Выбор судьбы

И может, кто-то другой, кто знал Тадора меньше, ничего не понял бы по угрюмому лицу барса, но куница хорошо рассмотрела, как удовлетворенно дёрнулся уголок его губ и прищурились глаза. Тадор был доволен. Значит, это еще не весь его план, и ее бывший напарник придумал нечто более сложное, чем просто жить в одном доме с нею.

Ох, глупец, горько усмехнулась Веся, он даже не догадывается о мощи чародеев! Или как раз догадывается и задумал еще более невероятное предательство? Княжна попыталась представить, какая задумка могла бы прийти в его голову, и невольно вздохнула, скверно, если Тадор убедил отца и тот ради спасения дочери пошел на сговор с несостоявшимся зятем.

— Ну и как тебе понравился бывший напарник? — по лесенке в комнатку поднимался Саргенс.

Прошел к дивану, устроился с явным намерением сидеть тут долго и налил в принесенную кружку отвара.

— Я уже говорила… Тадор не привык отступать. И очень боюсь, что сейчас он действует не в одиночку, а в сговоре с батюшкой.

— Несомненно, — отпив отвара, задумчиво подтвердил чародей. — И если твоего отца ведет любовь и тревога за тебя, то Тадора — совсем другое чувство.

— Знаешь… — неожиданно для себя призналась Весеника, — вы вчера сказали, что моя наставница великая женщина… Я только теперь начинаю понимать насколько.

— Это интересно, — прищурился чародей, — и какой же совет она тебе дала?

— Не показывать неодаренным всех своих умений… вроде того, каким я вчера остановила негодяя Петиза. Скажи, как вы намерены с ним поступить?

— Скажу. И покажу. Но только после того, как ты войдешь в круг. А сейчас смотри!

Но Веся и сама уже смотрела на уверенно идущего к столу старика и невольно начинала улыбаться. Насколько она успела его узнать, настроение у Ольсена было самое боевое.

— Значит, ты с ним знакома, — подтвердил собственные подозрения Саргенс, — и этот плут обвел меня вокруг пальца!

— Не оскорбляй нашего дедушку!

— А ты его считаешь своим? — усмехнулся чародей. — Даже не зная, простит ли тебя Берест!

— Саргенс… я понимаю, что ты меня снова проверяешь, но дай послушать!

— А там еще нечего слушать, — утаскивая кусок пирога, фыркнул чародей, и он был прав.

Ольсен уверенно устроился на стуле, стоявшем по другую сторону стола главы Цитадели, и молчал, хмуро рассматривая сидящего перед ним магистра. И хотя Весенике была видна только макушка чародея да спокойно лежавшие на столе руки, она вполне могла представить себе облик Феодориса.

— Всё-таки они родственники, — выдохнула княжна, едва проделав мысленно это действо, и тоже взяла пирог.

— А это тайна.

— Не для целителя. Почему вы ему ногу не вырастили?

— Не хочет больше чем на день оставлять мельницу, а там у нас сил не хватает. Да и говорит, что привык.

— Врет, — твёрдо заявила Весеника, — просто чего-то боится. Или кому-то доказывает… он упрямый.

— Ну, — произнес в этот момент Феодорис, — так и будешь молчать?

— А разве нужно что-то еще говорить? — едко осведомился Ольсен, поднимая густую бровь.

— Желательно.

— А сам ты не догадываешься, ради чего я бросил мельницу?

— Решился, наконец, на новую ногу?

— Шутишь? Значит, настроение у тебя хорошее! А вот на юге дома горят, люди гибнут! А кучка сильных воинов и целителей сидит в твоей Цитадели, вместо того, чтоб их защищать и лечить!

Веся тихонько фыркнула, это обвинение явно было проверкой, попыткой выяснить намерения чародея. И судя по тому, как откинулся на спинку своего сиденья Феодорис, он тоже знал привычку старика сначала проверить крепость решения собеседника.

— Я готов выслушать твое мнение о том, как следует решить это дело.

По строгому, «судейскому» тону, с каким были произнесены верховным чародеем эти слова, княжна сразу сообразила — долго спорить и перепираться с мельником Феодорис не собирается. И начинала осознавать почему. Однако не желала пока загадывать наперед, в этой Цитадели все ее прежние представления один раз уже круто перевернулись, и она пока вовсе не уверена, что это был окончательный поворот.

— Мое мнение? А оно простое, Феодорис! Решая судьбы других, не забывай, что и сам человек и тоже можешь однажды ошибиться!

— Потому-то ты и щеголяешь до сих пор обрубком ноги? — с неожиданно мягкой укоризной спросил чародей, и суровое лицо старика вдруг дрогнуло, стало на миг обиженным и мальчишечьим.

— Много ты понимаешь…

Некоторое время они сидели молча, и лицо мельника становилось все более мрачным, потом он едко осведомился:

— Мне при разговоре с ним остаться не разрешишь?

— Прости.

— Понятно. Куда идти?

— Хочешь в сад, хочешь на кухню. Можешь книги в библиотеке посмотреть.

— Давай лучше книги.

— Хлоп, проводи Ольсена в библиотеку и запри дверь.

— Я ведь могу оскорбиться! — пригрозил мельник, ковыляя вслед за Хлопом, ловко передвигавшимся на двух щупальцах, как на ножках.

— Сколько угодно. Зато не будешь обзывать меня наивным лопухом. Взяли привычку… — с наигранной обидой проворчал Феодорис и тронул пальцем нежно звякнувший колокольчик.

Вот как, мельком отметила Веся, мельнику чародей не предложил посидеть в засаде… стало быть, не желает выдать наблюдающего за ними из засады друга. Или это он её не хотел показывать прадеду раньше времени?

Позже она обязательно спросит, решила княжна и, тотчас забыв о прадедушке, подалась вперёд, не желая пропустить миг появления бывшего жениха.

— Весеника… — негромко позвал куницу Саргенс, и она с досадой дёрнула плечом:

— Ну что?

— Я ухожу. А ты постарайся… не волноваться заранее. Понимаешь, ведь… сейчас ошибиться нельзя.

— Догадываюсь, — не оглянувшись, буркнула Веся.

А чего тут можно не сообразить? Она еще ночью догадалась, что Береста в Цитадели ждет проверка. У чародеев так принято… всех проверять. Ее вон тоже испытывали, и похлеще, чем Тадора. Хотя неизвестно пока, какую ловушку приготовил барсу Феодорис. И даже Ольсена проверили, несмотря на то, что он магистру дядя… если не отец.

Глава одиннадцатая

Быстро приближающийся звук решительных шагов как ураганом вымел из памяти куницы все прочие мысли и желания, с этого мгновения она не могла глаз отвести от появившейся в широком проходе высокой и ладной мужской фигуры.

— Доброе утро. — Берест остановился перед столом и испытующим взглядом потемневших глаз в упор уставился на чародея, словно не замечая его руки, приглашающе указавшей на стул. — Я пришел, чтобы разделить участь моей невесты.