Выход где вход

Вера впервые почувствовала, что дружба с Мариной заглушала не затухающую боль. Просиживая часами на кухне у подруги, она словно бы жила её жизнь. И это давало возможность не жить свою… 'А какая она — 'моя'? — пыталась различить в перестуке колес Вера, прижавшись спиной к надписи 'Не прислоняться'. Как понять 'твоя' жизнь или 'не твоя'? И отчего неприкаянность скулит в душе вопреки кажущейся устроенности? В отличие от иных своих клиентов, вроде Ренаты, Вера жила в собственной квартире и даже называла её 'домом'. Но что с того? Внутри-то она оставалась тем же бездомным воробьём, каким чувствовала себя лет в шестнадцать…

Отъезд Марины выволакивал её из привычного укрытия. И сейчас, когда больше некуда будет спрятаться, как сумеет она перетерпеть ненавистную маету и тоскливую повторяемость? Вера чуяла, что на неё надвигается нечто катастрофическое, но пока не могла понять, чего боится. Нищеты? Старости? Одиночества? Ну, одиночество и без того всегда при ней… Жить с минимумом денег она почти привыкла. Так чего же ей заранее страшно — неужто умереть? Или умереть ровно так, как ей суждено, — без следа, без надежды на чью-то память?

На платформе, наткнувшись на Амалию с её дочкой, Вера поневоле стряхнула оцепенение. По привычке принялась изображать внимание и участливость. В Голованово уже почти не осталось не обсмотренных ими квартир. С трудом удалось наскрести две. Дверь первой открыла пожилая простуженная женщина интеллигентного вида, закутанная в шерстяной платок. Пятнистые и засаленные обои, иссеченный трещинами потолок, бесцветная плитка, напоминавшая об общественных туалетах, — всё это на фоне неисчислимых книжных полок и скудной мебели выдавало в хозяйке 'работника умственного труда', и поныне преданного профессии, избранной лет сорок назад. У дочки с порога стало безразличное лицо. Квартиру она осматривала в полглаза, заранее определившись с отношением. Амалия же двигалась с таким достоинством и самоуважением, что по ней не угадаешь — видит ли она хоть что-то вокруг себя. Из последних старческих сил эта дама старалась не расплескать переполнявшую её важность.

Балкончик был узким и маленьким. Вид из окон — прямо на склады магазина. И уж конечно, машины тут начинают разгружать часов с шести утра! Планировка и вовсе разочаровала: тесный коридорчик, вывернутая углом кухня с неудобным выступом. Метров много, а не повернёшься… Зато в каждой комнате и на кухне висели иконы. На тумбочке возле софы темнело евангелие. Полки гнулись под тяжестью книг по философии и истории церкви. Вера повнимательнее присмотрелась к хозяйке. Из-под платка на неё глянули прозрачные светло-серые глаза. Дохнуло покоем и какой-то… чистотой? Сухостью? Отрешенностью?

Вере почему-то показалось, что они здесь не нужны. Не то, чтобы Амалии квартира не подходит… хотя она ей, разумеется, не подходила. А что не стоит отнимать время у хозяйки. И она поскорее взялась за ручку двери, как бы давая сигнал Амалии и дочке.

— Спасибо Вам большое, что нашли для нас время! — с чувством произнесла Вера на прощанье.

Ей хотелось вложить в эти ничего не говорящие слова как можно больше тепла и уважения. Хозяйка сохраняла серьезность и не улыбнулась.

— А что — ничего, — протянула Амалия в ожидании лифта, с вызовом глянув на дочку. — По-моему, неплохая квартира.

Дочка, пестрея шубейкой из разноцветных кусочков, набрала воздуху в легкие, но передумала отвечать на материнскую провокацию. Многомесячные поездки по квартирам её все-таки чему-то научили. Помолчав, она не без язвительности ответила:

— Да, ничего. Вполне неплохая.

Дальше они долго плелись по бульвару. И Вера всё думала: в чем же секрет дороговизны и престижности Голованово? Однотипные башни со скошенными балкончиками. Хлипкие деревца, ещё не успевшие вырасти. Эффектные витрины модных магазинов, каких полно в любой части города. Через весь район тянется тощенький бульвар с десятком лавочек. Что же здесь такого, что… Вера поинтересовалась у Амальиной дочки:

— А вот районы-то новые все похожи друг на друга. Что же тут у вас…

— Но у нас же Верховодино рядом! — затараторила дочка. — У них там коттеджи! Земля стоит втридорога. И трасса тут проходит правительственная.

'Ну, трассу рядом иметь — радость не большая', - не стала озвучивать вслух Вера. Но, даже понимая, что в присутствии Амалии не стоит вести такие разговоры, не удержалась и выпалила:

— Должно же здесь быть что-то ценное, кроме трассы! Раз все сюда так стремятся.

— Дома депутатские! Вон несколько корпусов построили. Там хорошие планировки, метраж роскошный. Их специально придвинули поближе к правительственной трассе… Если уж они не могут попасть в само Верховодино, то чтоб хотя бы неподалеку.

— Депутатские дома? — очнулась Амалия. Внешне она всегда держалась солидно, как будто ни в чем не была заинтересована. Но иногда её все же что-нибудь задевало за живое. — А в депутатских домах нельзя квартиру посмотреть?

— Ой, там очень дорого, — поморщилась от неудовольствия Вера. — Об этом не стоит даже и думать. Они намного, намного дороже Вашей квартиры на Генеральской набережной.

— Надо же, — поджала губы Амалия, перехватывая сумочку. — Это же всё-таки панель. А у нас — кирпич сталинский. И Центр от нас совсем близко.

— Ну, вот мы и пришли, — заторопилась Вера, чтобы Амалия Матвеевна не успела добрести до мысли о том, сколь выгодно район Генеральской набережной отличается от Голованово.

— А ещё, говорят, здесь воздух хороший! — спохватилась Вера, приближаясь к дому. — И экология самая лучшая. Раз уж тут правительственная трасса проходит! Они ведь, где попало, не стали бы трассу прокладывать.

Когда-то Кит вычитал в 'Деловой газете', в разделе 'На приеме у психолога', что при переговорах и обсуждениях отчетливее всего запоминается последняя произнесенная фраза. И сообщил об этом Вере. Жалея о затеянной не к месту беседе, она ещё раз громко повторила:

— Тут воздух чище.

— Да-да, — подхватила дочка, обходя лужу. — У нас роза ветров какая-то расположена. Я читала, что из-за этого и воздух такой хороший — всё ветром выдувает.

— Наверное, отсюда ветер поднимается, — въедливо уточнила Вера, не до конца отвыкшая от научной точности. — А до следующих районов он долетает уже загрязненный. Собирает по дороге всякую дрянь, газы, дым от предприятий и уносит в другие части города.

— Да-да, зато нам достается всё самое чистое! — обрадовалась за свое место жительства дочка. И с торжеством посмотрела на мамочку. Амалия сделала вид, что ничего не расслышала из того, что тут обсуждали.

Войдя в подъезд, они оторопели от увиденного. Внутренности дома оказались отделаны многоцветной плиткой с изящным орнаментом. Стены были сплошь завешаны вполне узнаваемыми репродукциями картин — от 'Боярыни Морозовой' до 'Портрета старухи' Рембрандта. Иногда попадалась и 'Девочка с персиками'. На подоконниках стояли живые цветы в горшках. На полу возле лифта высилась кадка с фикусом. Напротив висело огромное зеркало в помпезной раме. Лифт поражал девственной чистотой и импортностью, подмигивал серебристой кнопкой с мигающим огонечком внутри.