знал, и, если понадобится, он бы сдал его и опознал. И если бы он указал на него Олдам, они бы, наверное, его пришили. Убили.

А если бы Пушки узнали, что Курт ограбил такого чувака, как Джамиль, а они не при делах, они бы, наверное, тоже его замочили. Меня не сильно радовало, что его будут искать две компашки очень плохих парней. На следующий день после встречи с Джамилем мы обсудили это у меня на квартире. Но, что странно, Курт не слишком беспокоился.

– Мне все равно надо завязывать, бро. Я этим уже по горло сыт, понимаешь? – говорит Курт и подтаскивает стул к кухонному столику.

Я сажусь рядом с ним, а Ки стоит сзади, положив руки мне на плечи, как будто собиралась делать массаж, но вдруг об этом забыла.

– Не важно, хочешь ты завязывать или нет, они так и так тебя найдут, – говорит она.

– Да, но в Испании-то они меня искать не станут?

– В Испании? – спрашиваю я. – И что ты собрался делать в Испании?

– Я вот что думаю: я просто так подставляться не буду, ни фига, – отвечает Курт, встает и берет из холодильника пиво.

– Ниче не понимаю, – говорю я и смотрю на Ки, ожидая подсказки.

Она, видимо, подсказать не может и садится рядом со мной.

– Когда мы обчистим Джамиля, я заберу деньги. Шестьдесят косарей мне хватит, чтобы открыть там бар или типа того, а если не там, то поеду куда-нибудь еще, – говорит он и делает большой глоток пива, глядя на меня: буду ли я спорить насчет денег?

– Справедливо, – говорю я.

Мне эти деньги все равно не интересны. Если бы я их взял, они были бы как заноза в жопе. Что бы мы с ними делали? Я хотел только, чтобы Ки была в безопасности, и только об этом и думал. И раз Курт нам помогает, будет правильно, если в результате он получит, что хочет. Нам без него все равно не справиться.

– Ну что, где организуем липовый притон? – спрашивает Ки. Глаза у нее снова приобрели цвет. Они не так напоминают алмазы, как раньше, но блеск понемногу возвращается. Я касаюсь ее руки. Она не вздрагивает. Кажется, впервые за все это время.

– У меня осталась старая квартира. Ею иногда пользуются другие, но я сделаю так, чтобы там никого не было, и мы все устроим, – говорит Курт.

Он допивает пиво, отодвигает стул и встает. Я думаю, что он собирается уходить, но он плюхается на диван и включает телевизор. Видимо, просто хотел сменить тему. Было заметно, что он напряжен. Да и мы тоже.