Выкорчеванная

Мне некогда было думать о нём. Касю почти месяц лихорадило и не отпускала болезнь. Ночами она подскакивала полусонная, захваченная кошмарами о том, как она все еще блуждает по Чаще, и легко раскидывала нас, даже Дракона могла отшвырнуть в другой конец комнаты. Пришлось привязать ее к массивной кровати со столбиками сперва веревками, и, наконец, цепями. Я спала на ковре у подножия кровати, чтобы по любому крику принести ей воды, а также постараться впихнуть в нее пару ложек еды. Сперва она не могла удержать в желудке ничего, кроме пары ломтиков простого хлеба.

Дни и ночи слились в сплошную череду, прерываемую лишь ее бодрствованием. Сперва она просыпалась каждый час, и десять минут уходило на то, чтобы её успокоить, так что я почти не высыпалась и постоянно клевала носом. Только спустя неделю пришла уверенность, что она выживет, и я выкроила пару минут, чтобы накарябать послание Венсе о том, что Кася спасена и что ей становится лучше.

— Она сохранит это в тайне? — спросил Дракон, когда я попросила его отправить записку. Я была слишком уставшей, чтобы спросить, почему его это беспокоит. Я лишь расправила записку и приписала: «Не говори пока никому», — и отдала волшебнику.

Мне следовало поинтересоваться, а ему настоять на больших предосторожностях. Но мы были оба потрепаны как ветхая одежда. Я не знала, над чем он сейчас работает, но ночами, пробираясь, спотыкаясь в кухню и назад, замечала горящий в библиотеке свет, и сваленные стопками страницы, исчерченные диаграммами или с записями. Как-то вечером, придя на запах дыма, я нашла его заснувшим с лаборатории. Нижняя часть перегонного куба, нагревавшегося на пламени свечи, успела почернеть и полностью выкипеть. Когда я его разбудила, он подскочил, неуклюже перевернув всю конструкцию и вызвав пожар, что для него было нехарактерно. Нам обоим пришлось постараться, чтобы унять огонь, и у волшебника был напряженный и взъерошенный вид, как у рассерженного кота, недовольного уроном, нанесенным собственному достоинству.

Спустя три недели Кася проснулась, проспав целых четыре часа подряд, и, повернув ко мне голову, сказала бессильным, но собственным голосом:

— Нешка, — ее темно-карие глаза смотрели тепло и открыто. Смеясь сквозь слезы, я обхватила ее лицо ладонями, а она сумела обнять меня своими непослушными руками и улыбнуться в ответ.

После этого она быстро пошла на поправку. Поначалу ее странная новообретенная сила принесла ей некоторые неудобства, даже когда она попыталась впервые встать. Она натыкалась на мебель, и когда я в кухне варила суп, свалилась с лестницы, попробовав спуститься вниз. Но когда я от плиты примчалась на ее крик к ней на помощь, то обнаружила ее невредимой — не осталось даже синяка — у подножия лестницы, пытающейся снова встать на ноги.

Чтобы снова научить ее ходить, я, поддерживая ее на ходу, медленно водила ее по большому залу кругами, хотя на полу чаще оказывалась я, когда она по неосторожности сбивала с ног меня. Проходивший по своим делам в сторону подвала Дракон остался под аркой понаблюдать за нашим неуклюжим успехом с мрачным и непроницаемым лицом. Я помогла ей добраться до комнаты, и когда Кася осторожно забралась в постель и уснула, я спустилась в библиотеку поговорить с ним:

— Что с ней не так? — спросила я.

— Ничего, — коротко ответил волшебник. — Насколько я могу судить, она чиста. — По его виду не скажешь, что он этим доволен.

Я ничего не понимала. Может его беспокоит то, что в Башне находится кто-кто еще.

— Ей лучше, — рассказала я ему: — Скоро все кончится.

Он посмотрел на меня с видимым раздражением:

— Скоро? А что ты собираешься с ней делать дальше?

Я открыла было рот и снова закрыла:

— Она…

— Вернется домой? — закончил за меня Дракон. — И выйдет замуж за крестьянина, если сумеет найти такого, кому будет все равно, что его жена из дерева?

— Она из плоти, а не из какого не из дерева! — возразила я, но уже поняла, и быстрее, чем хотела, что он прав. В нашей деревне для Каси больше не было места, как и мне. Я медленно села, положив руки на стол:

— Она… заберет свое приданное, — сказала я лишь бы что-то сказать. — Ей придется уехать… в город, в Университет, как прочим женщинам…

Он хотел было что-то сказать, но помолчал и переспросил:

— Что?

— Как прочие избранные, те, кого ты забирал, — сказала я без задней мысли: я слишком сильно беспокоилась из-за Каси. Что ей делать? Она не ведьма. Такое люди по крайней мере понимают. Она просто измененная, причем сильно, и я не думала, что ей удастся это скрыть.

Но он перебил мои мысли.

— Скажи-ка мне, — едко спросил он, и я, вздрогнув, подняла на него глаза: — вы все считали, что я брал их силой?

Я застыла с открытым ртом под его взглядом. Выражение его лица было натянутым и оскорбленным.

— Да? — ответила я по началу сбитая с толку. — Конечно мы так считали. А как иначе? Если это не так, то почему бы… почему бы вам просто не нанять себе слугу… — уже когда я произносила это, начала сомневаться, была ли та, другая девушка, что оставила мне послание, права. Что он просто хотел общения… но немного и на собственных условиях: не из числа тех, кто может уйти от него, когда захочет.

— Наемные слуги оказались непригодными, — уклончиво и с раздражением ответил волшебник, не объяснив, почему конкретно. Не глядя на меня, он сделал нетерпеливый жест. Если бы он видел мое лицо, то остановился бы: — Я не выбираю деревенских девиц, которые хотят лишь найти себе жениха или стали бы от меня шарахаться…

Я резко выпрямилась, заставив кресло с грохотом отъехать по полу. Медленно и запоздало во мне словно наводнение начал вскипать бурлящий гнев:

— Так стало быть ты забираешь таких, как Кася, — выпалила я, — тех, что похрабрее, чтобы смогли это выдержать, кто не будет досаждать своим семьям слезами, и считаешь, что все в порядке? Ты их не насилуешь, а просто запираешь здесь на десять лет, и еще жалуешься, что мы плохо о тебе думаем?

Он уставился на меня, я, отдуваясь, уставилась на него в ответ. Я и не знала, что во мне есть подобные слова. Не знала, что во мне сохранились подобные чувства. Я никогда не думала, что смогу сказать нечто подобное своему лорду, Дракону. Я его ненавидела, но не стала бы упрекать, как не стала бы упрекать молнию за то, что она ударила в мой дом. Он не был обычным человеком, он был лордом и волшебником: странным существом совершенно иного порядка, таким же непостижимым, как буря или чума.

Но он снизошел вниз со своей недосягаемой высоты, он проявил ко мне настоящую доброту. Ради спасения Каси он снова позволил соединить свою силу с моей тем особым, захватывающим дух, интимным образом. Полагаю, может показаться странным мой способ поблагодарить его за это, накричав на него, но это было более чем благодарность — я хотела, чтобы он стал человечнее.

— Это неправильно, — громко произнесла я: — Неправильно!

Он поднялся, и мгновение мы в молчаливом гневе оба смотрели друг на друга через стол, и оба в одинаковой степени, я полагаю, были поражены. Потом он повернулся и отошел от меня с ярко-красными пятнами от гнева на щеках, уставившись в окно, крепко сжав руками подоконник. Я выбежала из комнаты и понеслась вверх по лестнице.

* * *

Остаток дня я провела, притулившись на краешке кровати рядом со спящей Касей, держась за ее тоненькую ручку. Она была теплой и живой, но волшебник прав. Хоть ее кожа и была мягкой на ощупь, под ней находилась твердая плоть — но вовсе не каменная, а как бы гладкий янтарь, твердый, но округлый, без острых граней. Ее темно-золотые волосы подсвеченные отраженным сиянием свечи завивались в колечки, похожие на древесные кольца. Ее можно было бы принять за вырезанную из дерева статую. Я убеждала себя, что невозможно до такой степени измениться, но знала, что неправа. У меня был слишком предвзятый взгляд: я видела лишь свою Касю. Тот, кто с ней не знаком, сразу заметит странности. Она всегда была красивой, но сейчас была просто неземной красавицей, застывшей и сияющей.