Выбор Пути
Шрифт:
— А уж я-то как жду! Часы считаю! — сказал я искренне.
Девочки пошли регистрироваться. Завтра — день рождения Ленинского комсомола. В этот день вручают премии Ленинского комсомола. Среди прочих, вручать её будут и нам: мне и Ольге. За создание оперы «Малая Земля». Надежду же послала комсомольская организация нашего института, как представителя номинанта. Ну, и вообще — поощрили за организацию студенческих сельхозотрядов. Мало того, что она летом комиссарила в сельхозотряде института, так и осенью тоже впряглась. И прошлогодняя история не повторилась: в тракторных тележках-прицепах никого не возили, ели досыта,
Хоть и непростая гостиница «Москва», а — советская. Никто не торопился нести чемоданы юным комсомолкам. Сами, сами. Ну, ясно, чаевых от юных комсомолок не дождешься.
Надо же — приехали, по сути, на день, завтра вечером уезжать, а чемоданы большие. Хорошо хоть, не тяжелые. Наряды, не иначе.
Номер у девочек на двоих, не люкс, но тоже не без шика. Я оставил их прихорашиваться, и пошёл к себе. Тоже с чемоданом, но маленьким. Для меня захватили. Чистые рубашки, и всё такое. Приятно после душа переодеться в свежее.
— Да ты совсем тут отощал, Чижик, — критически оглядела меня Пантера.
— Питание всухомятку — верный путь к гастритам, колитам и прочим болезням желудочно-кишечного тракта среди студентов, доказано многолетними наблюдениями ученых нашего института, — Лиса и вовсе провела пальцами по моим ребрам. — Как стиральная доска, а был такой гладкий.
— Смешно, да не до смеха. Это тема для диссертации: «Режим питания шахматиста гроссмейстерского уровня». Сами посудите: турнир длился месяц. Вне дома, вне привычной обстановки. Хорошо, в Москве, а если доведется играть турнир в Индии или на Кубе, где и климат другой, и продукты, и кухня? А если не турнир, а матч на первенство мира, где играешь не себя ради, а защищаешь спортивную честь нашей страны?
— Ты что хочешь сказать, Чижик?
— То, что шахматисту нужна команда. Поедете со мной на матч с Фишером?
— Ты делаешь нам предложение? Не рано ли?
— Я серьезно. Матч с Фишером — это долгосрочный проект. До семьдесят восьмого года.
— В семьдесят восьмом мы как раз институт закончим.
— Вот именно. К выпускному вечеру вернём стране шахматную корону. Её на стол поставим, наш институт прославим.
— Я было решила, что ты всерьёз, — сказала Ольга.
— Вообще-то да, всерьёз. Среднесрочное планирование. На подумать. Дело не во мне, Мише Чижике. Нет, и во мне, конечно, тоже, но… Шахматистов в мире миллионы, десятки миллионов. И когда Спасский уступил Фишеру, десятки миллионов подумали: «Эге, что-то русские стали сдавать!». А нужно, чтобы весь мир видел: русские побеждают!
— Это мы понимаем, — сказала Надежда. — Ты теперь гроссмейстер, тебе и шашки в руки. А мы?
— Мне бы хотелось, чтобы вы время от времени выезжали со мной на международные турниры. Как команда. Для начала. Ну, а потом — матч с Фишером.
— Это дело непростое. Заграница, она…
— Непростое, — согласился я. — Но нам ли бояться трудностей? Преодолеем. Партия, комсомол, все люди доброй воли нам помогут!
— Ты думаешь? — Ольга была настроена скептически.
— Не сразу, не в один день, но да. Когда я выиграю два-три международных турнира, с учётом всего решат, что нужно.
— А ты выиграешь? Два-три турнира?
— Я постараюсь.
А пока — время обедать.— Вот так и пойдешь?
— Носки только надену. Ну, и остальное.
Обедать решили тут же, в «Огнях Москвы». Ресторан на пятнадцатом этаже. Пусть не «Седьмое небо», не вся Москва пред нами, но вид всё равно впечатлял.
— Были бы крылья — так бы и полетела, — сказала Бочарова.
— У Кремля летать нельзя, — остудил я её. — Подумают, шпионка, и собьют, как Пауэрса под Свердловском. Ещё при Иване Грозном, помнится, холоп Никитка летать вздумал.
— И что?
— Отрубили голову, чтобы впредь народ не смущал. Он и перестал летать.
Обед был умеренный: девушки следили за фигурой, я за желудком. А потом как жалеть-то буду, о несъеденном, о невыпитом. Хотя почему невыпитом? Боржом я выпил, а водки мне и не нужно.
— Что дальше? — спросили девочки меня, как старожила. Уж за месяц московского сидения я должен разобраться, что и как.
— Вечером идём в цирк.
— В цирк?
— На Цветном Бульваре. Лучший цирк в мире. Не пожалеете. Сегодня Никулин выступает!
Сам-то я цирк не просто люблю — обожаю, но многие считают, что это для детей.
Дети не дураки! Дети если даже не понимают, то чувствуют, что такое хорошо, и что такое плохо. Дети спектакль о заседании профкома два часа смотреть не станут, хоть им сахаром облепи.
— Хорошо, Чижик, в цирк, так в цирк. А билеты есть? — показала Лиса знакомство с реальностью. Москва-то огромная. А цирков два. Настоящих. Есть ещё и другие, но те можно не считать. Потому билет купить непросто. Билеты приходится доставать.
— Есть! На прекрасные места! — я умолчал, что мне их вчера Галина Леонидовна подарила. Как раз три. Всё знают короли! Интересно, насколько глубоки эти знания? И что они, короли, будут с этими знаниями делать?
Завидовать будут!
В перерыве цирковой фотограф уговорил нас сняться рядом со слонихой Гитой. Извел половину плёнки. Узнал, стало быть. У фотографов глаз наметанный. Пообещал выслать фото. Совершенно бесплатно.
Девушкам внимание нравилось. Но возникли вопросы:
— А зачем он нас снимал, да еще бесплатно?
— Продаст фотографию в ту же «Вечерку», например. «Король, его королевы и его слоны».
— Ты думаешь?
— Нет, заголовок будет попроще: «Чемпион Советского Союза по шахматам М.Чижик и его команда в цирке на Цветном бульваре».
— Первый заголовок звучит лучше.
— Зато второй идеологически выдержаннее. Хоть и скучнее, согласен, — ответил я Лисе.
— А можно и так: «Королевы, слон и Чижик» — предложила Ольга.
— Писателю виднее, — согласился я.
И мы вернулись на свои места — и в самом деле отличные — смотреть вторую часть программы.
На обратном пути они смеялись, вспоминая Никулина и Шуйдина, особенно сценку «Партия в шахматы».
И я смеялся.
Веселье только начинается!
29 октября 1977 года, понедельник
— Чтобы никто мимо тебя и шагу ступить не мог, — наставлял я караульного. — Ни слесарь, ни водопроводчик, ни прачка — никто. Трубу прорвало, затопило, нужно бельё забрать, говори одно — нельзя!
— А если он… она — пойдут?