Выход в свет. Внешние связи

В общем, — призналась себе, — произошедшее на диване показалось до обидного малым и скоротечным. Неужели во мне живет сладострастная безудержная нимфоманка?

Вспомнив, что от частого мытья недолго стереть кожу, я выключила душ. Обсохнув, оделась и увидела, что забыла колготки в кресле, куда бросила их вчера. Как ни тяни, а придется выходить и о чем-то говорить с Мэлом, хотя можно собраться и уйти в полнейшей тишине.

Я выглянула из двери. Диван оказался собранным, а Мелёшин при параде, в рубашке и брюках, гремел чем-то в кухонной зоне. Запахло аппетитно, и меня заурчал желудок.

— Эва, издалека слышно, что ты голодна, — крикнул Мэл. — Иди сюда.

Прошлепав босыми ногами в обеденную зону, я разглядела ее в полной мере. С двух сторон шли параллельно столы, разделенные проходом, а над ними нависали шкафчики. Богатство орудий механизации кухонного труда свидетельствовало о том, что Мелёшин любил на досуге кошеварить, и в подтверждение его кулинарных талантов на большой тарелке-лепешке дымился восхитительный сырный омлет с колбасной прослойкой.

Мэл сидел с дальнего конца стола и потягивал из кружки, наблюдая за мной. Я не могла разглядеть его, потому что он как-то неудобно пил, закрыв кружкой лицо.

— Ого! — сглотнула слюну. — Не знала, что ты умеешь готовить.

— Я и не умею. Могу разогревать, — ответил Мэл. Понятно, решил держать дистанцию. Думает, крыска сама догадается, что пора отчаливать и не липнуть. — Загляни в холодильник у тебя за спиной. Может, найдешь что-нибудь интересное.

— Ладно, — согласилась я с предложением. Сделаем вид, что нам абсолютно по барабану, и мы не убиваемся по пустякам из-за холостого выстрела.

Открыв высокий двухстворчатый шкаф, я остолбенела, разглядывая полки, набитые коробочками, баночками, контейнерами, фруктами и овощами. Сбоку стояли две бутылки молока — неужели Мэл его пьет? Выглянув из-за дверцы, я посмотрела на него. Мелёшин прихлебывал из кружки, а его глаза следили за мной. Наверное, засекал, что возьму и съем.

Захлопнув холодильник, я подошла к омлету и понюхала аппетитность.

— Чем разрезать?

— Ножи рядом.

И верно, под моим носом стоял деревянный брусок, из которого торчали десятка два рукояток. Первая вытянутая оказалась частью мясницкого тесака. Пока я удивленно взирала на свое отражение в полированной металлической глади, мою руку обхватили, и Мелёшин помог вложить топор обратно в паз.

— Так и знал, что вытянешь что-нибудь не то, — пожурил и выудил небольшой ножичек. — Хотя тебе и маленький опасно доверять. Все пальцы искромсаешь. Шкафы не мешают?

Не успела я понять, мешают они или нет, как Мэл дернул ручку одного шкафчика, и вся баррикада взмыла поверх его головы. Оказывается, шкафы висели в воздухе и перемещались вверх или вниз, когда требовалось.

— Как так? — изумилась я волшебству.

— Обман зрения, — пояснил Мелёшин, стоя позади меня. — Направляющие изготовлены из материала, который пропускает свет, не отражая и не преломляя. Эффект невидимости.

— Сильно придумано.

Потянувшись за ножом, я не удержалась от того, чтобы погладить сжимавшую руку с проступившим рисунком вен. Пальцы Мэла еще крепче обхватили рукоятку, а сам он замер и молчал. От него пахло знакомой туалетной водой, как в тот день, когда я впервые увидела Мелёшина входящим в холл института.

— Мне… я… — промямлила, не зная, какие слова подобрать, и выпалила: — Хочу еще, потому что ничего не поняла.

— И я… не понял, — признал он, ероша мне дыханием волосы на затылке и не спеша отдергивать руку.

— Наверное, очень хотела, — накрыла его руку своей, и нож звякнул, выпав из разжавшихся пальцев.

— И я… сильно хотел… — согласился он и придвинулся ко мне.

— Очень хотела… и быстро перегорела, — развернулась лицом к Мэлу, оказавшись зажатой между столом и ним.

— И я… очень… — смотря глаза в глаза, согласился он.

Привстав на носочки, я прикоснулась к губам Мэла, почувствовав на языке вкус кофе, который он пил, а затем поцеловала, притянув к себе. И Мелёшин ответил — пылко и с упоением, взяв в тиски сильных рук.

Мне даже удалось частично запомнить, что произошло следом.

Мы целовались как сумасшедшие, а затем дрожащими руками я расстегнула рубашку, пуговку за пуговкой, спустила ее с плеч Мэла, и, любуясь рельефом мышц, гладила ладонями, ощущая гладкость и шелковистость кожи. Его грудь вздымалась, и кадык часто ходил, а радужки увеличились и потемнели.

Широким жестом он смахнул в сторону посуду, посадил меня на освободившийся стол и, заставив поднять руки, стянул свитер и футболку.

Теперь моя очередь. Расстегнув пряжку ремня и молнию на брюках, я провела по полоске черных волосков, уходящих вниз под резинку. Мэл напрягся и подался вперед. Желание в его взгляде распаляло, разжигая в груди мучительное томление, и толкало на разнузданные поступки. Рука потянулась к расстегнутой молнии, подзуживая и испытывая стойкость Мэла, но и он не остался в долгу. Скользя ладонями по моим ногам, задрал юбку и расстегнул крючочки, спустив бретельки с плеч.

А затем трезвый рассудок канул, погрузившись в калейдоскоп чувств и эмоций, сложенный из мозаичных эпизодов.

Без стыда и смущения мы доводим друг друга до изнеможения, и от переизбытка ощущений я не в силах молчать. Под откровенными прикосновениями пылает кожа, огненный поток растекается по венам, заставляя сердце зашкаливать, а тело просит, требует, умоляет о ласке.

Грудь болезненно ноет, и, чтобы унять пытку, я выгибаюсь навстречу Мэлу. Его губы и руки приносят облегчение, которое не удержать в горле.

Обхватываю Мэла ногами, прижимая к себе. Не сбежишь.

Толчок, и мое движение навстречу. Еще один. Еще. В унисон.

Безумие нарастает в крови, отравляя вожделением, и пульсирует, концентрируясь жгучим предвкушением внизу живота.

Я хочу, хочу. Хочу тебя. С каждым проникновением глубже, быстрее, сильнее, яростнее. Тело к телу, дыхание к дыханию. Мы вдвоем, а мир подождет.

— Эва-а… — со стоном выдыхает Мэл. — Не могу больше… Давай, девочка…

Нарастает. Нарастает, взбираясь на пик, и, балансируя на вершине, замирает на мгновение. Весь мир замирает вместе со мной, а потом обваливается лавиной и стремительно катится вниз, сметая по пути.

Вспышка в глазах выключает свет и звуки. Я слепну и глохну от невыразимой сладости ощущений, разливающихся по телу. Бессильно откидываюсь на стол, не желая отпускать рухнувшего на меня Мэла.

Истома растекается по мышцам, нега превратила мысли в кисель. Время потерялось, запутавшись в удовольствии.

Почувствовав, как Мэл отстранился, я вяло посмотрела на него.

С замедляющимся, но еще шумным дыханием он разглядывал меня, опершись руками о столешницу. Обвел пальцами контур моих губ, спустился вниз по шее, между ключицами и по ложбинке до пупка. Тело отозвалось мелкими спазмами — отзвуками пронесшегося урагана.