Выбор судьбы
Шрифт:
— Я надеюсь, что ты знаешь, что делаешь! — проговорил Даарио, наклонившись к Сансе.
— Принесите седло, — непреклонным голосом бросила она.
— Ты с ума сошла?! Эта тварь тебя убьет, ты едва держишься в седле, даже я не посмел бы сесть на этого демона.
В ответ Санса смирила его твердым взглядом, говорящим о том, что она намерена свершить задуманное даже ценой своей жизни. Девушка сделала несколько шагов вперед, призывая на помощь все свои силы, взывая к Матери.
С каждым шагом по направлению к норовистому жеребцу, сердце Сансы билось все сильнее, а ноги наливались свинцом.
—
Все присутствующие пораженно стояли вокруг, боясь произнести даже слово, пока конь рыл копытом землю и нервно тряс головой, бросая на девушку недоверчивые взоры.
— Тихо, малыш, тихо… я не обижу тебя, не обижу, — шептала она, протянув руку к его бархатной морде.
Жеребец начал нервно переминаться на копытах, но явных признаков агрессии не подавал. Санса осмелилась на большее и позволила себе прикоснуться к его носу, а потому стала нежно подниматься рукой выше к шее, а потом и к гриве, чувствуя каждый его мускул.
— Видишь, я не забыла, — ласково шептала девушка, подойдя вплотную к нему, а потом обхватила руками его морду, что-то шепча на ухо, — седло мне, быстрее, — но никто из конюхов не осмелился приблизиться к жеребцу, покалечившему их товарищей. Тогда Санса сама принялась за дело, сопровождаемая удивленными и восхищенными взглядами.
Спустя несколько минут работа была закончена, и, довольно оглядев результаты своего труда, девушка забралась в седло без чьей-либо помощи. Конь нервно попятился назад, готовясь встать на дыбы, но Санса потрепала его между ушей, жеребец издал недовольное хрипение, но не двинулся с места.
— Нам пора ехать, — проговорила Санса, подводя животное к пораженному Даарио.
— Быть не может, — проговорил он, все еще не веря своим глазам, — что это?
— Сила молитвы, — шутливым тоном ответила она, и в ее глазах заплясали озорные искорки, — скажите, откуда взялся этот конь? — спросила Санса у торговца, все еще не оправившегося от потрясения.
— Ээээ, миледи… этого черного демона изловили на пустоши близ Астапорской гавани вместе с парой гнедых, но они посмирнее будут, — почесав лысеющий затылок, ответил мужчина.
— И он был один? Рядом никого не было? — пытаясь сохранить спокойствие, продолжила девушка.
— Как пить дать — никого, миледи, только два гнедых!
Даарио, уже успевший сесть в седло, подъехал к ним, надеясь услышать остатки разговора, но девушка видимо не собиралась обнажать свои соображения, молчаливо давая ему знак, что пора возвращаться в лагерь. Воин достал кожаную плеть и с душераздирающим свистом ударил ей о землю, его лошадь поднялась на дыбы, готовая скинуть своего седока в любой момент, но, натянув поводья, мужчина сумел удержаться в седле.
— Что ты делаешь? — проговорила Санса, едва не потерявшая равновесие от страха.
— Глупая выходка, миледи, простите, — с улыбкой проговори он, — как Вы его назовете?
Санса помешкала несколько мгновений, обдумывая что-то, а потом произнесла, склонившись к уху вороного жеребца:
— Тебя зовут Неведомый!
Натянув поводья, девушка ударила в бока ее нового друга и конь в мгновение
ока сорвался на галоп, унося свою наездницу за горизонт. Санса не знала точно, сколько продолжалась эта скачка, ибо, погрузившись в свои мысли, совсем не различала дороги. Мимо пролетали пересохшие поля, небольшие фермы, перелески, а конь, будто на огромных крыльях, уносил ее все дальше и дальше, делая практически недосягаемой для преследователя, прикладывающего все усилия, чтобы не отставать.— «Этого быть не может. Сандор вернулся за конем, когда на улицах города бушевал бунт, он спас его из объятой огнем Королевской Гавани, забрал с собой на корабль. Он бы никогда не бросил Неведомого, если только…»
Эта мысль вонзилась Сансе в сердце подобно острому кинжалу, разрывая его на мелкие кусочки. С момента кораблекрушения она не получала никаких подтверждений жизни или смерти ее спасителя, и сейчас, как гром среди ясного неба, появляется Неведомый, будто оглашая молчаливый приговор своему хозяину.
— Если только не погиб, — прошептала Санса, готовая в любой момент потерять сознание, но в этот момент подскочил Даарио.
— Остановись, нам нужно поговорить, — прокричал он, но девушка будто не слышала его, все глубже погружаясь в свою печаль. Тогда воин, перегнувшись в седле, перехватил поводья, аккуратно потянув их на себя. Неведомый недовольно мотнул головой, но все же замедлил шаг, а потом и вовсе остановился.
— Итак, миледи, Вы ничего не хотите мне сказать? Что это был за спектакль?
— Я не понимаю, о чем Вы говорите? — проговорила она, посмотрев на него непонимающим взглядом.
— Об этом коне, дорогая Санса. Сначала я подумал, что Вам просто жаль бедное животное. Так же как и всем, мне показалось, что зверь изрядно одичал, но Вы, Вы попросили седло, и тогда в душу мне закрались подозрения. Вы хотите казаться смелой, но подходить к жеребцу, который на Ваших глазах покалечил несколько человек – это откровенная глупость, а Вы, Вы не глупы, миледи. Но раз уж Вы осмелились на этот поступок, то наверняка знали, что конь подпустит Вас к себе. Вы ведь видели это животное раньше, не так ли?
— Я не понимаю, о чем Вы говорите, — отстраненно проговорила она.
— Понимаете. Дикие лошади боятся резких звуков, даже мой конь едва не скинул седока, когда я ударил хлыстом о землю, но этот стоял неподвижно, как каменное изваяние. Он способен мгновенно перейти на галоп, не вставая перед этим на дыбы, никого не подпускает к себе, кроме тех, кому доверяет. Он прекрасно обучен, способен защитить в бою и себя, и хозяина. Ты ведь знала его владельца, не так ли?
Санса сделала глубокий вдох, пытаясь совладать со своими эмоциями, но так и не нашла в себе сил ответить на вопрос.
— Темнеет, нам пора возвращаться, — проговорила она, давая всем своим видом понять, что разговор окончен.
От прекрасного настроения не осталось и следа, поэтому всю обратную дорогу к лагерю они провели в молчаливых раздумьях. Даарио изредка бросал озадаченные взгляды на свою спутницу, пытаясь рассеять ореол таинственности, окружающий девушку, а Санса погрузилась в отстраненное молчание и покорность, которые не раз выводили из себя Джоффри, пока она была пленницей в Королевской Гавани.