Выиграть жизнь

– (женой) Элеонорой.

Корр.: – Ну, а какой бы вопрос вы задали читателям по окончании короткого интервью на эту тему? B.C.:

– Естественный. Надеюсь, вы не решили, уважаемые соотечественники, что я специализируюсь исключительно на темах, обсуждаемых на этой встрече?

Корр.:

– Как и где вы проводите отпуск?

B.C.:

– В общепринятом смысле отпуска у меня не бывает, как нет дней выходных и рабочих. Моя работа не является неким обособленным временем, отведенным на зарабатывание средств. Моя жизнь – это и есть моя работа, без всякого пафоса. Помимо примитивного передвижения она включает в себя работу с текстами, естественные физические нагрузки, чтение лекций, спортивные тренировки, фото, видеодело, подводное плавание, экстремальное вождение автомобиля, посещение музеев, написание статей и т.д., и т.п. А главное, она дает пищу для глубоких размышлений, и (о, счастье!) позволяет избирательно общаться с разными людьми, – чего еще можно желать?

И я буквально физически заболеваю, раздражаюсь и устаю, уже после двух недель, проведенных бездумно, бессмысленно, "стационарно". Или тем более (о ужас!) в обществе "важных" бумажек и "нужных" людей. Сегодня мой универсальный лекарь – ясная цель и ветер странствий. А впрочем, я еще много чего в этой жизни не пробовал…

О Т.Д. ОХНУЛ

 Здесь женщины меня берут за руки: "Сэээр…" Здесь не нужны ни карабин, ни брюки (ноу проблем!). Здесь круглый год цветы благоухают (Ах!). А фрукты (в самом деле!) "ам" и тают. Здесь ночь тепла, вода лазурна, но стоп – мне почему-то… дурно! Хочу опять туда, где солнце жарит. Не ветерок, а ветер бьет и валит. Где поедаешь то, что лишь добыл, чтя формулу "Я буду, а не был". Где доверяешь спину лишь костру. Где спишь, как новобранец на посту. Где сердце вырывается наружу. Меняю тень на зной, а зной – на стужу. Меняю этот день на день вчерашний. Вчерашний день меняю на грядущий. На жидкий суп меняю стол цветущий. И как Адам: "Прощайте, рая кущи…"

Решено. Отправляюсь за билетом.

Корр.:

– Вам, очевидно, завидуют многие люди. Хорошенькую он, мол, себе работу нашел, кататься по миру, поди плохо?

В. С:

– …Мой хороший знакомый, архитектор, астролог, художник – Плужников Владимир Иванович, как-то, просматривая отснятый в экспедициях рабочий видеоматериал, где поллица у меня покрыто коркой болячек, где нет ни одного сантиметра тела свободного от укусов насекомых, а лимфоузлы увеличены до размера сливы, где я выковыриваю из-под кожи личинки насекомых и зашиваю на себе глубокую рану в, мягко говоря, антисанитарных условиях, искренне воскликнул: "Виталий, как хорошо, что все это снято на пленку! Это отбивает детскую зависть к твоим путешествиям".

Экстремальные экспедиции – это тяжелейший труд. Как, впрочем, и труд каскадеров, спасателей, пожарных, бойцов спецподразделений, словом, людей, чья полная мужественной романтики работа насквозь пропитана несоизмеримым с моим случаем риском и отвагой. А те красивые кадры, которые становятся достоянием широкой публики: анаконда, которую я душу в речной протоке, извивающийся у меня в руках пойманный крокодил и т.п. – это просто экзотика. Но есть вещи, ну уж никак не привлекательные внешне, но гораздо более опасные: например, три миллиона людей на планете ежегодно умирают от малярии. Я уже четырежды ею болел, почти после каждой продолжительной тропической экспедиции.

Я давно сбился со счета, начав однажды считать свои травмы и переломы. Дважды я был "гостем" реаниматологов, и уже даже полежал под ножом у известных нейрохирургов…

И потом я не был ни только на Канарах или Сейшелах, но даже в Анталии. Я не видел Швейцарии и Сингапура, не отдыхал в морском круизе, не покупал авиабилетов первого класса, и совсем не потому, что мне этого не хочется.

Из дневника А. Пигафетта (спутника Магеллана)

Три месяца и двадцать дней мы были совершенно лишены свежей пищи. Мы питались сухарями, но то уже были не сухари, а сухарная пыль, смешанная с червями… Она сильно воняла крысиной мочой. Мы пили желтую воду, которая гнила уже много дней. Мы ели также воловью кожу, покрывавшую грот грей, чтобы ванты не перетирались. Мы замачивали ее в морской воде в продолжение четырех-пяти дней, после чего клали на несколько минут на горячие уголья и съедали ее. Мы часто питались и древесными опилками. Крысы продавались по полдуката за штуку, но и за такую цену их невозможно было достать.

 Я НЕ ЛЮБЛЮ по мотивам Владимира Высоцкого

 Я не могу, я не люблю, я не умею и не сумею, потому что не хочу нагнуться к слабому, чтоб потрепать за щеку, а встав на цыпочки, сказать, что я лечу.

И потерпеть, когда терпеть противно, и помолчать, когда молчать нельзя, советовать, когда никто не просит, и не прийти, когда зовут друзья. И бормотать, и лепетать, и в грудь помпезно ударять, и лебезить, и хлопотать, и "подкрадаться". И подтирать, и подпирать, и подавать, и подгонять, и подкупать, и подменять, и поддаваться.

Меня всю жизнь от этих "под" бросает в дрожь, кидает в пот и заставляет, что ни год, считать потери. От них беда и суета, и затхлый запах изо рта. Плодят их "живчики" и сонные тетери.

На пьянке петь – не подпевать. С друзьями быть – не отбывать. За дело бить – не подбивать и ухмыляться. На свете жить – не поживать. А в стае выть – не подвывать. От жизни брать – не подбирать и умиляться.

Я не люблю упрямых и надменных, обидчивых, трусливых и скупых. Не понимаю слово "непременно", и там, где точки вместо запятых.

Я не могу для дела пить, стенать, ушами шевелить и взятки брать или давать, что равнозначно.

Дым в небо кольцами пускать, копить, копаться, распускать, подозревать и ревновать, и распинаться.

Я не люблю себя, когда болею, когда из вежливости слушать не умею, когда вздыхаю чаще, чем дышу. А главное, что маме не пишу.

Когда я дело до конца не довожу и от услуги отказаться не спешу. Достойных слов, когда в ответ не нахожу. Но главное, что маме не пишу.

Зато умею я прощать, зато умею я молчать, зато умею отвечать глаза не пряча. Зато умею я любить, стремясь самим собою быть. Не знаю только это дурь или удача?

1983г ПОДВОДНЫЙ поиск ВЕДЕТ "САДКО" Флагман Дунайской флотилии монитор "Ударный" вступил в бой в первые дни гитлеровского нападения и отважно сражался до своего последнего боя 20 сентября 1941 года.

Наш баркас устало перекатывается по черноморским волнам. Третьи сутки длится поиск затонувшего судна. С утра и до захода солнца тралился участок за участком. Ежечасно выбираются растянутые между баркасом и ялом якоря и, очищенные от водорослей, вновь опускаются в море. Уставшие и огорченные возвращаемся мы в наш палаточный лагерь, над которым развивается вымпел с названием экспедиции "Ударный-82".

Из военной хроники 8 августа 1941 года. Южный Буг. Монитор "Ударный" и три бронекатера вели огонь по скоплению немецких войск и техники у Вознесенска. Артиллерия монитора взорвала эшелон с боеприпасами и разрушила понтонный и железнодорожный мосты…

8 августа 1982 года. День поиска. На борту нашего судна помимо членов экспедиции находится согласившийся нам помочь рыбак из села Прогнои…

Сидя на баке, с волнением поглядываем на заходящее солнце и с нетерпением – на готовые к работе акваланги и водолазное снаряжение. Утомительно долгой кажется каждая минута. До рези в глазах всматриваемся в воду, наивно надеясь увидеть темное пятно над погибшим кораблем. Но море зеркально отражает лучи заходящего солнца, и, кроме ярких бликов и плавающих на поверхности медуз, ничего.