Выбираю таран

Казаков высчитывал еще на земле подходы к вооруженному пулеметом аэроплану противника с выгодной для себя позиции — со стороны солнца, и вел атаки, невзирая на огонь врага.

Бывал ранен, но каждый раз легко. Судьба хранила.

Двинск (Даугавпилс) — Луцк — Проскуров (Хмельницкий) — таков район боевых действий истребительного авиаотряда штабс-ротмистра Казакова, сопряженных с частым и спешным перебазированием с аэродрома на аэродром — на помощь наземным войскам, попавшим в сложное положение.

30 июля при таком спешном перелете в ветреную погоду, когда легкие «ньюпоры» мотало, бросало, кренило в воздушных потоках, случилось несчастье, которое очень изменило невозмутимого до того аса асов. «Во время перелета штабс-ротмистра Казакова на новую стоянку, — сообщается в донесении, — вследствие сильного рему (болтанки) и попадания в воздушную яму около 10 часов утра с высоты пятьсот метров выпал летевший с ним механик Петр Кире и разбился насмерть. Летчику удалось выправить самолет и благополучно опуститься».

Но в душе Казакова «благополучия» уже не будет никогда. Вина за гибель боевого товарища и друга угнетала, не давала покоя. С этого дня он исправно отсылал вдове Кирса деньги. У его могилы не смог сказать прощального слова — прерывался голос. С того дня перестал радоваться своим воздушным победам.

«Ничего не понимаю! Что за поздравления? К чему? Вы ведь знаете, что я с предрассудками: не люблю считать свои победы!» — досадливо отбивался Казаков от поздравлений боевых товарищей, спеша к сбитому им австрийскому «бранденбургу».

Он с отрешенным лицом глядел на обломки самолета, на недвижное тело погибшего пилота с Железным крестом на груди, на чудом оставшегося в живых молоденького австрийского летчика-наблюдателя. Устремив взор в небо, выслушал доклад поручика Карпова и пошел прочь, нервно покусывая травинку.

Александру Матвееву врезалась в память речь Александра Казакова на похоронах сбитого им в трудном бою немецкого лейтенанта Франца Миллера: «Последние звуки, которые ты слышишь, летчик: треск мотора своего «фоккера», треск пулемета и… глухой стук комьев земли о твою гробовую крышку…». Но, сострадая погибшему врагу, командир наставляет своих молодых летчиков: «Поэтому присутствующим здесь надо помнить, что всем победам, одержанным асом в воздушных боях, он обязан лишь самому себе, своей отваге, своей находчивости и главное — летному мастерству, которое следует неустанно совершенствовать».

Заканчивался третий год мировой бойни, унесшей уже миллионы жизней с обеих сторон и не меньше сделавшей калеками навсегда. Брусиловский прорыв, не развитый армиями, вызвал разочарование в войсках и обществе и неверие в победу.

«Наступление по существу выдохлось. Наши войска несли большие потери, — напишет через много лет участник тех боев, Георгиевский кавалер, унтер-офицер, будущий маршал Победы Георгий Константинович Жуков. — Среди солдат нарастало недовольство, особенно когда приходили письма из дому, в которых сообщалось о голоде и страшной разрухе. Солдаты уже понимали, что они становятся калеками и гибнут не за свои интересы, а ради «сильных мира сего», за тех, кто с них же драл, как говорится, последнюю шкуру».

Желание прекратить взаимное истребление вызвало небывалое в истории войн явление — братание недавно стрелявших друг в друга врагов под лозунгом: «Штык — в землю и — по домам!»

В начавшемся хаосе авиачасти по-прежнему оставались верны воинской присяге, но на пилотов с той, вражеской, стороны теперь глядели как на братьев по небу, волею правителей своих государств принуждаемых убивать.

Вячеслав Михайлович Ткачев, куратор 19-го корпусного авиаотряда Казакова, отправляя пленных летчиков в тыл, стал разрешать им писать письма матерям и женам и сам сбрасывал их в капсулах над неприятельскими позициями.

Прославленный ас Евграф Крутень, встретив задушевного друга Казакова в Луцке, признался, что стал жалеть врагов. Недавно вот передали ему солдаты бумажник сбитого им германского аса с довоенной фотографией: молодой счастливый парень в летной форме обнимает улыбающуюся жену и сынишку. Места себе не находил, пока не сбросил снимок в капсуле над немецким аэродромом с запиской: «Сожалею об убитом муже и отце. Но война есть война: не я его, так он меня».

19 июня 1917-го убили его…

Боевой дух войска, который и созидает победу, истощился с обеих сторон к концу 1916 года. Но даже после отречения императора Николая II от престола перехватившее власть в стране Временное правительство Керенского продолжало призывать к войне «до победного конца». Но армия, что недавно показывала чудеса храбрости, отступила за реку Збруч.

Истребительная авиагруппа Казакова перебазировалась в местечко Дунаевцы, что северней Каменец-Подольского. Летчики на общем сборе приняли решение не заниматься политикой — воевать! Тем более что противник, видя воочию разброд и шатание в русской армии, усилил напор.

…В августе 1917 года в Петрограде, как была переименована столица с началом войны на русский лад, всерьез ждали появления немцев. А почему бы нет, если их корабли почти беспрепятственно бороздят Балтику и даже Баренцево море, стоят в Архангельске, на Западной Двине?

Многие бегут из Питера — кто в глубь России, кто за ее пределы. Газеты пишут, что старейший русский изобретатель Александр Николаевич Лодыгин, творец первой в мире электролампы, создатель электролета по типу вертолета, строивший в 1916 году в своей квартире в Питере боевой самолет для русских асов, ожидая, что вот-вот немцы войдут в город, порубил топором уже готовый аэроплан и отбыл с семьей за границу…

Но русские летчики продолжали держать оборону в небе даже в октябре 1917 года. Донесения тех месяцев свидетельствуют, как нелегко давались победы над врагом нашим истребителям. Казаков получает ранения, но продолжает сражаться.

27 июня: «Штабс-ротмистр Казаков сбил неприятельский самолет, опустившийся в своем расположении. Во втором бою с тремя немецкими самолетами Казаков ранен в правую руку».

28 июля: «В воздушном бою четырьмя пулями ранен в правую руку доблестный летчик штабс-ротмистр Казаков».

8 августа: «Во время воздушного боя в районе Кудринцы легко ранен в правую ногу штабс-ротмистр Казаков».

Служивший в группе Казакова известный ас Иван Смирнов (на его счету 12 побед) свидетельствует, что, по подсчетам группы, командиром одержаны 32 победы: 17 — над нашей территорией, 15 — над вражеской, не засчитанные как не подлежащие проверке. Эту же цифру — 32 — называют В. М. Ткачев и Э. И. Меос.

Пытаясь сохранить престиж Временного правительства в армии, военный министр провел массовое повышение в чинах солдат и офицеров.

В конце сентября Казаков после трех лет пребывания в штабс-ротмистрах был произведен в подполковники. Уже в начале октября — в полковники. Не успел сменить погоны, как разразилась Октябрьская революция, отменившая чины, сословия, звания и даже заслуженные личной храбростью награды. (Эта несправедливость стала в России дурной традицией — ныне «отменены» советские ордена и медали…)