Выбор
Шрифт:
И Наумке Кобелю Савину сыну сотоварищи, нашедшему соляные ключи на Двине, дал льготную грамоту на десять лет на владение ими без уплаты всех государевых податей.
В восемнадцатом году по просьбе Василия для перевода на русский Толковой Псалтыри из Греции был прислан афонский монах Максим Грек.
А Гурий Тушин в те годы состроил несколько новых бесценных книг: "Ирмологий нотный", прекрасного письма, свидетельствующий о высочайшей музыкальной образованности Гурия, с добавлением святоотеческих статей Исаака Сирина и Нила Сорского. "Соборник" из творений Василия Великого, Феодосия Великого, Иллариона Великого, Нила Сорского и других, где поместил и "проложное житие
Вассиан дописывал свою нестяжательскую "Кормчую", и они не единожды спрашивали, когда же, наконец, прочтут ее целиком. Отдельные-то главы читали, и его "Слово ответное" Иосифу Волоцкому тоже читали, и Соломония удивленно сказала тогда, как "кусательно" он, оказывается, пишет. Они смеялись этому слову, но решили, что оно точное.
* * *
– А ты читал Аристотеля?
– спросил как-то Василий митрополита при ней и Вассиане.
– Читал, - ответствовал Варлаам.
– И все понял?
– Пожалуй.
– А я начал да бросил. Не мог чтеца слушать. Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!
– на меня как дурман какой наползает, голова туманится, слова слышу, а не понимаю, глаза слипаются - и уснул. Бу-бу-бу! Бу-бу-бу!.. И другой раз так же, и третий - чую, неладное: наваждение, ворожба книжная. Вспомнил, что еретик Федька Курицын тоже читывал Аристотеля, я знаю. Вся его бесовская шайка читывала - доподлинно знаю. А Вассьян нахваливает, меня заставляет, и ты, святейший, оказывается, читал, и Нил, как сказывал. Как же так, если дурман и еретики? Как?
– Нет в нем никакого дурмана, - заулыбался Вассиан.
И митрополит улыбнулся.
Великий князь явно хитрил: слишком трудным, мудреным оказался для него Аристотель, он ничего не понимал, только соловел и засыпал от скуки, но, дабы скрыть это, приплел Курицына, бесовщину и дурман.
– Основное, что Аристотель объясняет: как устроен мир, как его познавать и какое значение в сем разума, - начал Вассиан.
– Разум, ум самое главное в мире.
– Не Бог?!
– едко вопросил Василий.
– А ум и есть Бог, по Аристотелю.
– Да, да. Существует Мировой Ум, - подхватил Варлаам.
– А душа - это движитель ума, он душой движется - это и есть жизнь. Тело умирает, а душа остается, возносясь к высшей жизни - жизни Ума-Бога, который бессмертен и движет всем.
– Помнишь, Аристотель хорошо разъясняет: как конь рожден для бега, бык для пахоты и собака для поисков, так человек рожден для двух вещей- для умопостижения и действия, как некий смертный Бог. Так и говорит: "Как некий смертный Бог!" То есть все надо делать только по Уму-Разуму, и только это и есть высшее счастье и истинная добродетель для живущих на земле.
– Совсем как Нил говорит!
– обрадованно воскликнула Соломония.
– Да-да, мир не хочет, чтобы им управляли плохо, - тоже его подлинные слова.
– И у всех вещей добро следует прежде всего принимать за начало.
– Вон как у вас все ясно!
– посветлел Василий.
– А у него: идея вещи внутри самой же вещи, метафизика, материя, энергия, единичного нет без общего, а общего без единоличного. Разве не ворожба?!
– Мудреного много, верно. Наука! Я тоже поначалу продирался как сквозь тернии. Но сколь и понаписано-то, рассуди! Вроде бы сотни томов - их же только исписать сколько
надо было времени! Весь белый свет со всем, что на нем есть, осмыслил! И в строгий порядок уложил! Все божественное объяснил! Ум. Небо. Космос. Высший смысл жизни. Науки. Художества. Устройства государств. Ничего не пропустил.– Да-да. Но главное - Ум. Все по Уму-Разуму. Назначение государства в благополучии или в нравственно доброй жизни отдельных людей - тоже его слова. И хорошее государство - когда правитель преследует общее благо, а плохое - когда личное...
– Верно, я тоже об этом думал, - закивал Василий.
– Но когда ж все успел? Ведь, сказывали, и воспитателем великого Александра Македонского был?
– Был. И будто бы даже и его убийцей.
– Ну?!
– И сам покончил с собой.
– Ух ты!..
Долго еще говорили об Аристотеле, и под конец государь сам попросил, чтоб давали ему книги и каких других мудрецов и отцов церкви, и иные, кои считают полезными.
Как она тогда этому радовалась - и обещала, что после него тоже станет читать то, что поймет, конечно, своим женским умом.
Но хватило его тогда всего на две или три книги, кои ей так и не дал забыл.
* * *
Тогда встревоженный, запыленный, хмурый Вассиан появился у нее ранней ранью и сразу стал рассказывать:
– Идут и едут по Якиманке, по Остоженке, но столько, сколько идет и едет по Пятницкой, я вообще в Москве никогда не видывал. Сплошным потоком движутся. Прервутся ненадолго - и опять пешие, на подводах, в возках, верхом. С детьми, с младенцами на руках, почти без поклаж, редко у кого на телегах или за плечами большие узлы, одни лишь узелки да кисы в руках, наспех схваченные. И одеты большинство тоже наспех, как ни попадя. Немало босых - хорошо, что теплынь - двадцать девятое июня. Все в пыли, многие, видимо, идут с ночи, уже шатаются, но все равно поспешают, не отставая от других. А лошадники непрерывно покрикивают, умоляют расступиться, норовя продвигаться рысью. Среди женщин и детей полно с застывшими от испуга глазами. В Земляном городе никто не останавливается. Не останавливаясь, отвечают и на вопросы повысовывавшихся из окон и стоящих у ворот и калиток.
"Вы откель?" - "С Котлов".
– "С Ощерина".
– "Это где?" - "За Николой на Угреше".
– "Матерь Божья!" - "А вы?" - "Воробьевские".
– "Государевы?!" "Ну!" - "Уже и там?!" - "Увы!"
Сердобольные москвички зазывают баб с младенцами в дома, чтобы перепеленали их, покормили, напоили, но те не останавливаются. Поспешают через Кадаши и Балчуг к наплавному мосту через Москву-реку в Китай-город, за его вал и крепкие деревянные стены и за каменные стены самого Кремля.
И этому потоку нет конца.
Я тоже заспешил с ним в Кремль, слушая по дороге новости одну страшнее другой. Что нагрянули-де из Крыма несметные полчища Мухаммед-Гирей хана, о коих еще накануне не было ни слуху ни духу. И будто бы уже перешли Оку и взяли Серпухов и Каширу, обложили Рязань, вот-вот возьмут и ее. Рати наши перебиты чуть ли не поголовно, потому что с татарами идет и литовский воевода, казак Евстафий Дашкевич со своими казаками, которых тоже несметное множество. Грабят и жгут все подчистую, всех здоровых молодых мужиков, баб и девок и ребят уводят в полон, а остальных, включая младенцев, убивают. Кровь течет реками. Передовые их отряды уже сожгли Подол-Пахру, что на Серпуховской дороге, и Николо-Угрешский монастырь - это бежавшие сами намедни видели. И как в Воробьево влетели на лохматых конях со страшными воплями, улюлюканьем и хохотом, видели, как вышибали бревном ворота в государевых хоромах.