Выкорчеванная
Шрифт:
Но на этом, на мой взгляд, мои таланты и заканчивались. Я всегда считала, что никого, кроме моей семьи это не касалось. Даже сейчас до меня не дошло, как еще можно было бы использовать волшебство, кроме дурацких нарядов и отлынивания от легкой домашней работы, которую и так можно быстро закончить самостоятельно. Мне не было дело ни до своего слабого продвижения, ни до того, как это его изводило. Я можно даже сказать, начала жить в удовольствие, пока не прошло некоторое время, и не наступила середина зимы.
В окно мне было видно, как на каждой деревенской площади засветились новогодние елки. На всем протяжении к Чаще сквозь темную долину словно расселись крохотные яркие светлячки. У нас дома матушка запекает огромный
По соседству с нами Венса печет каштаны, и запекает для праздничного стола шмат нежной говядины с сушеными сливами и морковкой. А Кася… и Кася, конечно же, здесь. Наверняка готовит на деревянном вертеле шакотис, поливая слой за слоем тестом, чтобы образовались похожие на сосновую шишку рожки. Она научилась его печь, когда нам было по двенадцать лет. Венсе пришлось отдать женщине из Смольника свою кружевную подвенечную фату, длина которой была в два раза выше ее роста, в обмен научив Касю его готовить. Чтобы та могла готовить шакотис для лорда.
Я старалась радоваться за нее, и в основном жалела себя. Тяжело быть запертой одной в неприветливой и холодной высокой светелке. Дракон не отмечал этот праздник. Насколько я могла судить, он вообще не имел представления, что сегодня за день. Я сходила в библиотеку как обычно, пробубнила очередное заклинание, он немного на меня покричал и отпустил.
Пытаясь скрасить свое одиночество, я спустилась в кухню и приготовила для себя небольшой праздничный ужин: кашу с ветчиной и тушеными яблоками. Но когда я выложила все на тарелку, это все равно показалось обыденным и простым, так что я впервые использовала для себя заклинание «lirintalem», слегка пострадав ради чувства праздника. Воздух дрогнул и внезапно передо мной появилось блюдо жареной свинины: горячей, розовой, истекающей соком; моя любимая пшенная каша, густо приправленная маслом, присыпанная по центру поджаренными хрустящими хлебными крошками; горсть свежего горошка, которого никто из моих знакомых не отведает до следующего года, и тейглах, который мне довелось попробовать всего лишь раз в жизни за столом нашей старшей женщины. В тот год нашей семье выпал жребий быть ее гостями на празднике урожая. Засахаренные фрукты с комочками обжаренного до золотисто-коричневого цвета сладкого теста, мелкий и светлый фундук, и все это пропитано блестящим и прозрачным медовым сиропом.
Но новогодний пир не получался. Не было нетерпеливого посасывания в животе от целого дня безостановочной готовки впроголодь и общей уборки. Не было радостного шума семейного застолья, смеха и обмена тарелками с угощением. Вид моего скромного праздничного ужина только усилил чувство одиночества. Я размышляла о матушке, которой пришлось готовить одной, без помощи даже моих неловких рук, и я, бросив нетронутый ужин на столе, спрятала защипавшие глаза в подушку.
Даже два дня спустя мои глаза были опухшими и заплаканными, и у меня все валилось из рук сильнее обычного. В этот самый момент под перестук копыт в Башню прибыл гонец, заколотивший в огромные двери. Дракон отложил книгу, по которой пытался меня учить, и спустился вниз. Двери сами-собой распахнулись, и посланец едва не ввалился внутрь. На нем было темно-желтое сюрко барона Желтых болот. Лицо гонца было в потеках от пота. Он приклонил колено, отдуваясь и бледнея, но не стал дожидаться разрешения, чтобы заговорить:
— Мой повелитель барон умоляет вас немедленно прибыть, — произнес он. — У нас появилась химера. Пришла с горного перевала…
— Что? — резко спросил Дракон. — Для них не сезон. Поточнее, что это за чудовище? Не мог какой-нибудь идиот
назвать виверну химерой, а остальные начал повторять…Гонец принялся качать головой словно маятником на веревочке:
— Змеиный хвост, крылья летучей мыши, козлиная голова… Я сам ее видел, лорд Дракон. Именно поэтому мой повелитель и отправил меня к вам…
Дракон раздраженно вполголоса зашипел: как какая-то химера посмела отвлечь его, явившись не в свое время. Мне, например, было непонятно, почему у химер должно быть определенное время. Разве они не волшебные создания, и они не могут делать все, что им вздумается?
— Постарайся не быть полной дурой, — сказал волшебник, пока я трусила за ним по пятам обратно в лабораторию. Он открыл ящичек и приказал мне собрать для него разные флаконы. Я выполнила это поручение без энтузиазма и очень осторожно.
— Химеры — порождение извращенного волшебства, но это не означает, что они перестают быть живыми существами, со своими природными особенностями. В основном они порождаются змеями, поскольку вылупляются из яиц. Они хладнокровные, и проводят всю зиму в спячке, или как можно больше отлеживаясь на солнце. Они вылетают только летом.
— Так почему же эта объявилась сейчас? — стараясь следовать его рассуждениям, спросила я.
— Скорее всего, это нечто иное, а тот запыхавшийся деревенщина внизу просто испугался собственной тени, — ответил Дракон, но на мой взгляд «запыхавшийся деревенщина» вовсе не показался дураком или трусом, и кажется сам волшебник не слишком верил собственному объяснению. — Нет, не этот красный, идиотка! Это пекло. Химера, если представится, может пить его галлонами и ее следующий выводок превратится в настоящих драконов. Красно-фиолетовый, тот, что на два дальше. — Оба этих флакона на мой взгляд были красно-фиолетовыми, но я быстро поменяла пузырьки местами и подала тот, что он хотел. — Ладно, — сказал он, закрывая ящичек. — Ничего не читай, и, если можешь, ни к чему не прикасайся в моей комнате, а также постарайся до моего возвращения не превратить это место в груду камней.
Только сейчас я поняла, что он оставляет меня совсем одну. Я в отчаянии уставилась на него:
— Что мне тут одной делать? А не могу я… отправиться с вами? На долго это?
— На неделю, месяц или навсегда, если меня будут отвлекать всякими особенно неловкими поступками, и позволю химере порвать себя на кусочки, — рявкнул он в ответ: — что подразумевает «нет, нельзя». А ты, насколько это возможно, не делай абсолютно ничего.
Он выбежал прочь, а я помчалась в библиотеку и уставилась в окно. Двери закрылись за волшебником, едва он сошел по ступеням. Гонец уже был на ногах.
— Я заберу твою лошадь, — услышала я Дракона. — Ступай в Ольшанку, я оставлю ее там и возьму свежую. — Тут он запрыгнул в седло и властно двинув рукой, прошептал какие-то слова. Перед ним в сугробе возникло небольшое пламя, которое покатилось, словно шар, впереди, растапливая до земли снег по середине дороги. Он тут же поскакал рысью следом, несмотря на то, что лошадь от страха прижала уши. Я решила, что заклинание, которое перенесло его в Дверник и назад не работает на таком большом расстоянии, или он может пользоваться им только на своей территории.
Я простояла в библиотеке, пока он не исчез из вида. Его общество никогда не казалось мне приятным, и все же с его отъездом башня резко опустела. Я хотела было отпраздновать его отбытие как настоящий праздник, но не была для этого по-настоящему уставшей. Я немного повышивала свое одеяло, а потом просто села у окна, таращась на долину: на поля, деревни и любимый мною лес. Следила, как стада коров и овец ведут на водопой, как по дороге проезжают одинокие сани или случайный всадник, а в прочее время, как снег гонит поземку. Наконец я задремала, прислонившись к раме. Проснулась я внезапно в темноте и увидела цепочку горящих почти во всей долине огней.