Выход в свет. Внешние связи

Профессор передумал настаивать на анализах и простукиваниях.

— Эва Карловна, если вдруг почувствуете себя неважно… Словом, если почувствуете малейшее ухудшение здоровья, немедленно обращайтесь за помощью в любое время дня и ночи, — велел беспрекословным тоном. — Напишу вам номера телефонов, рабочий и домашний. И не забывайте пить капли. Увеличьте дозу до пятидесяти капель на прием, трижды в день. В составе натуральные компоненты, не вызывающие привыкания. Понятно?

Я кивнула как болванчик. Чего непонятного? Звонить сразу же, как съем недоваренные макароны или снова ушибу коленку, и потягивать настойку, присосавшись к пузырьку.

Альрик настрочил цифры на чистом листке, но тут же скомкал.

— У вас есть телефон?

— Есть.

— Дайте, — профессор нетерпеливо пощелкал пальцами. Выхватил аппарат из моих нерасторопных пальцев и быстро набрал нужные номера. По-видимому, мужчина решил, что надежнее ввести цифры в телефон, нежели полагаться на бумагу и девичью память, которая не длиннее трех шагов от двери деканата.

— И мои номера введи, — потребовал Стопятнадцатый. — Эва Карловна, меня снедает беспокойство из-за вашего спонтанного участия в опробовании артефакта. Поверьте, милочка, если бы я мог предугадать последствия, ни в коем случае не позволил притронуться к оку.

— Всё нормально, — махнула я рукой. — Последствий не будет.

У меня же шкура как у мамонта и психика почти железная. На мою долю выпадали испытания похлеще сказочных слайдов. А с богатым воображением как-нибудь разберусь, не впервой.

— Пойдемте, я провожу, — сказал Альрик, вернув телефон.

Ну да, пусть проводит до раздевалки и поможет надеть куртку, и тогда даже мифическая невестушка не спасет меня от разъяренных поклонниц.

— Не стоит, я сама. Мне действительно лучше.

— Все-таки провожу, — гнул своё профессор. — Не то упадете на лестнице и заработаете травму гораздо тяжелее ушиба.

— Может, прислушаетесь, милочка? — прогудел декан. — Ваше самочувствие еще не стабилизировалось.

— Не упаду, — ответила я, раздражаясь. Мне нельзя падать. Мне нужно добежать до общежития, потому что утекают минуты до важной встречи, а беспокойные дядечки не дают выйти из кабинета.

— Хорошо, — согласился Альрик. — И не бойтесь звонить, если заподозрите, что вам стало хуже.

— Спасибо. До свидания.

Подхватив пакет, я неуклюже выбралась из кабинета, забыв о вылеченной коленке.

Око так и не показало маму.

— Мда… — сказал Стопятнадцатый, прервав затянувшееся молчание, и сцепил пальцы в замок. — Поразительное легкомыслие. Спрашивается, чем я думал?

— Задаюсь тем же вопросом в отношении себя, — ответил профессор, расположившийся в кресле, которое недавно занимала учащаяся.

— Не понимаю, Альрик. Может, старею? За последнее время я совершил столько невежественных ошибок, что диву даюсь, анализируя. Подразумеваю небрежность в принятии решений, подвергших опасности жизни, за которые я несу ответственность. Признаю, что кодекс учительства нарушен мной неоднократно.

— Имеете в виду Папену?

— В частности, её. Мало того, что затащил студентку в лабораторию проректрисы, сегодня позволил нагрузить её знаниями, способными разрушить психику. Боюсь, учащаяся покинула кабинет в шоковом состоянии. Нелегко жить с грузом видений, зная, что когда-нибудь они воплотятся в действительности. А мы с тобой, опытные ученые люди, пошли на поводу… неизвестно у чего.

Альрик помолчал.

— Почему же неизвестно? Не сегодня-завтра за divini oculi приедут из Первого департамента.

— Едва подозрения оформились, я был обязан сообщить им, таковы правила, — пояснил Стопятнадцатый извиняющимся тоном, словно профессор упрекнул его в поспешном поступке. — Мне уже позвонили. Министерство оформляет в срочном порядке необходимые бумаги, и вечером око заберут.

— Не удивлюсь, если его увезут под усиленным конвоем. Боюсь, мы не узнаем о дальнейшей судьбе артефакта, и он канет в неизвестность как девять тысяч лет назад.

— Все хотят знать свое будущее. В том числе премьер-министры и их приближенные.

— И среди них найдутся те, кто попытается избежать пророчества. Значит, у вас тоже возникли сомнения в подлинности ока? Оно могло оказаться жалким муляжом того, настоящего.

— Подозрения появились после отправки отчета в департамент, — признал декан. — Я долго колебался, будучи не уверен в сделанных выводах. Обычно происхождение подозрительных артефактов проверяется опытным путем.

— Что и сделала Эва Карловна, не так ли? — резюмировал профессор, и Стопятнадцатый неохотно кивнул, признавая эгоистичную подоплеку эксперимента. — С другой стороны, было бы кощунством подержать в руках легендарное divini oculi и не опробовать. Считаю, Эве Карловне невероятно повезло, и, осознав это, она еще скажет нам спасибо. Девушка получила один шанс из миллиона, другого такого ей не представится. Жаль, пришлось провести опыт, сымпровизировав. В лабораторных условиях и с соответствующим оборудованием мы узнали бы гораздо больше.

— Альрик! — осадил собеседник. — Кощунством оказалась вываленная на неподготовленного человека информация о его прошлом и будущем. А ведь по свидетельствам современников, прежде чем воспользоваться оком, избранные проходили специальную подготовку и несколько ступеней посвящения.

— Эва Карловна справится, не сомневаюсь, — заявил уверенно профессор. — Она как кошка умудряется падать на четыре лапы.

— Скорее, как котенок, — хмыкнул декан, вызвав на лице Альрика улыбку. — Сегодня с моей стороны имела место быть удивительнейшая безалаберность. Впрочем, как и с твоей.

— Согласен. Забылся. Виноват, — сказал профессор, поднимаясь с кресла.

— Посматривай за ней, — попросил Стопятнадцатый. — Моя совесть не выдержит, если по нашей милости Эва Карловна заработает тяжелейший психоз.

— Пригляжу. Что ж, око мы упустили, зато у нас остался подопытный проректрисы. Вы заметили, что он уменьшается в размерах?

— Ты неисправим. — Покачал головой декан. — Заметил. Обождем пару дней и заодно наберем статистику. После обработки измерений подумаем о дальнейших шагах. Нам спешить некуда.

17.4

Дева брела в растрепанных чувствах, пока ее не вынесло течением на открытое пространство с многочисленными отражениями в зеркалах. В голове творился кавардак, и мысли перемешивались, будто в стиральной машине.

Пресветлой девой оказалась я, спустившаяся в пустой холл, чтобы наконец-то одеться и покинуть злосчастный институт.

Руки машинально застегивали замки и пуговицы, надевали шапку и наматывали шарф в три слоя, а перед глазами безостановочно прокручивались картинки, показанные оком.