Вы призвали не того... Книга 4 (Оскал Тьмы)

Судя по посеревшему лицу попытавшегося отступить назад мужика, он все-таки узрел здоровенный глаз, светящийся в полумраке комнаты слегка пульсирующим алым светом. Чтобы не травмировать его хрупкую психику еще больше, я перевернул ладонь.

Мужик почему-то на мгновение впал в оцепенение, после чего проглотил забивавшую ему пасть тряпку и отчаянно заверещал.

Быстрым левым хуком я отправил его в нокаут, пока этот визгля не переполошил всех соседей. Впрочем, судя по нарастающему беспокойству в районе задницы, он уже это сделал.

— И че было так орать? — скептически изучал я щелкающую зубами пасть Саси. — Ну зубки. Ну Бездна. И че? Вот ты, красавица, видишь тут что-нибудь страшное?

Последняя участница событий в комнате жалобно зашипела.

— А, ну да… Щас развяжу. Только договоримся сразу — не кусаться! И ядом не плеваться. И попугайчиков не обижай, хай летают, засранцы рукокрылые. Матерятся, правда, как наш трудовик, когда на уроке пения ему крышка пианино на пальцы упала… Ох уж он и загиб выдал, хоть в учебники по истории заноси, ибо такие подробности о изобретении этого замечательного музыкального инструмента и биографии его автора мир знать обязан! А почему трудовик вел пение, лучше не спрашивай…

Неся какой-то бред, я избавлял от пут поруганную самку, попутно скептически ее осматривая.

Ну что сказать? Точно не мой тип. Высокая, тощая, плоская, да еще и лысая. К тому же покрытая с ног до головы тусклой изумрудной чешуей. Судя по едва-едва начавшей заживать ране на копчике, у нее раньше еще и хвост был.

— Псс… — облизала рептилоидица… рептилида… рептилла… короче, рептилия, губы оранжевым раздвоенным языком. — Дай орушшшие, человек.

— Да бери, — сунул я ей в покалеченные лапы кинжал. — А заче… А, понятно. Блядь, даже спасибо не сказала, змеюка неблагодарная.

— Пи… — в писке хомяка слышалось искреннее огорчение, пополам с непониманием.

— Другая культура, Пушистик, другая культура. Видимо, подобный позор или еще какая-нибудь хрень предписывает ее народу тут же склеить ласты любым доступным способом…

Вытащив верный черный кинжал из грудины рептилии, я прикрыл ей глаза и развернулся в сторону двери, за которой уже слышался топот и какие-то отрывистые, плохо различимые команды.

— Ну, что делать будем? — уточнил я у хомяка. Тот оскалил зубы, встопорщил шерсть иголками и красноречиво провел лапкой по горлу. — Какое кровожадное животное. Или это я на тебя плохо влияю?

В отличие от культурного меня, местные хозяева открыли дверь с пинка, после чего в небольшую комнатку влетело сразу с десяток вооруженных мечами людей в черной одежде, поверх которой были явно наспех одетые кольчуги.

— Ты ещ…

— А ты еще кто такой?! — перебил я начавшего было задавать заскриптованный вопрос здоровенного бородатого мужика, стоявшего впереди всех и сжимающего сразу два здоровенных леденца.

— Я?! — возмутился тот.

— Ну кто я такой, я прекрасно знаю! — для пущей назидательности многозначительно поднял палец вверх. Часть ввалившихся невольно посмотрели на потолок, но, видимо, не увидев на нем насмешливых алых глаз, вновь вернулись к изучению моей скромной персоны. — А вот ты кто?

— Это мой дом! Какое право ты имеешь задавать такие вопросы?! — аж покраснел тот от ярости.

— А это мой зад! Какое право ты имеешь не вылизывать его, лучась от счастья?! — хлопнул я себя по жопе.

— ВЗЯТЬ ЕГО!!! — завопил здоровяк, которого трясло настолько, что я всерьез начал опасаться за его жизнь.

Первого кинувшегося ко мне сектанта встретил выпрыгнувший откуда-то сбоку хомяк. Широко открыв зубастую пасть, животное одним движением просто откусило бедняге голову и тут же укатилось куда-то в сторону, мгновенно пропав из виду.

Вид оседающего на пол безголового трупа сильно ударил по морали остальных, заставив их мгновенно остановиться и с опаской начать осматриваться.

— Вот тебе и Пушистик, — пробормотал я, рывком сокращая дистанцию до ближайшему врагу.

Поймав его левой ладонью за лицо и, приседая, со всего маха впечатал голову в затрещавший от такого издевательства пол. Вспорхнувшие во все стороны радостно скалящиеся бабочки доверительно сообщили мне, что этот точно труп.

— Десять мелких негритят под столом дрочили, — улыбнулся я попятившимся сектантам. — Но одному из них головку откусили. Второго по полу размазал злобный Бибигон, а третий отравился, закусив железкой самогон…

Параллельно с декламированием своей вдохновенной оды маленьким нигерам, павшим в жестокой борьбе с цербером капиталистической машины, я подобрал с пола оброненный «ушибленным» меч и, скользнув к стоящему сбоку противнику, от души вогнал клинок в его брюхо через пах. Увы, менее варварски сделать я этого не мог, по причине прикрывавшей его тело кольчуги. Можно, конечно, было попробовать и продавить ее — силы-то хватало, но зачем париться?

— Бежим! — крикнул кто-то из задних рядов, но тут же упал… с торчащей из горла серебряной вилкой.

— Ножа не бойся, бойся вилки — один удар, четыре дырки! — радостно оскалился я, показывая хомяку большой палец.

Тем временем противники, поняв, что запахло даже не жареным, а паленым мясом с их несчастных пердаков, всем оставшимся составом ломанулись прочь. И успешно сбежали.

Оставив в моих загребущих лапках своего начальника, которого я почти ласково опрокинул на землю, загнав морковку-сюрик под колено.

— Ну что, побеседуем? — уточнил я у матерящегося бородатого мужика, пинком выбивая у него из рук леденцы. Или мечи? Блин, опять глюки…

— Я ничего тебе не скажу, мразь! Во имя великой человеческой расы!

— Ну, тогда я ничего и не буду спрашивать, — улыбнулся я ему, поднося правую ладонь к его лицу. — Скажи привет, это Йасасайх. Для друзей Саси, но я сильно подозреваю, что, ввиду откровенно хуевого характера, последнего друга он сожрал давным давно и тот теперь преследует его в виде вооооон той пучеглазой сине-зеленой мартышки. Ну вон той, видишь? Нет? Значит, глюк. А ну пошла нахрен, птица-пальма-самолет, пока не засунул твою глючную задницу в тот пушистый щекастый шредер!

Выпученным глазам бородатого бедняги можно было только посочувствовать. Потому как, судя по их активным попыткам вылезти из черепа, находиться тут вместе со своим хозяином они отказывались в принципе!

— Ну, че молчим, партизан? Пой, пока не сделал вот этими самыми радостными зубками операцию по перемене пола в походно-болевых условиях тяжелой антисанитарии.

— ПИИИИИ!!!

Опережая отчаянный писк моего пушистого сообщника по делу о налете на нацистско-сектантский бордель, я и сам почуял стремительно приближающуюся со спины угрозу.