Вычисление Бога

— Ему нужен просто компетентный палеонтолог, который сможет его направлять — и, Том, прости, но ты же сам понимаешь: ему нужен кто-то, кто будет здесь год за годом, кто сможет документировать всё, что он или она будет узнавать от пришельца.

— Я тщательно всё записываю, — сказал я. — До последней мелочи.

— И, тем не менее, для блага музея…

Я злился всё сильнее — и злость сделала меня наглым:

— Я мог бы пойти в любой музей или университет с приличной коллекцией окаменелостей, и Холлус бы пошёл за мной. Я могу получить предложение от кого угодно — и, если со мной будет пришелец, им будет наплевать на моё здоровье.

— Том, будь благоразумным!

« Я вовсе не обязан быть благоразумным», — подумал я. Все, кто настрадался не меньше меня — никто из них не обязан быть благоразумным!

— Это не обсуждается, — отрезал я. — Уйду я — уйдёт и Холлус.

Кристина принялась наигранно водить по столу указательным пальцем, словно изучая структуру древесины.

— А я вот думаю… что бы сказал Холлус, если бы узнал, как ты им прикрываешься?

Я поднял голову выше:

— А я думаю — что бы он сказал, если бы узнал, как ты со мной обращаешься?

Мы какое-то время помолчали. Наконец я сказал:

— Если обсуждать больше нечего, мне лучше вернуться к работе.

Чтобы не подчеркнуть последние слова, пришлось сделать сознательное усилие.

Кристина сидела неподвижно словно статуя. Я поднялся и вышел из кабинета. Боль пронзала меня, словно нож, но я, разумеется, сделал всё, чтобы это не показать.

20

Я вихрем ворвался в свой кабинет. В моё отсутствие Холлус рассматривал выставочные ящики со слепками черепов; вдохновлённый моими идеями, сейчас он исследовал вопрос появления разума у млекопитающих после смены мелового периода палеогеном. Никогда не был уверен, правильно ли я интерпретирую его жесты и телодвижения; по-видимому, со мной у него такой проблемы не было.

— «Ты» «выглядишь» «взволно» «ванным», — произнёс он.

— Доктор Дорати — директор музея, помнишь её? — спросил я. Они с Холлусом встречались несколько раз, в том числе когда музей посетил премьер-министр. — Она пытается заставить меня уйти в бессрочный отпуск по состоянию здоровья. Хочет, чтобы я ушёл.

— Почему?

— Да потому что я — потенциальный убийца вампиров, помнишь? Я её политический оппонент. Она двинула КМО туда, куда многие из старших кураторов двигаться не хотят. И сейчас она увидела возможность заменить меня человеком, который разделяет её взгляды.

— Но отпуск по состоянию здоровья… Это, конечно же, имеет отношение к твоей болезни?

— У неё нет другого способа заставить меня уйти.

— А в чём суть вашего несогласия?

— Я считаю, что музей должен быть образовательным учреждением, что по каждому выставленному экспонату он должен предоставлять как можно больше информации. А она считает, что задача музея — привлекать туристов, а не распугивать посетителей, вываливая на них кучу фактов, рисунков и необычных слов.

— А это важно?

Вопрос Холлуса застал меня врасплох. Когда я три года назад только-только начал бороться с Кристиной, это казалосьважным. В интервью «Торонто Стар» я даже назвал всю эту возню в КМО «сражением моей жизни». Но это было до того, как доктор Ногучи показал мне тёмное пятнышко на рентгеновском снимке, до того как я начал испытывать боли, до химиотерапии, до…

— Не знаю, — честно признался я.

— Мне жаль слышать о твоих затруднениях, — сказал Холлус.

Я прикусил нижнюю губу; у меня не было никакого права говорить Кристине то, что сказал.

— Я сказал доктору Дорати — если она заставит меня покинуть музей, ты тоже уйдёшь.

Холлус довольно долго молчал. В своё время, находясь на третьей планете Беты Гидры, он был в некотором роде учёным; без сомнения, он чётко сознавал тот престиж, который получает КМО от его присутствия. Но, быть может, я его сильно обидел, попытавшись сделать пешкой в политической игре. Разумеется, он мог просчитать на несколько ходов вперёд; бесспорно, он знал, что такие игры могут закончиться очень некрасиво. Я слишком далеко зашёл, и сам это знал.

И всё же…

И всё же, кто мог меня порицать? Кристина всё равно победит, несмотря ни на что. Она победит скоро, очень-очень скоро.

Холлус указал на телефон на столе:

— Ты пользовался этим устройством, чтобы связаться с другими людьми в здании, — сказал он.

— Телефоном? Да.

— Ты можешь связаться с доктором Дорати?

— Ну-у-у, да, но ведь…

— Свяжись сейчас.

На секунду помедлив, я поднял трубку и набрал трёхзначный добавочный Кристины.

— Дорати, — произнёс её голос.

Я попытался было передать трубку Холлусу.

— Нет, так у меня не получится, — сказал он.

Ну конечно, ведь у него две речевые щели! Я нажал кнопку громкой связи и кивком дал понять Холлусу, что он может говорить.

— Доктор Дорати, говорит Холлус детен стак Джэйтон, — сказал инопланетянин. Я впервые услышал полное имя форхильнорца. — Я выражаю благодарность за ваше гостеприимство, за то, что позволили мне проводить здесь исследования. Но сейчас я обращаюсь к вам, чтобы проинформировать: Томас Джерико — неотъемлемая часть моей работы, и, если он покинет музей, я последую за ним, куда бы он ни направился.

На несколько секунд повисла гробовая тишина.

— Понимаю, — наконец, произнёс голос Кристины.

— Разорви соединение, — велел Холлус.

Я так и сделал.

Моё сердце билось учащённо; я понятия не имел, правильно ли сейчас поступил Холлус. Но меня глубоко тронула его поддержка.

— Спасибо, — сказал я.

Форхильнорец размял и нижние, и верхние колени:

— Доктор Дорати была на левой стороне.

— На левой — что?

— О, прошу прощения. Я имею в виду, её действия, на мой взгляд, неправильны. Этот звонок — меньшее, что я мог сделать.

— Я тоже посчитал, что она поступает неправильно, — откликнулся я. — Но, может, я и сам поступил неправильно, когда сказал, что ты тоже уйдёшь.

Мы помолчали, и наконец Холлус ответил:

— Слишком много дилемм «правильно-неправильно», чтобы можно было разобраться. Возможно, на твоём месте мне пришлось бы поступить так же, — сказал он и качнул туловищем. — Иногда я жалею, что в таких вопросах у меня недостаёт проницательности вридов.