Выход в свет. Внешние связи

Как и предполагалось, архив пустовал. Начальник сипло поздоровался, кивнув, и, будто само собой разумеющееся, поручил сортировку поступивших дополнительных материалов к имеющимся в наличии делам.

А если перепутаю папки или неправильно заполню карточки? От оказанного доверия у меня вспотели ладони, а когда взгляд упал на поступившее дополнение к манящему делу ПД-ПР, датированное периодом последних двух лет, на нервной почве зачесались руки, уши, глаза и нос.

На подгибающихся ногах я подошла к стеллажу 122-Л, словно к волшебному сундуку со сказочными сокровищами, и, встав на носочки, вытянула с предпоследней полки толстую папку с завязками, на которой было выведено аккуратными печатными буквами: "Дело ПД-ПР. Пополняемое". Донесла до стола и, затаив дыхание, бережно развязала.

Перед тем, как приступить к изучению, я замерила навскидку высоту папки и определила, что ее высота более восьми сантиметров или все десять будет — глазомер-то у меня слабоват.

Оказалось дело как дело. Началось тридцать лет назад, регулярно дополнялось брошюрованными кадастрами, отпечатываемыми в 50 экз. под патронажем Первого департамента, и представляло гигантский перечень злодейств, совершенных анонимными мастерами раритетов, а также опознавательные признаки, по которым следовало вычислять преступника в толпе и сообщать о своих подозрениях куда следует.

Выяснилось, что в реестр производителей вис-измененных предметов включено великое множество безымянных умельцев. Оно и понятно: сколько бы общество ни стремилось к совершенству, всегда найдутся желающие обойти правила и запреты.

Дело отдаленно напоминало атлас раритетов. На каждом листе слева шли изображения личных знаков и клейм неизвестных мастеров, а справа перечислялись незаконно изготовленные раритеты, сопровождаемые мелкими картинками, и давались краткие уточнения: годы наибольшей активности и степень опасности для обывателей, ранжируемая от единицы до пяти. Изредка под изображениями стоял красный штамп: "Личность установлена" и рядом ссылка на другие дела, имевшие гриф "сос".

Пролистывая страницы, я разглядывала клейма таинственных умельцев вне закона: фигурки, символы, вензеля, абстрактные знаки, загогулины, кривые и ломаные. А сколько опасных вещей создали виртуозы-нелегалы за прошедшие годы! При чтении волосы встали дыбом и не желали ложиться обратно: в противозаконной среде пышно процветало фальшивомонетчество, изготовление поддельных удостоверений личности, усовершенствованного оружия, дефенсоров, оборудования для запрещенных иллюзий и — подумать только! — суррогатов щитов неприкосновенности.

В общем, проглядывала я пополняемое дело ПД-ПР, листала пожелтевшие страницы, и всё без толку. Нигде не нашла пометку: "Папене обратиться туда-то и к тому-то, дни приема с понедельника по пятницу, вход со двора". Даже зевать начала, устав от мельтешения значков и угрожающих штампиков: "Особо опасен!" или "Не пытаться обезвредить самостоятельно!". Непонятно, кого следовало бояться — то ли отпетых производителей, то ли созданные ими вещицы.

Скоро начальник выплывает из брошюровочной и потребует отчет о проделанной работе, а у меня процесс застопорился на первом же деле, которое именуется ПД-ПР.

Протерев глаза, я еще раз широко зевнула, напустив кислород в оголодавший мозг, призывая извилины очнуться от спячки. Стоп. Прислушавшись к себе, прокрутила в памяти последние скучные полчаса и натолкнулась на нечто смутно знакомое, зазвеневшее тревожным тоненьким звоночком. Не успела голова заработать, а руки уже принялись лихорадочно перелистывать назад.

Я листала, листала, чуть странички не порвала от нетерпения, и наконец нашла обеспокоившее. Черный трезубец. Скромное и эстетичное клеймо.

Сглотнула, и в пересохшем горле засаднило. Срочно читаем и вникаем, пока от волнения строчки не заплясали перед глазами.

"Личность: не установлена".

"Личный номер в реестре изготовителей: отсутствует".

"Активность". Составители указали дату пятнадцатилетней давности и после прочерка — пусто. Значит, "трезубец" активен и не пойман.

"Степень опасности: 5". Самая высокая!

"Примечание: О появлении новых вис-предметов с фактами установленного авторства немедленно сообщать в органы контроля по месту проживания".

"Факты авторской принадлежности". Ниже следовал перечень выявленных и арестованных улучшенных вещей, изготовленных таинственным "трезубцем". Списочек растянулся аж на три страницы. Если учесть, что согласно статистике число раритетов с опознанным авторством составляло около тридцати процентов, то реальное количество вис-предметов, к которому приложил руку "трезубец", впечатляло.

Я с жадностью вчиталась. Диапазон интересов мастера поверг меня в состояние сродни благоговейному трепету.

Ас раритетного дела любил похулиганить и создал фотопленку, полностью оголявшую изображенных на фотокадрах людей, и чудо-бумагу, трансформирующую написанный текст в картинки возмутительного содержания. Также с большим вниманием подошел к чаяниям дам, наделив необычными и полезными свойствами предметы женской косметики и элементы нижнего белья.

Помимо баловства мастер инкогнито занимался вещами посерьезнее: активно экспериментировал с амулетами и оберегами, улучшающими возможности организма — выносливость, зрение, зоркость, силу удара, обоняние; разрабатывал ускорители роста, созревания и процессов термодинамики, осваивал максимальную вместимость при объеме, близком к нулю; не брезговал отвлекаться на изготовление фальшивых купюр, кукол Вуду, живой и мертвой воды.

Практически все изготовленные "трезубцем" раритеты имели восклицательные знаки на полях страниц, означавшие, что загадочному умельцу принадлежит пальма первенства.

Закрыв дело ПД-ПР, я завязала тесемки. Наверное, минут пять ковырялась с непослушными веревочками, а потом заметила, что дрожат руки. Оставалось дело за малым, вернее, за главным — подтвердить гипотезу. А именно: заставить профессора Вулфу заговорить.

Вывод о принадлежности клейма трезубца интеллектуальному гению Альрика пришел на ум мгновенно, и я ни на секунду не усомнилась в своей догадке, хотя доказательств кот наплакал: значок на пере, которое мужчина как-то показал в лаборатории, и желания, услышанные от профессора во время побочного эффекта типуна, поставленного мне под язык. Возможно, богатое воображение сыграло шутку, присвоив Альрику признания, которых он не делал, но его неоднозначная реакция на кое-что из озвученного мною позволила думать, что в высказываниях профессора кроется толика правды. И предстояло ее проверить.

Сегодня я дольше обычного задержалась в архиве, занимаясь выполнением порученного задания, и начальник задумчиво хмурил лоб, поглядывая в мою сторону.

— Вы отработали положенное время, — заметил, проходя мимо с кипой бумаг. — Можете быть свободны.

— Спасибо, пока не спешу. Пойду попозже.

Пока дополнения к делам подшивались, в голове вертелись сотни вариантов, как начать разговор с профессором, и с каждым новым началом выходило всё хуже и хуже. Я не могла сообразить, какой тактики придерживаться: вести себя нагло или в просительной манере, жалостливо умолять, чтобы Альрик соизволил взглянуть на фляжку, или блефовать с самоуверенным видом? Почему-то у меня не было уверенности, что мужчина возрадуется результатам расследования и благосклонно примет предложение о совместной подсудной авантюре.