Вы, разумеется, шутите, мистер Фейнман!

А затем сказал:

— Это наука? Нет! Это всего лишь использование одних слов для объяснения значения другого. О природе здесь не сказано ничего — о том, какие кристаллы испускают при дроблении свет, почему они его испускают. Видели вы студента, который, вернувшись домой, попробовал бы это проверить? Не видели, потому что ему и проверять-то нечего.

— Вот если бы вместо этого было сказано: «Раздавив в темноте плоскогубцами кусок сахара, вы увидите синеватую вспышку. Такие же создаются и другими кристаллами. Почему так происходит, никто не знает. Это явление называется „триболюминисценцией“», — тогда, быть может, кто-нибудь и попробовал бы, вернувшись домой, проделать такой опыт. Поэкспериментировал бы с природой.

Я воспользовался именно этим примером, однако мог открыть учебник на любой другой странице и получить тот же результат. Все они были одинаковы.

И наконец, я сказал, что не понимаю, как можно обучать кого бы то ни было, используя самовоспроизводящуюся систему, в которой люди сдают экзамены, а затем учат других сдавать экзамены, но при этом никто ничего не знает.

— Впрочем, — оговорился я, — не исключено, что я ошибаюсь. Среди тех, кому я преподавал, присутствовали два очень хороших студента, а один из знакомых мне здешних физиков обучался в Бразилии и нигде больше. Так что, кому-то, надо полагать, удается пробиться и сквозь эту систему, как бы дурна она ни была.

Ну так вот, после моего выступления встал глава департамента образования, сказавший:

— Мистер Фейнман наговорил нам множество неприятных вещей, видно, однако, что он действительно любит науку и искренен в своей критике. Поэтому я считаю, что нам следует прислушаться к нему. Я пришел сюда, понимая, что наша система образования страдает каким-то недугом, теперь же я знаю, что она больна раком!

И сел.

Его выступление развязало людям языки. Каждый вставал и выдвигал свои предложения. Студенты образовали комитет, который должен был мимеографировать лекции еще до того, как их начнут читать, плюс еще какие-то организационные комитеты.

А потом произошло то, чего я никак уж не ожидал. Один из студентов поднялся и сказал:

— Я — один из тех двоих, о которых мистер Фейнман упомянул в конце своего выступления. Ну так вот, образование я получил не в Бразилии, а в Германии, в Бразилию же приехал лишь в этом году.

Следом примерно то же сказал и второй из них. А упомянутый мной профессор физики заявил:

— Я получил образование здесь, в Бразилии, во время войны, когда, по счастью, все профессора покинули университет, так что учился я самостоятельно, просто читая книги. Поэтому к бразильской системе мое образование никакого отношения не имеет.

Вот уж не ожидал, так не ожидал. Я понимал, что система нехороша, однако такое стопроцентное попадание это просто фантастика!

Поскольку в Бразилию я ездил в рамках программы, финансировавшейся правительством Соединенных Штатов, Государственный департамент попросил меня написать отчет о моих бразильских впечатлениях, — ну я и включил в него основные положения речи, которую только что пересказал. Впоследствии до меня дошли слухи, что некий служащий Государственного департамента отреагировал на мой отчет так: «Это показывает нам, как опасно посылать в Бразилию людей, столь наивных. Глупый человек, от него только неприятностей ждать и можно. Он не понимает сути проблем». Напротив! Я-то думаю, что наивен как раз этот служащий, полагающий, что, если университет предъявляет список учебных курсов и их описание, значит в нем все в порядке.

Человек, владеющий тысячью языков

Находясь в Бразилии, я очень старался выучить язык этой страны и потому решил читать мои лекции по физике на португальском. А вскоре после того, как я перебрался в Калтех, меня пригласили на прием в дом профессора Бейчера. Еще до того, как я там появился, Бейчер сказал своим гостям:

— Этот Фейнман считает себя бог весть каким умником и все потому, что немного знает португальский язык, так что давайте его посрамим: наша миссис Смит (стопроцентно белая женщина) выросла в Китае. Пусть она поздоровается с ним по-китайски.

Я, ничего не подозревая, прихожу на прием, Бейчер знакомит меня со своими гостями:

— Мистер Фейнман, это мистер Такой-то.

— Рад познакомиться, мистер Фейнман.

— А это мистер Сякой-то.

— Очень приятно, мистер Фейнман.

— А это миссис Смит.

— Ай, чунг, нгонг, джиа! — говорит она и отвешивает мне поклон.

Меня это до того удивило, что я решил: ответить ей можно лишь в том же духе. И, вежливо поклонившись, с самым уверенным видом сказал:

— А чинг, джонг джиен!

— О, Господи! — в совершенной растерянности восклицает она. — Этого и следовало ожидать, — я говорю на мандаринском наречии, а он на кантонском!

Разумеется, мистер Туз!

Каждое лето я садился в машину, намереваясь пересечь Соединенные Штаты и добраться до Тихого океана, однако по разного рода причинам неизменно где-нибудь застревал и, как правило, в Лас-Вегасе.

Хорошо помню, как я попал туда впервые и до чего мне там понравилось. Как вам известно, Лас-Вегас живет за счет игроков, и для тамошних отелей главное — привлечь побольше людей, которые будут играть. Поэтому они показывают всякие шоу да и поесть в них можно совсем недорого — почти задаром. Места в зале заранее бронировать не нужно: вы просто приходите, садитесь за один из множества пустых столиков и смотрите шоу. Для человека вроде меня, ни в какие игры не играющего, место попросту чудесное — я наслаждался всеми его преимуществами: недорогими номерами, почти ничего не стоящей едой, хорошими шоу, ну и тамошние девушки мне тоже нравились.

Как-то раз я лежал у бассейна моего отеля и ко мне подошел некий человек, затеявший со мной разговор. Не помню, с чего он начал, однако основная его идея сводилась к тому, что мне, надо полагать, приходится зарабатывать на жизнь, а это, вообще говоря, глупо.

— Я вот живу легче легкого, — сказал он. — Целыми днями ошиваюсь около бассейна и наслаждаюсь Лас-Вегасом.

— Как же это у вас получается, если вы не работаете?

— Очень просто: я играю на скачках.

— В скачках я не разбираюсь, однако не понимаю, как можно добывать средства к существованию, делая ставки на лошадей, — скептически заметил я.

— Очень даже можно, — ответил он. — Я-то именно так и живу! Я вам вот что скажу: давайте я и вас этому научу. Мы пойдем на скачки, и я гарантирую: вы выиграете сотню долларов.

— Это каким же образом?

— Я заключу с вами пари на сто долларов, что вы выиграете, — сказал он. — Тогда, если вы выиграете, останетесь при своих, а проиграете, так получите сто долларов!

И я подумал:

— Черт! А ведь он прав! Если я выиграю на скачках сто долларов и отдам их ему, то ничего не потеряю, да еще и бесплатный урок получу — доказательство того, что его система работает. А если он потерпит неудачу, я получу сто долларов. Отлично!

Он отводит меня в букмекерскую контору, где имеется список всех лошадей и ипподромов страны. Знакомит с какими-то людьми, которые заверяют меня:

— Господи, да он классный парень! Я уже свою сотню выиграл!

Постепенно до меня доходит, что деньги-то мне придется ставить свои собственные, и я начинаю немного нервничать. И спрашиваю:

— Сколько я должен поставить?

— Ну, сотни три, четыре.

Такой суммы у меня с собой не было. Кроме того, меня охватывает тревога: а ну как я проиграю все мои ставки?