Выданная замуж насильно

Он говорил, споря сам с собой; мне хотелось лишь поскорее убраться из этого места поскорее.

– Ложись, - внезапно сказал он.

– Нет, мне не так плохо... Мне не нужно ложиться.

Я осторожно присела на краешек кровати. Он стоял передо мной

– Теперь встань. Ты любишь своего мужа?

– Конечно, люблю.

– Неужели? Не уверен. Кто-то заставил тебя возненавидеть его, я же хочу сделать так, чтобы ты его полюбила. Ты посмотришь на меня и увидишь во мне своего будущего супруга.
– Он придвинулся ближе ко мне и взял меня за плечи.
– Ты видишь во мне своего мужа?

Имам приблизился ко мне плотную, я почувствовала его запах. Он поцеловал меня в губы. Меня парализовал страх, и я не могла закричать. В приемной было пятнадцать человек и мои родители.

Что кричать? Насилуют? Да кто же мне поверит! Такие как этот, не насилуют девушек. Он знает, что я должна оставаться девственницей, но ничего не сможет удержать его от овладения девушкой - еще и денег попросит. Никогда мусульманка не выбежит из комнаты, чтобы пожаловаться на такое родителям.

Это была крайняя степень унижения. Мерзкий старикашка, в своем белом джеллабе, с тюрбаном на голове, это так называемый служитель Аллаха, которому мои родители доверились настолько, что, толком не зная его, отдали ему в руки свою дочь, пытался изнасиловать меня. Почему меня? Опять? Что я сделала, ради всего святого, всем этим мужчинам?!

Затем он велел мне лечь и повторил весь этот вздор с саблей, прижатой к низу живота. Теперь я поняла, что он был способен лишь на то, чтобы вскочить на меня сверху, и как старая свинья, пускать сальные взгляды. Тогда же я была вынуждена подчиниться его оскорбительному поведению молча, мечтая лишь перерезать горло.

В приёмной я заметила четырнадцатилетнюю девочку со своими родителями. Я слышала, как они говорили моей матери: "На нее наложили заклятие, чтобы она начала встречаться с мальчиками, запятнала нашу репутацию и лишилась невинности". Еще одна женщина была здесь, потому что от нее ушел муж, и она хотела приворожить его, чтобы он вернулся. Бедняжке наверняка придётся пройти через то же, что и мне. Были там и другие, но вряд ли он стал бы покушаться на замужних женщин.

Я задохнулась от отвращения.

– Ладно, а теперь мы можем позвать твоих родителей.

Я никогда никому не рассказывала об этом. У старика был карт-бланш: он служил в мечети, проводил молебны, слыл порядочным мусульманином и страстным фундаменталистом. Если бы я решила пожаловаться на него, то навлекла бы на себя больше неприятности. Чтобы не случилось, чтобы с нами не сделали, нам положено молчать и такие, как он, это знают.

Выходя, я поймала взгляд юной девушки, которая должна была зайти следующей - с ней он наверняка собирался проделать то же самое. Меня чуть не вырвало от отвращения и позора.

Пришлось терпеть этого сексуального маньяка пять посещений. На третий раз он заставил меня выпить какое-то зелье - вонючую, горьковатую, коричневатую водицу на травах. Я проглотила три бутылки этой дряни - без малого полтора литра. Меня сильно рвало, так плохо мне никогда не было.

В четвертый визит он завел свою старую пластинку: "Ты видишь во мне своего мужа?" Я мгновенно сказала "да". Затем на заднем дворе он перерезал петушку горло, дав крови стечь в таз, окунул бедную птицу в кровь и сказал отцу отвести меня к мосту для совершения ритуала.

– А вы, - обратился он к моей матери, - возьмите ведро и вымойте мой задний двор и весь дом.

Заклятие, по его словам, должно было сойти вместе с водой, выжатой из тряпки. Мерзавец обзавелся уборщицей, которая еще и платит ему.

Когда мы ушли, отец начал искать мост, подходящий для того, чтобы кинуть с него окровавленного петушка. Это оказалось не так просто - везде ходят люди, даже на окраинах. Даже моему отцу было страшно.

В конце концов, мы припарковались в пустынной местности, и отец заставил меня одну выйти из машины. Держа петушка за ноги, я медленно пошла, то и дело, оглядываясь, а потом выбросила птицу в Сену. Так и вижу себя: стоящую на мосту перепуганная девчонка, разбитая, тощая, бледная, как привидение, швыряющая в реку омерзительный труп птицы. Сейчас я могу посмеяться над этим...

Тем временем во Францию приехал мой будущий муж и остановился у нас дома. На пятый сеанс Муса отправился вместе с нами, потому что мошеннику потребовалось посмотреть, как он выглядит. К счастью, одурачить Мусу ему не удалось. Я его не любила, но вынуждена признать, моего супруга было не так легко провести. Он просто подыграл.

– Запомните, вы должны внимательно присматривать за ней; она из хорошей семьи.

– Да... да, хорошо.

Мне хотелось схватить имама за горло и врезать ему по роже. Муса насмешливо посмотрел на него. Он увидел, как моя мать вручает ему деньги, и похлопал ее по плечу.

– Я вижу, он нашел золотую жилу.

Муса понимал, в каком ужасном физическом состоянии я нахожусь, и даже, наверное, немного жалел. Меня трудно было узнать - так он сказал моим родителям. Однако он не стал отказываться от свадьбы. Муса даже не мог себе вообразить, что со мной вытворял этот ублюдок. Я подозреваю, он женился бы на мне и на носилках...

Чародей, который понял, что мой муж не купился на этот бред, сказал родителям: "Проклятие было наложено на них обоих, и может быть они расстанутся после свадьбы, если вы не сделаете так, как я говорю. В день бракосочетания зарежьте агнца, сохраните его голову и повесьте ее в доме, где будет проходить свадьба, так, чтобы она смотрела на молодых. Положите вот этот клочок бумаги ему в пасть, под язык, и молодожены будут защищены". Позднее в холле отеля, где проходило свадебное торжество, я увидела окровавленную овечью голову с высунутым языком, украшенным запиской-талисманом, на которой мошенник написал бог знает что. Кровь, секс, дерьмо и безумие... Даже в Марокко я никогда не слышала о подобной ерунде.

Несмотря на мой физический и моральный кризис, я не смогла сдержать смеха, когда мы вышли от имама, и мать сказала мне:

– Мы должны, должны сделать это.

– Да это же чушь собачья!

– Вовсе нет, ты должна верить, чтобы все прошло гладко.

Мать так и не утратила веру в способности этого шарлатана. Потом она даже пыталась встретиться с ним снова, но он словно растворился, не оставив нового адреса. Надеюсь, черт его побрал.

Муса прекрасно знал о моем отчаянном нежелании выходить за него, но явно не собирался уступать мне. Теперь на его стороне был закон: нравилось мне это или нет, перед лицом адулов я стала его женой. Я была вынуждена оправляться от нервного срыва самостоятельно, чтобы избежать новых встреч с этим извращенцем, который бил меня. Мало-помалу, я стала заставлять себя есть, но мне нужно было настоящее лечение. Хотелось поговорить с кем-нибудь нормальным, кто не станет объяснять мои истерики проклятием.