Выход в свет. Внешние связи

Шепот над ухом, яркая вспышка в ночи и нестерпимая боль, заполняющая грудь. Вытравливающая дыхание.

Я кашляю и хриплю.

— Отлично! — слышен голос девушки.

Меня опять утягивает в черную бездну. Туда, где покой, парение, невесомость.

— Ей хуже! — голос Мэла.

— Еще!

Снова яркая вспышка, и испепеляющая лава затопляет внутренности. Хрип раздирает легкие.

— Еще!

Огонь выжигает ослепшие глаза и вгрызается в плоть, жгуче пожирая клетку за клеткой.

Отстаньте. Хочу свернуться в клубочек. Хочу уснуть.

— Не спи! — меня хлопают по щекам. — Открой глаза!

Пинаюсь и брыкаюсь. Или нет: бьюсь в крепких руках. Звуки доносятся через толщу воды.

— Держись, сладенькая, — шепчет на ухо голос. — Не бросай меня.

Это Мэл. "Не бросай меня". В груди поднимается высокая горячая волна. Я закашливаюсь, словно чахоточная, и слепо шарю рукой.

— Разговаривай с ней! — кричит девушка. Не узнаю ее.

Меня гладят по волосам, дыхание опаляет щеку.

— Эвочка, я не успел сказать… Эва, черт побери, не сдавайся! Неужели не хочешь врезать мне?

Хочу. Хочу впитаться в твои руки и стать твоим дыханием.

— Она не реагирует! — кричит Мэл. — Пульс не прощупывается! Макес, быстрее!

— Стараюсь, — чей-то голос. Кто это? Ускорение прижимает меня к Мэлу.

— Нужен еще ardenteri [10] ! — кричит девушка. — Иначе сосуды заледенеют и поломаются!

Ослепительный свет, и новая порция боли растекается по венам.

10

ardenteri candi, ардентери канди (перевод с новолат.) — горячий сгусток

— Эвочка, девочка моя, ты выдержишь, — лихорадочно шепчет Мэл и добавляет ожесточенно: — Я не отдам тебя гр*баным небесам, слышишь? Поотрываю твои крылья, обещаю, а нимб закину в кратер вулкана.

В кромешной тьме бреду на зовущий голос. Узнаю его, даже если оглохну. За показной бравадой чувствую отчаяние и страх потери. Согреваю остатками незамерзшего сердца, обнимаю лапами своего "зверя".

— Эва! — громкий вскрик Мэла, и его губы на моих, требующие, просящие, умоляющие. — Останься со мной. Не уходи!

Мощный толчок в груди, и новая доза прокачивается через насос. Со свистом втягиваю воздух.

— Да! — кричит кто-то. — Еще тепла!

— Не могу, — сдавленный голос Мэла. — Началась отдача.

Ему больно из-за меня! Отдача сводит судорогой пальцы, выкручивает суставы, могут отняться руки, я помню. Пока что помню.

Тянусь к нему, чтобы забрать боль.

Звонкая трель над ухом. Выплываю из забытья.

— Вытащи… В левом кармане, — просит кого-то Мэл.

Меня качает на волнах.

— Ответь, — приказывает он.

— Да, — женский взволнованный голос. — Миновали развязку. Еще…

— Пять-семь минут, — подсказывает второй голос. — Выжимаем максимально.

— Четыре минуты, — заключает девушка. — Да… Плохо… Ardenteri candi, раза четыре или пять… Хорошо.

— Что он сказал? — спрашивает настороженно Мэл.

— Нас ждут.

Стон разочарования.

— Макес, ты паршивый водила, мать твою, — презрительно цедит Мэл. — Тебе ни за что не уложиться в три минуты.

— Говори за себя, — отвечает холодно незнакомый голос. — Пристегнитесь, взлетаем.

Крутой поворот, визг тормозов, меня забрасывает в сторону, но сильные объятия охраняют, не позволяя упасть.

Завывание сирен. Опять крутой вираж.

— Эвочка, потерпи, уже близко.

Чувствую свое сердце. Оно замирает и снова разгоняется. У насоса перебои, насосу нужна передышка. Где же выход из черной тюрьмы?

— Давай помогу, — предлагает кто-то.

— Нет, — голос Мэла.

Он сам. И я в его руках.

Меня несут вверх. Чувствую, как безжизненно болтается рука, и хватаю пальцами воздух. Оказывается, весело ловить невидимку за хвост.

— Сюда, на кровать, — глубокий сочный баритон. — Раздевай ее.

Меня ворочают.

— Полностью? — спрашивает дрожащий голос.

— Полностью. Чего перепугался? Шучу я. Белье оставь.

Вздох облегчения и чуть слышное ругательство.

— А с тобой мы поговорим позже, Ромео.

5.1

В меня вливали. Медленно, по крупице, прислушиваясь к тому, как отреагирует организм на вторжение. Редкие капли переросли в струйки, расширившиеся до ручейков, а ручейки сливались в потоки. Два течения распространялись от запястий к плечам по мышцам, венам, сухожилиям и, соединяясь у ключиц в полноводную реку, опускались ниже, согревая и растапливая лед, сковавший ткани, снимая онемение. Шаг за шагом, миллиметр за миллиметром, каждая клеточка наливалась острой режущей болью, становясь ее эпицентром. Я протестующе застонала.

— Чувствительность возвращается, это хороший признак, — сказал кто-то.

Мою ладонь ласково погладили и поцеловали тыльную сторону.

— Когда к ней вернется зрение? — спросил тихо Мэл.

— Какой шустрый. Скажи спасибо, что сняли симптомы. Невообразимый балбес. В крошечную мышку умудрился всадить одновременно два заряда.

— Я не хотел. Только не в неё.

— Радует, что вовремя сообразил с ardenteri candi, он оттянул последствия.

Боль медленно утихала, но не спешила уходить, теребя ноющие нервы. Тело покалывало и пощипывало, и я непроизвольно задергалась, пытаясь сбросить неприятные ощущения.

— Онемение проходит, кровоснабжение нормализуется, — сказал незнакомый голос. — Опасность миновала. Спустишься или останешься здесь?

— Останусь здесь, — отозвался эхом Мэл.

— Пойду, встряхнусь, — сказал голос. — Будет просить пить — не давай.

Невидимый лекарь пружинисто соскочил с кровати, всколыхнув матрас. Шаги, легкий сквозняк, скрипнула закрывшаяся дверь. Кровать опять всколыхнулась, и рядом со мной кто-то улегся. Мэл!

Он поглаживал мою ладонь, и от ласкающих касаний понемногу утихало покалывание.